на главную страницу

   

0268.178   Инстинкт и сознание  

   В то время я держался на расстоянии от Харченко. По работе я был с ним мало  связан, он же вызывал во мне инстинктивное чувство неприятия. Разговоры, которые велись за его спиной, славы ему не прибавляли и формировали к нему непроизвольное, чувственное, инстинктивное отношение, но всё совершалось и без этих разговоров, достаточно было видеть выражение его лица, его мимику, слышать его  слова. Всё это в совокупности формировало портрет определенного типа животного, и этот тип животного моя животность не принимала, ощущая в нём опасность, против которой у меня, может быть, нет защиты. Это отношение было подобно тому, как это бывает к какой-нибудь незнакомой козявке - ты о ней ничего не знаешь, но уже один вид её вызывает отталкивающее чувство, и если она вдруг попадет тебе на рубашку, ты с отвращением её сбрасываешь. Я заметил, что это чувственное отношение к человеку формируется уже в самый первый момент встречи, еще до того, как он скажет какое-нибудь слово или что-нибудь сделает, достаточно  его вида,  общего выражения его лица -  а потом и то, что о человеке говорят, и то, что человек делает, всё это так или иначе накладывается на это инстинктивное ощущение человека, и либо затормаживает его, и ты напрочь забываешь об этом первом впечатлении, либо усиливает и делает ведущим. Человек еще ничего не сделал тебе, или выказал тебе свою симпатию, или даже сделал  что-то хорошее - а тебя воротит от него, и ты не в состоянии с этим чувством бороться. Тогда  ты инстинктивно стараешься держаться от него подальше, чтобы не выдать своих чувств, потому что чувствуешь, что не выдержишь, сорвёшься и выскажешь ему то, что о нём думаешь. Странность при этом заключается в том, что то, что ты думаешь о нём - это твои чувства. Ты говоришь слова, но за ними стоят чувства. Твоими словами говорят твои чувства. А это значит, что слова твои не осознанны, что ты сам их не понимаешь. А я по большей части и не задумывался о словах. У меня было ощущение, и этого было вполне достаточно для того, чтобы в соответствии с ощущениями относиться к человеку. И с этими ощущениями я ничего не мог поделать. Однако к тому времени мой опыт научил меня тому, что реагирование на человека в соответствии с чувствами, которые он в тебе вызывает, ни к чему хорошему для меня не приводит. И поэтому я старался Харченко обходить стороной, лично с ним не контактировать, и это питалось тем, что меня не покидало чувство, что как только возникнет личный контакт, как только я войду в него, я полечу в пропасть. А я к этому времени бы сыт подобного рода полетами по горло.
   Как водится в наше время, высшее начальство на нас экономило, поскольку ему, бедному, не хватало денег на себя. Эта экономия выражалась в непрерывном сокращении людей и фонда заработной платы. А так как там, наверху, ребята мурые, набившие руку на совмещении блага для своего кармана и демократии, то они и предоставили нам выбор, сократив фонд заработной платы: сокращение человека или должности замначотдела. А, между тем, очередной фазе сокращений предшествовали события, относящиеся к отделу. Нашему начальнику отдела Бердникову стукнуло 60 лет. Высокое начальство его поздравило с шестидесятилетием, и  предложило на его место Харченко. Но Харченко стал решительно сопротивляться своему назначению, поскольку место заместителя его вполне устраивало: лишние деньги и ответственности никакой. И начальство пошло на попятную, и всё осталось как есть. И, как потом говорил Харченко, начальство в отместку за это и предоставило нам этот выбор: либо сокращение должности заместителя начальника отдела, либо сокращение Петра Яковлевича. И случилась вся эта катавасия тогда, когда Бердников находился в отпуске, так что Харченко пришлось собирать собрание коллектива и зачитывать  ему приказ начальства. Коллектив проголосовал за сокращение должности начальника отдела, и т.о. Харченко потерял какие-то деньги из своей зарплаты (он совмещал должности замначальника отдела и начальника бюро). Коллективу казалось его решение справедливым, поскольку потерять дополнительные, считай, деньги одному человеку или всю зарплату другому - это вещи неравноценные. Но, как оказалось, сам Харченко так не считал. Он был интересен самому себе. Он считал себя обиженным. Он считал приказ начальства местью за то, что он не согласился стать начальником отдела. И т.о. оно решило пройтись по его зарплате. И он стал дожидаться возвращения Бердникова из отпуска. И Бердников, возвратившись из отпуска, все это переиграл: возвратил должность замначальника отдела и сократил Петра Яковлевича, поскольку Бердников был настоящим начальником и исходил из критерия пользы, а цена Харченко была в этом смысле несоизмерима с  ценой Петра Яковлевича. Человеческое отношение и отношение пользы - это разные отношения. Позже Харченко, описывая произошедшее, сладко говорил: "Петр Яковлевич тогда на меня обиделся", и весь вид его выражал самые близкие, самые дружеские чувства  к Петру Яковлевичу. Воспоминание об этом случае вызвало во мне другое воспоминание - пропагандируемое в советское время нравственное отношение к людям. Скажем, вам дают квартиру, но у кого-то большая семья, и вы отказываетесь от квартиры в пользу другого. И вот вы выступаете в качестве нравственного героя. И как-то невольно возникла мысль: может быть, вы и нравственный герой, и это вас греет. Но квартиры у вас не было и нет. Я в те времена еще не понимал, что если к чему-то призывают, то это означает, что в реальности, по жизни, этого нет, что человек, который следует этим призывам, остаётся в конечном счете с носом. Это сейчас всё откровенно, всё стало на свои места, и отношения между людьми определяются степенью их полезности друг для друга, и уже никто не высказывается по-хрущевски "человек человеку друг, товарищ и брат", а мы-то выходили из  времени, в котором неприлично было говорить о  пользе как первом и последнем критерии поведения, а оперировали нравственными категориями. При этом, разумеется, и тогда было то же самое, что и сегодня, только реальность прикрывалась лицемерием. А ведь этому многие верили и, случалось, через себя, через собственную натуру этому следовали. Вот и доследовались. Я, помню, в старые времена прочитал у Ленина задумчивое о критерии истины. И он там задумчиво сказал, что критерий истины - это польза. И я настолько далек был от этой мысли, настолько был привязан к нравственным категориям, что это ленинское высказывание было воспринято мной чуть ли не как кощунственное.
