Обычно тексты строят, начиная с определения родовых понятий, и от них идут к чувственно воспринимаемой реальности. И т.о. действительное знание человек получает не в начале, а в конце познавательного процесса. Только в конце человек начинает понимать, что же означали на чувственном уровне родовые понятия. Однако реальное познание начинается с чувственности, и на основе её данных строятся родовые понятия. Преимущество такого индуктивного движения состоит в том,
что с самого начала чувство и понятие образуют единство1
, а это и есть
действительное, практическое знание. В этом смысле кажется, что дедуктивно
построенные тексты лучше читать с конца, обращаясь, встречаясь с незнакомыми
терминами, к началу, к местам, где дается их определение.
И тем более это относится к гегелевским текстам, которые имеют дело с феноменологическими объектами. И хотя феноменологические объекты представляют собой внутреннюю реальность каждого человека, однако они, подобно объектам внешнего чувственного мира, должны быть обнаружены и определены, а определение их осуществляется исследованием их функций. В этом отношении внутренний, феноменологический мир оказывается подобен внешнему, чувственному миру.
Но точно также, как внешнее становится понятным через внутреннее, через внутренние категории, точно также и внутренние категории становятся понятными через их связь с внешним чувственным миром. Кажется, что можно сказать, что одна сторона противоположности ориентируется по отношению к другой её стороне. (тексты берутся из БШ, Гегель, Феноменология)
Вот из этой привязки чувственно-практического и чувственно - феноменологического
мы начинаем, с пункта "Господин и раб", поскольку каждый примерно
представляет себе характер отношений между ними, но не каждый на это способен
смотреть по-гегелевски как на работу феноменологических
механизмов.(Г.,Ф.д.,стр.103)
— Господин есть сознание, сущее для себя (Сознание,
сознание сущее. Сущее - существующее? для себя. Следовательно, сознание может
существовать для себя и для другого4
. Существовать для себя - иметь целью себя,
быть направленным на себя. Принцип функционирования живой системы как раз
и состоит в том, что её существование обеспечивается её направленностью на себя,
на самосохранение и самореализацию. И это для системы в сфере, связанной с её
сознанием, является основным вектором. Но сознание не есть вся реальность
системы. Сознание индивидуализированно, оно является сознанием индивида.
Бессознательное человека представляет его род, и в сфере бессознательного
определяются функции человека в качестве элемента рода, которому субъект
подчиняется "как своей судьбе". Существовать для другого - иметь целью другого.
Человек своё материальное тело обозначает как я. "Ты кого видел? - меня. Но ты
видел моё тело. Но моё тело - это я и есть. Но изнутри, феноменологически,
я - дух. Значит, ты видел материальную форму явления моего духа или мой дух
функцию моего тела. Поскольку мы выступаем по отношению друг к другу как феноменологические сущности, то моё тело, которое ты видишь, означает, что ты видишь материальный носитель моего духа. Значит, я исхожу из
тождества материального и идеального, из универсального класса. А это - то же
самое отношение, которое мы встречаем у Сократа. Итак, сущее = существующему как
материальному бытию. Сущность сознания есть то, что оно существует, существовать
же оно может только через своего материального носителя, и в
материальности его носителя и заключается источник его бытия5
.
Гегелем рассматриваются объекты, но рассматриваются они со стороны их феноменологии, которая рассматривается в
качестве первичной, качестве сущности объектов. Хотя феноменология другой своей стороной имеет рефлексы, то есть объективный, материалистический подход, и т.о. противоположности оказываются в содержательном отношении тождественными. Здесь же еще замечание: сознание - это со-знание. Это означает, что существует знание и нечто, соответствующее ему, а это - отношение познающего и познаваемого. Но само познаваемое, будучи знанием (с объективной стороны
- рефлекторной схемой) есть отражение (отображение) вне сознания существующей
материальной реальности.), но уже не одно лишь понятие сознания
(1 В этой точке мы можем перейти к понятию сознания, как его понимает Гегель. Здесь же отмечу, что обычно чтение философских книг читается человеком, который исходит из своей "карты мира" и оно заключается в её противопоставлении той карте, которая представлена в тексте. В результате этого он исходит из критериев противоречия или соответствия чужой карты мира своей. Способ подхода НЛП - исходить из карты мира другого, поелику ты имеешь дело с другим, устраняет исходную конфронтацию к карте мира другого и лишает её возможности овладеть содержанием вашего бессознательного. Ибо когда мы исходим из конфронтации, то это - вытеснение объективного содержания читаемого в бессознательное, которое, в противоположность сознанию, в этом случае воспринимает читаемое буквально и однажды это прочитанное является
нашему сознанию в качестве его нового содержания. Тогда как если мы читаем текст, исходя из авторской карты мира, то получаем единство воздействия на сознание и бессознательное,
в результате чего обеспечивается нейтрализация чужого бессознательного и либо
ассимиляция приемлемого в нём, либо отбрасывание, дефекация неприемлемого.
Сознанием обеспечивается переваривание бессознательного, и в этом смысле
сознание подобно желудку, которое преобразует духовную пищу, выделяя в ней
полезные части, которые ассимилируются им, и отбрасывая посредством дефекации
сознания неприемлемые части.
Здесь же обратим внимание на различие между характером функций сознания и бессознательного. При этом для пространственной ориентировки связываем сознание с левым полушарием правшей, а бессознательное - с правым. Мы будем придерживаться этой точки зрения до тех пор, пока она не вступит в противоречие с объективными данными, а это, полагаю, произойдет, если вообще произойдет, достаточно не скоро.
Для иллюстрации утверждения расскажу такой случай. Я сделал и застеклил раму для балкона и мне нужно было осуществить кое-какие доработки. Я положил раму на пол и
моё сознание приказало моему бессознательному, чтобы оно, не дай бог, не стало
на стекла. Речь, как вы понимаете, идет об отношении сознания и бессознательного, и вы видите, что сознание с гонором и гордыней, и если его не удерживать, оно начинает лететь. Не прошло и минуты, как я стал на вставленное стекло и раздавил его. Беру вторую раму и говорю
себе: "Ну, если ты, скотина, еще раз станешь на стекло..." - и тут же теряю равновесие и давлю очередное стекло. Тут я начинаю понимать, что грубостью с бессознательным не договоришься. "Руки" у моего сознания опускаются, и, очевидно, на поверхность всплывает бессознательное, и
в это время я давлю очередное, третье стекло. И тут с моим сознанием начинает говорить бессознательное, а я (в смысле, моё сознание) прислушиваюсь к нему. А говорит оно, что не нужно искать для себя слуг, и если ты не хочешь наступать на стекла, то обеспечивай этот процесс сам без того, чтобы обращаться к кому-то другому, которому до твоей работы дела нет и
которое занято своими делами. Моё сознание с недоумением смотрело на бессознательное.
Бессознательное же сказало, а сознание перевело сказанное : "Что такое стекло? Оно ведь прозрачно. И в качестве такового оно для бессознательного не существует,
а бессознательное, в силу своей буквальности, имеет разрешение наступать на то, признаков чего для него не существует. Для бессознательного стекла не существует. И тут моё сознание начинает понимать, почему бессознательное ведет себя таким образом. Должен быть сформирован рефлекс на условный раздражитель, который запрещает становится на места, на которых находятся стекла, и этот раздражитель не может быть понятием, не может быть знанием, которое пыталось давать сознание бессознательному. Бессознательное не обладает знанием именно потому, что оно само по себе есть знание, и, следовательно, исключает отношение к знанию. И тогда я прихожу к выводу о том, что бессознательное - непосредственно, представляет собой непосредственное знание, то есть в бессознательном объекты представляют самих себя. Тогда как в сознании никакой объект не представляет самого себя, но всегда - некоторый другой объект. Другими словами, сознание функционирует по принципу условного рефлекса. И, значит, в целом функционирование по рефлекторному принципу есть лишь часть принципа функционирования живой системы, а не целое. Я положил на стекла крест-накрест штапики, и после этого уже никогда не давил стекол, поскольку взгляд на штапики всякий раз возбуждал у меня рефлекс запрета, в основании которого лежал стресс, пережитый в моменты давления мной стекол. Т.о., отсюда получаем:
сознание никогда не бывает непосредственным. Объекты, с которыми оно имеет дело, никогда не представляют самих себя, но всегда - что-то другое. И это и есть принцип функционирования левого полушария. Мы входим в трансовое состояние тогда, когда на поверхность поднимается бессознательное. В этом случае восприимчивость увеличивается многократно, поскольку
снимаются контролирующие пункты - условные раздражители - левого полушария.)1
, а сущее для себя сознание, которое опосредствовано с собой другим сознанием
2
,
(сущее для себя сознание - это двойственность, это удвоение и это -
противопоставление сознания самому себе3
, обращение внимания сознания на самого
себя. А это означает удвоение сознания в себе, распадение его на
противоположности и также распадение на конкретное и абстрактное. Это сознание,
которое перестает быть всего лишь понятием самого себя6
и поэтому
существующим в себе. Что значит понятие самого себя? Это, например,
представление человека о себе. а именно таким, к сущности
которого относится то, что оно синтезировано с самостоятельным бытием или с
вещностью вообще. Но сущее сознание, опосредованное другим
сознанием, - это форма сознания, которое является сущим, действительным
сознанием, сознанием - бытием, а не простым представлением о себе, и это бытие
вызвано его отношением с другим сознанием. Сознание может становиться сущим
только при условии наличия другого сознания именно потому, что через это
отношение определяется воздействие другого сознания на него и его - на другое
сознание, что связано с сопротивлением другого сознания. Сознание из ощущения
своего тождества и определения себя как простого понятия сознания переходит в
форму отношений своего существования, так как другое сознание точно также есть
материальное сознание и поэтому оказывает воздействие на существование
существующего сознания:
Ленин писал: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». Для чего это нужно? - для того, чтобы не заразиться чужой субъективностью, чтобы не впустить
её в своё бессознательное, которая, в силу чуждости нашему собственному содержанию, будучи введена в наше бессознательное, превращается в действующую на нас независимо от нас силу, которой обеспечиваются действия, присущие ей и превращающие нас в её представителя, чем обеспечивается отчуждение нас от самих себя. Поэтому и при чтении Гегеля следует определиться с тем, чем различаются наши взгляды от взглядов Гегеля. Размежевание Ленина с Гегелем: "Я вообще стараюсь читать Гегеля материалистически. Гегель есть поставленный на голову материализ (по Энгельсу)- т.е. я выкидываю большей частью боженьку, абсолют, чистую идею etc" Моё размежевание с Гегелем состоит в том, что если для Гегеля материальный мир есть явление идеи, то для меня внешнее и внутреннее, материальное и духовное есть две стороны единства: то самое, что есть со стороны своего внешнего существования материя, с внутренней стороны есть дух. Ленин писал, что у материи должно быть какое-то свойство,
родственное с ощущением. Другими словами, ему, ярому материалисту,
пришлось через задний вход впустить идеализм. Ибо можно говорить о способности
материи к отражению. Но "отражение" - это всего лишь слово. Отпечаток обуви на
земле есть отражение обуви. Но этого совершенно недостаточно: необходимо, чтобы
существовало нечто, что способно читать это отражение. И даже здесь, в этом
случае мы можем оставаться на материалистических позициях, придумав механизм, который реагирует именно на этот отпечаток обуви как
её отражение. В этом смысле мы можем построить, очевидно, механизм, который,
рассматриваемый со стороны, ведет себя вполне разумно, и, однако, мы знаем, что это - всего лишь машина, которую мы запрограммировали определенным образом,
и наше знание опирается на то, что такой механизм в качественном отношении
всегда конечен, то есть ограничен своей программой7
. Он - всего лишь подражание
человеческому поведению и человеческим действиям, которые осознаны человеком и
воплощены в механизме. То, что осознано, может быть воссоздано.