   Так что с точки зрения критерия пользы Харченко поступил вполне адекватно. Правда, при этом он вызвал очередную реакцию со стороны коллектива. То есть коллектив понял, что Харченко думает только о себе и предаст и переступит через каждого, кто окажется на пути его пользы. Но, если коллектив этот его поступок съел, а коллектив его поступок съел, потому что а куда же ему еще было деваться, то на коллектив можно и не обращать внимания, на человеческое отношение можно не обращать внимания, но защищаться от него, конечно. как-то нужно. Так вот почему у Харченко эта извечно лисья, лицемерно-преданно - дружески- обнимающаяся физиономия, желающая, чтобы это выражение  его физиономии принималось за правду. Всё это - способ приспособления, видимость: он тебе друг до того самого времени и в той самой мере, в какой ты ему полезен. Не видит от тебя пользы - и он будет говорить тебе, что всё для тебя делает, но при этом, разумеется, для тебя пальцем о палец не ударяет. Это такая натура, замкнутая единственно на себя и заботящаяся только о себе. Всякий её выход за пределы себя в ней сопровождается страхом, и она начинает приспосабливаться ко всякому положению, только бы спасти себя предавая всё и вся вокруг себя.   Она никого не любит, единственный её инстинкт - это инстинкт самосохранения своего ареала, и с ним она идет по жизни. Для того, чтобы понять что-то в натуре Харченко, нужно сравнить её с каким-нибудь антиподом. Хотя бы с Бердниковым. Бердников был настоящим начальником. Отдел - это был его отдел, и он любил его. И он исходил из пользы отдела и бился за отдел. Он никому никогда не выдавал своих сотрудников, не снимал с себя ответственности за них, и в то же время железной рукой наводил порядок в отделе. Личность Бердникова выходила за пределы его физического существования и его личного ареала, хотя, может быть, и ограничивалась отделом, который составлял его жизнь. Личность Харченко ограничивается им самим, чувством самосохранения, всё остальное является для него внешними объектами. И он стремится поддерживать по возможности равновесие между собой и окружающими, в том числе и во всём, что касается семьи. Семья для него ближайшее после него самого. Пожалуй, семья - это единственное, что является частью его человеческой натуры, с чем он имманентно связан
   И вот так случается, что у Бердникова случилась онкология. Почти до последнего своего дня он продолжал работать. За несколько дней до его кончины мы с ним перекинулись несколькими словами. Моя натура полностью принимала Бердникова. Я чувствовал, что он меня любил. Мы перекинулись несколькими словами, и он как-то странно посмотрел на меня. И я понял, что этим взглядом он попрощался со мной.
   В это же самое время Мельник, бывший в то время генеральным, снял с должности зам. главного инженера независимого Петра Федоровича, и т.о. на заводе вдруг оказались две вакантные должности - начальника отдела и зама главного инженера. Харченко предложили занять место зама. Если бы Харченко принял это предложение, то начальником отдела стал бы Гребенщиков, который всеми силами стремился наверх. Однако Харченко не хотел быть и начальником отдела, но тут уж, волей-неволей, ему пришлось согласиться, чем вызвал неприязнь со стороны Гребенщикова, у которого Харченко, т.о., вырвал просящийся в рот кусок хлеба с маслом.
   И вот тут-то я и оказался в ситуации, когда  волей-неволей должен был близко контактировать с Харченко. И тут я испугался. Я испугался за себя. Испугался за то, что в какой-то момент не выдержу и сорвусь, и моё отношение к нему хорошо еще, если только выразится на моём лице. Я не мог этого себе позволить. Испортить рабочие отношения - это уже не работа. Этого нельзя было допустить. И я начал блокировать свои чувства к нему. Я стал приводить себя в такое состояние, чтобы не ощущать его: не воспринимать выражения его лица, его эмоциональных реакций, ничего, что так или иначе относится к чувствам. Я стал смотреть на него как бы боковым зрением, в котором есть целое, но не присутствуют детали. Я перестал вглядываться в него. Мне нельзя было допустить чувственных реакций на него, и, к моему удивлению, мне это удалось. Он для меня превратился во внешний объект, который "там, за туманами". У меня были всё те же мысли о нём, что и раньше,  но своим мыслям я нигде не позволял переходить в чувства. Наши отношения можно назвать отношениями видимости. Видимости дружеских отношений, видимости дружеских чувств. В реальности ничего этого не было ни с моей, ни с его стороны. С его стороны не было соответствующих чувств, потому что у него и ни к кому не было чувств, но лишь их мимикрия, их видимость, причем, настолько, что эту видимость Харченко принимал за реальные чувства. Отличие же видимости чувств от реальных чувств состоит в том, что видимые чувства нигде не переходят в реальные практические действия, нигде ни в чём не реализуются. Все отношения определяются отношениями пользы. Харченко защищал меня тогда, когда видел в этом пользу для себя. И спокойно предавал во всех остальных случаях. Это было то, что сейчас называют "бизнес и ничего, кроме бизнеса; никакой политики". Всё то, что относится к т.н. "человеческим отношениям" - ничего этого не было, но всё это выглядело как именно человеческие отношения. И  произошло смещение., при котором  совершенно забываешь, с какого рода человеком имеешь дело. Ты начинаешь почти верить  во внешне выказываемые чувства и в то, что за ними что-то стоит. Ты существуешь и действуешь в этом поле. Не случайно говорят: лицом к лицу - лица не увидать. Ты словно слепнешь.
    И получается реципрокное отношение: существует расстояние между людьми, и мы можем объективно судить о людях, о том, что они есть сами по себе как некоторое целое, как внешний объект. И наше поведение по отношению к человеку определяется теми реакциями, которые вызываются чувствами, которые вызывает в нас человек. И это - отношения симпатии или антипатии. Если это отношения симпатии, то происходит сближение с человеком, его понимание. Если это - отношение антипатии, то происходит отвращение, отталкивание от человека, нежелание иметь с ним общие дела.
   Но по жизни нам приходится иметь близкие деловые отношения с разными людьми, как симпатичными, так и асимпатичными нам. И когда нам приходится иметь близкие отношения с людьми, нам асимпатичными, позже, когда мы выходим из этих отношений, мы чувствуем себя вываленными в грязи.
   И вот возникает вопрос: а что делать? Как бы можно было соединить рациональное и чувственное отношение к человеку без того, чтобы при этом не вытеснялась ни одна из сторон, чтобы рациональное отношение не вело к вытеснению чувств, заменой их суррогатом, и чтобы чувства, в то же время, не разрушали рациональный характер отношений?
   Что такое симпатия? - это взаимное притяжение людей друг к другу. Что такое асимпатия? - это отталкивание людей друг от друга. В обоих этих случаях действует закон рефлекторных отношений: если вам в рот подается пища, то выделяется вязкая слюна, способствующая её усвоению. Если вам в рот подается кислота, то выделяется жидкая слюна, способствующая её удалению. Значит, вопрос состоит в обеспечении такой схемы поведения, которая не позволяла бы заглатывать кислоту, и, вместе с тем, позволяла бы принимать пищу. Как представляется, должна в этой единой функции существовать поведенческая схема защиты, позволяющая отсекать отрицательные воздействия и ассимилировать положительные. Но вот возможна ли такая схема принципиально - большой вопрос.