Чего мы этим добиваемся? - лишь того, что идем в дурную бескнечность, когда каждый следующий материалистический шаг требует от нас следующего такого же шага в стремлении достижения идеального как такового.
Однако всё это движение обеспечивает лишь создание видимости идеального.
Идеальное недостижимо материальными средствами точно также, как недостижимо
открытие сущности любви в сексе, которая ускользает в тот самый момент, когда
собирается открыться, и сколько бы вы ни бежали в этом направлении, ваш бег
будет заканчиваться одним и тем же: тем, что вы снова не поймали синюю птицу. И
когда приходят к этому пониманию, то могут интерпретировать это как обман
природой человека. Но ведь это и означает субъективирование природы,
рассмотрение природы как живой.
Выделение
одной стороны противоположности - материи или духа- и рассмотрение её как абсолютной истины есть
удаление всякого противоречия и означает само по себе исключение всякого
движения, означает мертвечину и могилу. С другой стороны, объективно
абсолютизация одной из сторон ведет к вытеснению противоположной в
бессознательное и отчуждению человека от самого себя. Только наличием
противоречия обеспечивается движение, обеспечивается живая жизнь, процесс,
изменения, переход от одного к другому. Когда сегодня говорят о том, что следует
устранить противоречия между существующим сегодняшним государством и
символами государства ушедшего, то стремятся к неподвижности и могильному покою. Всякое противоречие разрешается в движении, исчерпывается в движении. Но исчерпанием себя противоречия в движении
оно создает новые реальности, а новые реальности относительно человека создают для человека новые противоречия. В этом и состоит человеческая жизнь: решая свои очередные противоречия, человек создает новые реальности и оказывается среди новых противоречий, которые ему необходимо разрешить. Когда же вы к живой жизни относитесь посредством понятий, которые в себе ограничены и стремятся к удалению всяких противоречий в системе отношений человека с его внешней средой, то вы убиваете тем самым жизненный процесс. Замечание Когда человек высказывает какие-то мысли, то эти мысли оказываются прямо противоположными тому, что есть человек в себе. Например, я, сам по себе, есть полнейшая могила, полнейшая неподвижность, полнейшая неприемлемость, отрицание противоречий, какими бы они ни были. И, т.о., я сам по себе стремлюсь не к жизни, а к смерти. Меня ведет инстинкт смерти. И все мои слова о движении - это не что иное, как проявление моей борьбы с инстинктом смерти, как моя борьба за жизнь.
Господин
соотносится с обоими этими моментами: с некоторой вещью как таковой — с
предметом вожделения, и с сознанием, для которого вещность есть существенное8
Вы видите, как легко это высказывание переводится на
рефлекторный язык: речь идёт о существующем рефлексе: с одной стороны,
существует некоторая чувственная потребность, с другой стороны,
содержанием сознания является вещь, которая является средством её
удовлетворения. Другими словами, налицо описание Гегелем рефлекса, как он
выглядит внутренне, феноменологически. Когда мы говорим о рефлексе, то мы говорим обычно о некотором определенном, конкретном рефлексе и имеем ввиду, соответственно, определенную потребность и определенную её удовлетворяющую
вещь. Всё здесь дано И мы, как правило, не замечаем, что за этим высказыванием Гегеля лежит общая рефлекторная форма, общий рефлекторный механизм, которым обеспечивается образование всякого конкретного рефлекса вообще. Мы имеем в этом смысле дело с механизмом, своего рода фабрикой рефлексов9
. И феноменологически этот механизм выражается логической (математической) схемой, в которой такие категории, как вожделение и предмет вожделения есть переменные, на места которых подставляются конкретные значения.
Если переменная, выражающая некоторую потребность - физиологическую
или какую бы то ни было иную, связана с образованным на неё рефлексом, то
осуществляется подстановка на место переменной10
, обозначающей предмет
потребления, и всё это внутри субъекта: чувственная (=телесная) потребность и
образ предмета потребления. И сознание как механизм, обеспечивающий выход
субъективности во внешность и осуществление внешнего поведения, обеспечивающего
присвоение и потребление предмета потребления. Но в этом случае мы имеем дело с
уже готовой схемой поведения, с набором стереотипов, которые применяет сознание
для удовлетворения цели и снятия в организме напряжения, вызванного
потребностью. Само функционирование организма как
актуального процесса постоянно как воспроизводит существующие, так и производит
новые потребности.
В жизни потребность определяется через предмет потребления. Поэтому реально испытываемая потребность вызывает активную ориентировочно - исследовательскую реакцию по поиску или созданию предмета потребления. В свою очередь, когда определены потребность и предмет потребления, возникает вопрос о способах перехода от потребности к предмету потребления, так как ситуации меняются, соответственно, изменяются и способы овладения предметом потребления.
и так как а) в качестве понятия самосознания господин есть непосредственное отношение для-себя-бытия,
другими словами, его целью явлется он сам, удовлетворение его
собственных целей и вожделений а в) теперь он вместе с тем существует как опосредствование или для-себя-бытие, которое есть для себя только благодаря некоторому другому,
но опосредованное для себя бытие есть в то же самое время непосредственное
отношение к опосредующему его бытие, так как его собственные цели реализуются
опосредующим, а не им самим, и он, т.о., оказывается находящимся в зависимости
от опосредующего. А это означает, что им должно осуществляться такое воздействие
на опосредующее, которым обеспечивается нужное для него действие последнего.И
поэтому Гегель продолжает:то он соотносится а) непосредственно с обоими и в) опосредствованно с каждым через другое. Отсюда получаем двойное отношение человека к самому себе: непосредственное в смысле его целей, и опосредованное, отражающее средство цели - раба, свойства этой цели. Если принять, что первично господин и раб есть тождественные субъекты, то для установления между ними поляризации "господин - раб" господин должен превратить условия существования свободного субъекта в рабские, должен сделать раба несвободным. Ведь если раб реализует цели господина, а эти цели господина первично определяются господином и являются его собственными субъективными целями, реализующими его материальное и иное бытие, то раб должен выступать по отношению к господину как простое орудие реализации целей господина. Но быть орудием для другого - это значит не быть орудием для себя. Мы говорим о том, что субъект есть единство духа и тела, идеального, души, и материального, тела, то, выступая в качестве средства господина, раб тем самым отчуждает соответствующие свои способности от себя, и так как он служит господину, является его средством, то его жизнь, то есть его время, отведенное ему на земле, то есть то, что он делает, зависит не от него, а от воли господина
И отсюда: Господин относится к рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит раба; это — его цепь, от которой он не мог абстрагироваться в борьбе, и потому оказалось, что он, будучи несамостоятельным, имеет свою самостоятельность в вещности. Другими словами, господин и раб, в качестве тождественных, оказываются связаны одной цепью: самостоятельность бытия господина связана с его несамостоятельностью, так как он привязан к рабу цепью,
так как эта цепь и делает его самостоятельным, то есть субъектом, а не объектом, не вещью. Однако эта цепь, обеспечивая его самостоятельность, в то же самое время и фиксирует его в его несамостоятельности, в его несвободе, так как его самостоятельность обусловлена рабом, и его самостоятельность погружена в отношения с рабом и по отношению к нему. Именно раб создает ему его самостоятельность. Господин относится к рабу как к вещи, но это также означает, что раб в себе превращается в вещь, и в нём объективно, на чувственном уровне формируется психология вещи.
Т.о., возникает поляризация единой системы "субъект-объект" в распределение субъекта и объекта, чувственности и духовной жизни, между разными элементами: Господин является только господином, только субъектом, раб является только вещью, только объектом, только чувственностью. И т.о. на одной стороне возникает духовная жизнь, на другой - чувственная; у одной стороны вытеснено чувственно - практическое отношение к реальности, у другой - рациональное отношение к ней. И в этом своём отношении обе стороны, несмотря на всю свою противоположность, оказываются тождественными, так как господин ограничивается и определяется рабом, и раб ограничивается и определяется господином.
Между тем господин властвует над этим бытием, ибо он доказал в борьбе, что оно имеет для него значение только в качестве некоторого негативного; так как он властвует над этим бытием, а это бытие властвует над другим, [над рабом], то вследствие этого он подчиняет себе этого другого. Точно так же господин соотносится с вещью через посредство раба; раб как самосознание вообще соотносится с вещью также негативно и снимает ее; но в то же время она для него самостоятельна, и поэтому своим негативным отношением он не может расправиться с ней вплоть до уничтожения, дру пппппппппппппппппппп ТььаТ.о..о. И т.о.гими словами, он только обрабатывает ее. Напротив того, для господина непосредственное отношение становится благодаря этому опосредствованию чистой нега-цией вещи или потреблением; то, что не удавалось вожделению, ему удается — расправиться с ней и найти свое удовлетворение в потреблении. Вожделению это не удавалось из-за самостоятельности вещи, но господин, который поставил между вещью и собой раба, встречается благодаря этому только с несамостоятельностью вещи и потребляет ее полностью; сторону же самостоятельности [вещи] он предоставляет рабу, который ее обрабатывает.
1 Что-то всегда рождается из чего-то. Другими словами, противоположности всегда уже существуют, и высшие формы рождаются из низших. Соотношение между чувственностью и, соответственно, её данными, уже имеет под собой свою понятийную противоположность в виде отношения к этой чувственности, то есть определение её как "хорошей" или " плохой", "красивой" или "отвратительной" и т.п. Быть "хорошим", "отвратительным" - это уже понятия, которые имеют под собой чувственную, эмоциональную основу, и которой впоследствии порождаются собственно понятия как мысль. Связь между чувственным восприятием и его субъективным, эмоциональным определением есть не что иное, как элементарная форма мысли. back
2. Здесь важнейшее гегелевское о способах связи разных сознаний. В настоящем случае в качестве точки отсчета Гегель берет господина и рассматривает способ связи его сознания с рабом. Т.о., мы имеем дело с разными материальными объектами, один из которых является господином, другой - его рабом. Но опять вернемся всё к той же формуле, согласно которой ничто не может возникнуть из ничего. Всё возникает из чего-то как из своего основания. А в качестве такого основания выступает форма единства противоположности господина и раба в одном. Собственно, сознательное управление человеком своей деятельностью это уже есть выражение отношения господина и раба. Человек в себе уже есть и то и другое, и эти две стороны в нём уравновешены, либо доминирует одна из сторон, а это последнее является основанием для дифференциации и преобразования простого множества (независимых) элементов в структуру. В этих условиях как раз и возникает межиндивидное отношение господина и раба. Подобно тому, как человек, способный управлять женщиной, способен управлять государством, подобно этому человек, способный управлять собой, способен управлять другими, и, аналогичено, человек, неспособный к самоуправлению, подпадает под действие сил, управляющих им.back
3. Но что означает выражение: сознание, направленное на само себя. Как это вообще возможно? Как может предмет быть направлен на самого себя? Для того, чтобы это было возможно, должна существовать категория пространства - времени, и в первую очередь категория времени. Собственно пространство может рассматриваться со стороны феноменологии как функция от времени. В этом случае пространство как пространство образов привязывается ко времени, к его точкам. А для того, чтобы система сознания существовала во времени, она должна обладать памятью. В этом смысле сознание есть, с одной стороны, непрерывный актуальный поток сознания, с другой стороны, содержание актуального потока сознания как текущего настоящего должно записываться в память и быть фиксировано в ней. В этом случае содержанием сознания становится вся эта лента памяти сознания, из которой сознание способно актуализировать те или иные интервалы своего содержания. Но если так, то сознание с необходимостью должно характеризоваться двумя противоположными своими состояниями, выступая, с одной стороны, в качестве актуального, чувственно-практического сознания, существующего здесь и сейчас, и в качестве идеального сознания, существующего в среде своей памяти и оперирующего её данными. В этом смысле сознание находится там или там, то есть в реальном времени оно находится в настоящем либо путешествует во времени своего существующего опыта.back
4. Но если сознание может существовать для другого, то также и другое может существовать для данного сознания, иметь его в качестве своей цели. Вообще, как это может быть, посредством каких физиологических механизмов?