   21.01.10 г.

 Миниатюры ×
151 О свободе воли 151
152 Бессознательное 152
153 Патрифрх Кирилл в Ростове 153
154 Ленин в мавзолее 154
155 Кто что говорит,тот то и делает 155
156 Проотивно 156
157 Прерывность сознания 157
158 Невидимая сторона сознания 158
159 Молчание музыки 159
160 Из дома в дом 160
161 Государство и общество 161
162 Ржачка напала 162
163 Счастье 163
164 Смычка любви к себе и воровства 164
165 Кусок мяса 165
166 Вытеснение 166
167 Два дня из жизни предателя 167
168 Агрессия 168
169 Не сошлись левыми полушариями 169
170 Нравственный закон и свобода 170
171 Приколист 171
172 Деньги 172
173 Всё дозволено 173
174 С другой планеты 174
175 Тянет 175
176 Чёрная дыра 176
177 Множественность причин 177
178 Инстинкт и сознание 178
179 Миражи и реальность 179
180 Надрывы 180
181 Торможение 181
182 Правила 182
183 Кто закрывает скобки? 183
184 О восприятии физических излучений 184
185 О дыхании 185
186 Человек и его натура 186
187 Грязненький 187
188 Цивилизация, мысль, государство 188
189 Бестолковщина 189
190 Ирод не нашего бога 190
191 Уходят люди 191
192 Следуя за мужчиной и женщиной 192
193 Давид Оганесович 193
194 Социальная база бандитизма... 194
195 Рынок и демократия 195
196 Сфера бессознательного 196
197 Тузик 197
198 День рождения 198
199 Страсть 199
200 Иван-да-Васька 200
×