Человек есть единство сознания и бессознательного. Бессознательное - это бессознательное, это то, что не обладает сознанием, то есть то, что неспособно к самоуправлению, поскольку последнее рассматривается не только с качественной, но и с количественной стороны, то есть стороны - чего больше. Речь идет об относительности самого качества. Если человек есть единство поляризованных относительно друг друга полушарий, то связь различных сознаний связана с их "ионизацией", с доминированием одного из полушарий. И если одно полушарие следует рассматиривать в качестве носителя чувства, и это полушарие регулирует отношения с внешней средой на основе чувств, то с ним связывается специализация бессознательного. Соответственно, второе полушарие связывается с сознательной деятельностью. Но всякое нарушение равновесия между противоположными сторонами, всякая этого рода ионизация приводит к тому, что каждое из полушарий нуждается в другом. Но так как в себе оно ионизировано, "ионы" ищут свои "анионы", и т.о. внутренние связи преобразуются во внешние, и
на основе этого возникает разделение умственной и физической деятельности. И поскольку такая связь возникла, она начинает подкреплять себя.
Какова связь между сознанием и чувством. Норма, равновесие - это отсутствие чувства. Чувство возникает всегда как показатель некоторого рассогласования, при этом оно может быть как положительным, так и отрицательным. Положительное чувство выражает положительную потребность в ассимиляции, потреблении каких то объектов. Отрицательные чувства указывают на отрицательные рассогласования и имеют ввиду удаление, отторжение, выделение, диссимиляцию объектов. Рассогласование любого вида, как положительное, так и отрицательное нетерпимо и требует своего разрешения. Как возникновение рассогласования сопровождается страданием, которое может быть сладким в случае положительного рассогласования или горьким в случае отрицательного, так и устранение рассогласования сопровождается чувством наслаждения.
При этом "сдвиг по фазе" может заключаться в том, что стремление к устранению
рассогласования независимо от его знака подменяется стремлением к наслаждению.
Но если рассогласование связано с испытанием напряжения, то снятие
рассогласования связано с разрядом напряжения. Но напряжение характеризует
степень активности жизнедеятельности, поэтому всякое понижение в активности
жизнедеятельности сопровождается чувством наслаждения. Но на человека действует внешняя среда, требующая от него активного противостояния ей. Однако противостояние ей, сопровождаемое увеличением рассогласования, ведет к страданию. Отсюда получаем общую закономерность, которая заключается в избегании напряжения и этим обусловливается опускание человека, стремящегося к наслаждению, на низшие уровни социальной лестницы. При деятельность человека заключается в том, что он бежит от стрессов, но стрессы его преследуют. Человек стремится найти свой уголок, в котором он будет испытывать минимальное давление на себя внешней среды.
Разумеется, возможно и противоположное отношение, связанное со стремлением к напряжению. Примером этом может быть характер Ельцина. Эти две противоположные тенденции с необходимостью должны встретиться. Ищущие наслаждения так или иначе подпадают под действие власти "ищущих бури" И этим обусловливается вообще образование всевозможных социальных связей. Автономный индивид - это индивид, поддерживающий в себе равновесие, и это - индивид, который избегает чувств, который отрицательно относится к чувствам - как положительным, так и отрицательным, и при возникновении их стремится к восстановлению равновесия. И в этом заключается его принципиальное отличие от индивидов с вытесненным полушарием, с одной стороны, от индивидов, стремящихся к наслаждениям и делегировавшим в силу этого обстоятельства "свои права" индивидам, стремящимся к власти. Власть и наслаждения - это противоположности. Наслаждение властью и наслаждение наслаждением - это, конечно, разные вещи.back
5 Однако это - материалистический подход, подход с одной стороны противоположности, внешней, и он имеет в своём основании идею, связанную с чувственно-практическим опытом человека создания вещей, обладающих заданными функциями. Например, передаваемые по радио сообщения сами по себе не имеют ничего общего с устройством радио. Но радио есть материальный носитель, устройство, обеспечивающее эту передачу. Здесь же, в этой точке рассуждений
неясно содержится аксиома, согласно которой мир устроен разумно, подобно разуму человека, и именно в силу тождества устройства мира в целом и человека в частности и становится возможно не только познание мира человеком, но и творение его
им. Однако наряду с этим внешним отношением к реальности присутствует и внутреннее отношение к ней, связанное с мыслью об обратном влиянии духа на материю как создателя вещей с заданными свойствами, как формирующего конкретные формы материи. Нетрудно видеть, что эти две противоположные точки зрения в себе тождественны, и ими рассматривается круг деятельности человека с противоположных сторон: материя порождает дух, но дух формирует материю и через неё тем самым, наряду с создаваемыми им вещими, воспроизводит также и самого себя. Естественно, что в этом движении противоположностей по кругу неизбежно возникает вопрос о первичности той либо другой стороны. Однако сама постановка подобного рода вопроса принадлежит сфере метафизического мышления, которое мыслит односторонними категориями начала и конца, жизни и смерти и т.п., в то время как не существует жизни, если нет смерти, и не существует смерти, если нет жизни, ибо если ты не умираешь, то и не живешь, и если не живешь, то и не умираешь: каждая из сторон противоположности определяется через другую, и истина закючается в их единстве и борьбе5.1
.
back
5.1 Любопытным является вопрос о способе мышления евреев, который можно выразить как мышление по правилам, мышление в соответствии с правилами. И это - как раз то обстоятельство, которое более всего раздражает наивное мышление, погруженное в свою непосредственность, которая связана с отождествлением знания и сознания, то есть карты мира с самим миром. Для наивного сознания отражение мира тождественно миру. Бог есть бог, его веления есть веления бога, и всё это есть непосредственная актуальная инстинктивная реальность. И здесь же как раз и возникает понятие дьявола, всегда сопровождающее понятие бога, и понятие греха как не следование реальности существования, которую требует от человека бог, и от которой человек периодически срывается в танцы с дьяволом. Реальность и её отражение не существуют рядом и параллельно, но отражение и принимается за саму реальность, и человек, т.о., оказывается отчужден от реального мира его отражением как стеной, и этому способствует в особенности вторая сигнальная система, превратившая человека в разумное существо, но также и в зомбируемое существо. Другой стороной этого отношения является то, что для человека его действительные материальные интересы отражаются в форме религиозных учений, религиозных установок, воззрений и т.д. И этим обусловлен инстинктивный характер социально-практических действий человека, в котором материальные интересы преобразуются в идеи,
представляющие абсолютные на данный момент истины.
У евреев отношения с богом договорные. Еврей не погружен в отражение, но объективирован по отношению к нему. И он не погружен в бога, но объективирован по отношению к нему множеством правил, которыми обусловлены его отношения с богом. Бог для еврея не
субъект, но объект, не внутренняя сила, которая действует на него как закон, как
не зависящая от него сила, а внешняя сила, с которой он входит в договорные отношения посредством множества правил, которые должны регулировать его отношения с этой внешней ему силой в благоприятном для него отношении. И тем самым еврей существует не в сфере отражения, а в сфере реальности. Его бог не "там", а здесь, наряду, и по большому счету представляет собой всё того же человека, но отца, обладающего могущественной силой, по отношению к которой еврей выступает в качестве ребенка.
Благодаря правилам отношения с богом становятся внешними, материальными отношениями. Выполняй правила, касающиеся отношения с богом, , и в остальном ты свободен.
То обстоятельство, что человек регулирует свои отношения с миром посредством правил, что он вырабатывает по отношению к миру множество полезных правил, делает человека свободным по отношению к этому миру, но одновременно с этим происходит отчуждение его от мира. Объективируясь через посредство правил по отношению к миру, человек делает его внешним себе, снимает непосредственно - инстинктивные связи с ним. Фактически в этом заключается неприятие человеком мира. Но следствием этого явлется и обратное отношение - неприятие его этим инстинктивным миром, регулируемым отражением, принимаемым за непосредственную реальность, отношением, которое гласит: "кажется - значит, так и есть".
Но отчуждение от мира, превращение его в внешний объект чревато невозможностью проникновения в жизнь этого мира, вхождения в его духовную сферу.
Поскольку наивное сознание регулируется отражением реальности как самой реальностью, это сознание есть непосредственная реальность духа (жизни), который себя не осознает и который враждебно воспринимает не только тех, кто объективирован по отношению к этому духу и не является его непосредственным бытием, но тем более оно неприемлет дух жизни, сознающий себя. Поэтому всякая выдающаяся личность, осознающая существующий дух сравнительно с родовым духом, уничтожаются, и ярчайшим примером этого является судьба Лермонтова. Не случайно высказывание, что в России стоит появиться порядочному
человеку, как ординарность будет преследовать его, пока не уничтожит. Лермонтов
- Мартынов, Вавилов - Лысенко, стоит ли продолжать? Это связано с тем, что чем менее развита
система, тем менее в ней понимания реальности и тем более она агрессивна по
отношению ко всему, что отличается от неё.
back
6. Сознание, направленное на себя, это Я и ощущение Я, или Я и сознание Я. Это, т.о., отношение человека к самому себе, и это, в общем, отношение познающего и познаваемого. Сознание, которое ни на что не направлено, есть простое ощущение себя, нечто, подобное шуму в ушах, который мы слышим, находясь в тишине. Сознание фокусируется на объекте, и тогда сознание есть действующее, эффекторное образование, и в силу своей эффекторности оно себя не воспринимает, но его реальность оказывается реальностью объекта
как афферентации, эффектором определяется аффектор; объективно это - связь между
действующим сознанием и воспринимаемым объектом. Сознание может фокусироваться на образах прошлого, и тогда оно входит в мир прошлого. И оно не только входит в мир прошлого, но переносит субъект в этом мир со всеми его чувствами и переживаниями. Фокусировка сознания на Я, отношение сознания к Я есть отношение субъекта к своему бытию и его, соответственно, феноменологическому и бытийному аспектам.
back
7 В связи с этим вот такой любопытный ход. Дело в том, что мы воспринимаем и осознаем аффекторику. Но у нас отсутствует доступ к эффекторике. Эффекторика принципильно рефлекторна, находится вне сферы сознания.
Это относится том числе и ко всем нашим т.н. произвольным действиям. Наши произвольные действия надстраиваются над соответствующими стереотипами, то есть соответствующими рефлекторными схемами. Нет стереотипа - нет и произвольного действия. Наши произвольные действия осуществлются посредством включения и
отслеживания работы соответствующих кинестетических ощущений
(а в более широком плане - чувств, которые являются актуализатором и двигателем
работы рефлексов) , которые представляют собой феноменологический фон работы рефлексов. В связи с этим и наша деятельность может делиться на две части: сознательную деятельность в области данных аффекторики, и бессознательную деятельность, связанную с работой рефлексов. В связи с этим в последнем случае мы можем сказать себе: посмотрим, как сработают в данном случае наши рефлексы. Это значит - отпустить полностью аффекторику, выйти из её сферы и войти в сферу работы эффекторики. И если аффекторика - это наша идеальная деятельность здесь и сейчас, и наше сознание, что мы находимся в "здесь и сейчас", то переход к аффекторике выводит наше сознание из сферы деятельности в сферу внешнего наблюдателя того, что мы делаем, при полном же погружении в деятельность мы превращаемся в саму эту деятельность и со стороны уже её не воспринимаем. Поэтому мы и можем сказать себе: посмотрим, как сработают наши рефлексы и, соответственно, наша чувственность, к чему она приведет, какие результаты даст.
back
8.Мы говорим о вещных предметах - о пище, одежде и т.д. О
них как предметах вожделения, поскольку мы так или иначе
их
потребляем. Но их потребление заключается в их
разрушении.
Но предметом вожделения может быть и человек. Отличается ли потребление человека от потребления вещей? Да, отличается, в том плане, что потребление вещей есть их ассимиляция, их разрушение. Потребление человека заключается в том, что человек оказывается средством, орудием, которое облегчает или обеспечивает вещное потребление. Человек-цель и человек-средство. В себе человек может быть и целью и средством одновременно, и в этом случае мы имеем дело с автономным, самодостаточным человеком. Однако в большинстве случаев социальная жизнь заключается в том, что в отношении одних людей человек является целью, в отношении других - средством.
Так, отношение родителя и ребенка - это отношение цели и средства. Для родителя ребенок является целью, для ребенка родитель является средством.
И это - биологический, то есть врожденный факт.
Каково отношение между сознательным отношением к внешней среде и чувственным? Чувственное отношение - это инстинктивно-рефлекторное отношение, отношение "живой жизни". Однако чувственное отношение ограниченно, и оно дополняется сознательным отношением, которым обеспечиваются произвольные отношения к внешней
среде.Сознанием обеспечиваются все те схемы поведения, которые дополняют до универсального класса поведенческие схемы человека,
к которым он склонен, обеспечивая тем самым приспособление человека к внешней среде, которое не обеспечивается врожденными схемами поведения.
Произвольные схемы поведения вызываются к жизни давлением внешней среды и
находятся в противоречии с выработанными человеком схемами, к которым он
склонен. Однако общий вектор поведения человека обусловлен его склонностями, и
поэтому человек стремится к минимизации собственной произвольности, поскольку
это требует от него усилий относительно себя самого. Однако это не требует от
него усилий, поскольку он выступает с требованиями произвольности относительно
других людей подобно тому, как это делает ребенок относительно своих родителей.
Факт использования ребенком своих родителей как средства, и отошение родителей к своему ребенку как к цели есть непосредственный факт, непосредственная данность. Но живая система характеризуется способностью к научению, а научение так или иначе связано с осознанием. Актуализация врожденного поведения как непосредственно данного факта формирует положительный рефлекс как со стороны ребенка, так и со стороны родителей. Рефлекторными же схемами определяется то, что мы знаем, но не знаем, что мы это знаем. Осознание же превращает это знание в себе в знание для нас. А этим обусловливается превращерние исходных схем в произвольные программы. И т.о. возникают тенденции для одних людей рассматривать себя в качестве средства других, и получить из этого отношения идеальное удовольствие, основанное на отношении любви, для других людей
рассматривать их в качестве средства для себя, и получать из этого отношения
материальное удовлетворение. Как выразился герой одного фильма, жизнь
справедлива, и одни получают от жизни моральное удовлетворение, другие -
материальное.
Но поскольку человек осознал пользу для себя рассмотрение другого человека в качестве средства, то другой человек превращается для него в целью, содержанием которой является превращение другого человека в средство, то есть в цель создания подобного рода социальных отношений. В результате реализации этого рода природных, естественных тенденций в массовом порядке мы получаем поляризованные общественные системы, в которых дети определяют судьбы своих родителей. И это происходит потому, что следование чувствам есть идельное отношение, следование чувственности - материальное, так как чувства и чувственность - это два в одном; чувства относятся к сфере идельного, чувственность - к сфере материального. Чувственность реализуется в вожделении, стремящемся к своему материальному удовлетворению. Чувство реализуется в любви, то есть в идеальном состоянии человека.
back
9. Отношение между фабрикой рефлексов и конкретными рефлексами в самой общей элементарной форме может быть выражено как: А=Ф(В)
(1), где А, В - переменные, представляющие некоторые факты, некоторые данные, некоторые раздражители, Ф - переменная функций, представляющая собой путь, переход от одного раздражителя к другому, какую-то схему действий, поведения и т.п. Подставляя на места переменных конкретные значения, мы получаем истинное или ложное высказывание. Подстановка на место А и В конкретных значений порождает истинное или ложное высказывание. Если мы получаем истинное высказывание, то тем самым мы получили переход от фабрики рефлексов к конкретному рефлексу.
Как обычно и по жизни, и в теории, мы исходим из каких-то данных, которые существуют, и из какой-то потребности, которая определена или не определена. Потребность есть потребность в чем-то материального субъекта, и она может рассматриваться в качестве исходного пунтка деятельности живой системы. Но если так, то мы
получаем в (1) двойственность. В качестве исходного пункта движения мы
имеем дело с А. А может рассматриваться как положительное или отрицательное,
имея ввиду, что оно представляет собой потребность, которую нужно
удовлетворить, и эта потребность является отрицательной, например, потребность в
пище, либо положительной, имеющей ввиду вожделение сверх необходимого.
Удовлетворение потребности хотя бы на мгновение снимается вещью А. Что касается
положительных и отрицательных потребностей, между ними существует граница,
обусловливающая противоположный характер установок на удовлетворение. Установка
на удовлетворение отрицательных потребностей связана с поговоркой: ничего
не делать, пока жареный петух в зад не клюнет. Это - жизнь сиюминутная, ведомая
отрицательными потребностями. И вместе с тем жизнь страдания, поскольку всякая
потребность, действуя в качестве насилия, побуждающего к действию,
вызывает страдание. Установка на вожделение, на положительные рассогласования
позволяет жить во времени, заблаговременно обеспечивая предметами потребления те
потребности, которые могут возникнуть. В этом случае жизнь доставляет
удовлетворение, поскольку деятельность, идя впереди потребностей, обеспечивает
их удовлетворение во временной перспективе. Различие между этими двумя
установками состоит, однако, в том, что первая установка, регулируемая
вынуждением к действию, относится к нему отрицательно. Действие прекращается,
как только потребность удовлетворена. Идеалом, целью здесь является
бездействие, по сути своей растительная жизнь. Во втором случае действие
рассматривается в качестве положительного фактора, а не отрицательного,
поскольку им обеспечивается удовлетворение потребностей сверх необходимого.
По сути своей первая установка есть установка на потребление, на мечту о молочных реках с киельными берегами. Во втором случае это установка на производство, на создание потребительных стоимостей.
Если возникает потребность, то ею актуализируется деятельность, в формуле это неопределенная функция Ф. Потребность узнает себя в предмете потребления и поиск искомых предметов потребления осуществляется на основе испытания предметов на их способность удовлетворить потребность. Когда это происходит, неопределенная функция превращается в определенную, преобразующую исходные данные в искомые. back
10. В качестве неизвестных могут выступать любые части формулы (1)10.2
. В 9 рассмотрен случай, когда неизвестна потребность. Но если известна потребность, а так как потребность определяет себя через предмет потребления, то предмет потребления, то возникновение потребности актуализирует образ предмета потребления, который нужно получить
10.1, и тогда возникает вопрос о возможных способах получения перехода от того, где мы находимся, к обладанию предметом потребления. А это вопрос определения функции. Но точно также может быть неизвестно, где мы находимся, и тогда возникает вопрос об определении места нахождения. Оказавшись в другом городе, мы должны определиться, где что находится для того, чтобы иметь возмоность сформировать известные схемы действия.back
10.1 Когда мы имеем дело с какими-то формулами, то обычным является стремление к тому, чтобы формула выражала все элементы чувственности, то есть формула была превращена в образ реальности. Но этот инстинкт исчерпывает себя в том, что полученная схема оказывается в любом случае бедной сравнительно с реальностью и, как правило, мало что
даёт. На деле формула есть знак некоторой чувственной реальности, и обсуждаться должна эта чувственная реальность, стоящая за формулой, а не сама эта формула. Это как раз и есть способ соединения абстрактного и конкретного, духовного и чувственного, при котором абстрактная формула оказывается наполнена богатым чувственным содержанием.
back
10.2 Тоже - "материалистическая", другими словами, вульгарная критика
идеализма заключалась в противопоставлении понятия функции и понятия причинности
на том основании, что де причинность обладает определенныма вектором. Де причина
порождает следствия, обратное же неверно, де следствие не оказывает влияния на
причину. Неверность этого высказывания настолько очевидна, что о ней как-то
вроде бы и неудобно говорить. Например, если какая-то постоянная сила действует
на пружину, то движение, связанное со сжатием пружины будет величиной
переменной, так как следствие - сжатие пружины - вызывает усиление сопротивления
силе с её стороны. Причина не изменилась, но изменилось проявление её
действия в скорости
сжатия пружины. Т.о., характер действий причины изменился. Так что же, мы должны говорить об изменении причины?! С другой стороны, если мы имеем дело с механизмом,
поддерживающим постоянную скорость сжатия пружины, то увеличение сопротивления
пружины будет сопровождаться увеличением силы воздейстия на неё. Т.о., мы имеем дело с реакцией пружины на воздействие силы, и с обратной реакцией силы на реакцию на неё пружины.
Вся реальность
пронизана действием обратных связей, и обычно весьма сложно определить, какая
связь является прямой и какая - обратной. Вульгарно понятое понятие причинности
не позволяет перейти к понятию обратных связей. В настоящем примере мы можем
рассматривать изменение величины действующей на пружину силы как следствие её
сжатия. И эту многозначность векторов и позволяет выразить, или иметь ввиду
понятие функции. Ведь если нам дано у=Ф(х), то нам также и дано х=М(у). Функции
Ф и М есть определенные функции, между которыми существует связь, так что они
могут быть преобразованы друг в друга. В функции в качестве аргумента, и в
этом смысле в качестве причины мы можем рассматривать как х, так и у.
Определившись таким образом, мы на чувственном уровне рассматриваем одни
величины по отношению к другим. А фактически это означает, что одну величину мы
рассматриваем как причину другой. Однако само понятие причинности, понятие
отношения причины и следствия имеет ввиду время, некоторый процесс
преобразования одной величины в другую, и инстинктивно считают, что после этого,
значит, по причине этого, правда, при этом забывают добавлять слово
"всегда". Понятие причины представляется инстинктивно ясным, но стоит нам
попытаться рассмотреть, на основе каких чувственных данных мы приходим к понятию
причины, возникают затруднения. Если "после этого", то последующее как будто
вызвано предыдущим, однако это отношение является относительным, поскольку
мы имеем дело с явлением, а не сущностью. Мы можем говорить, что имеем дело с
сущностью только тогда, когда можем построить соответствующий механизм,
посредством которого реализуется это отношение, но и в этом случае мы получаем
лишь частное знание, определенное этим механизмом и верное для его класса. В
выражении функции вида у=Ф(х) время отсутствует. Фиксируется лишь сам факт
перехода одной величины в другую. Правда, мы можем выразить обе эти функции
параметрически. рассматривая у и х в качестве функции от времени. Однако это нам
ровным счетом ничего не дает, так как и в этом случае мы продолжаем соотносить
друг с другом значения всё тех же функции к определенным моментам времени. И в
этом смысле понятие функции и понятие причинности не соответствуют друг
другу именно потому, что непосредственно не видно, как эти величины опосредуются
временем. Но понятие функции и не должно показывать чувственность, поскольку оно
её не полагает, а предполагает. В этом смысле принцип функции есть рациональный
способ исследования чувственных данных. Понятие же причинности есть
непосредственно чувственный принцип. А противоположные стороны могут
соответствовать друг другу, но никогда не превращаются друг в друга, и поэтому
каждая из сторон - рациональная и чувственная - обладают собственным набором
категорий.
Когда речь идет о том, что в тройке объктов формулы (1) каждый из объектов может выступать в качестве неизветного, которое можно определить через опыт действия с другими величинами, которые в этом случае выступают в качестве аргумента, то это требует от нас адекватного выражения этого обстоятельства в функциональной форме, а это - форма неявного определения функции, которая может быть преобразована в явную. И тогда мы получаем функцию F(Ф,А,В) (4), представляющую собой систему отношений, в которой возможны определенные функции вида А=Ф(В), В=Ф(А) (2), Ф=А(В) (3.1) или Ф=В(А) (3.2), функция же F выражает характер отношений
между функциями 1-3, которой определяется переход от одних функций к другим.
Для того, чтобы выполнялись функции (1), (2), должны быть сформированы
соответствующие им функции (3.1), (3.2)back