Я - существо чудесное и необыкновенное. Я -
сверхценность. То есть не я как существо духовное, которое рассуждает, что-то
говорит, хотя и это тоже, а я - как существо физическое. То есть я чувствую мою
физическую сущность как чудо, как нечто сверхценное само по себе и, пожалуй,
сверхъестественное. Эта моя необыкновенная физическая сущность как бы существует
сама по себе и независимо от меня. Она как бы доверена мне кем-то свыше, и мне
поручено её хранить и сохранять и лелеять. Я - ответственный за неё. И, конечно,
все окружающие иначе не могут воспринимать моё физическое явление иначе, как
чудо, и могут только восхищаться и любоваться и преклоняться перед ним. Ну и,
само собой, первым преклоняющимся перед собой являюсь я сам. Никто больше не
восторгается мной, чем я сам, ибо моя физическая сущность, моё физическое
явление в моём представлении обладают необыкновенными, неописуемыми, чудесными
свойствами. Вообще всеми возможными необыкновенными свойствами, которые можно
только измыслить. И я понимаю, что кто только ни посмотрит на моё физическое
явление, тут же и приходит в немыслимый восторг и преклонение перед ним, а если
этого не происходит, то это единственно от его зависти, или непонимания, от
собственной ничтожности, отсталости и недомыслия.
И, конечно, все те,
которых я люблю, также обладают немыслимыми, неземными, необыкновенными
свойствами.
У нас в университете сегодня соревнования по бегу. Так-то я в
них не участвую, но, в общем, я их, всех этих бегунов, презираю. Потому что я,
конечно, бегаю лучше всех. Да вот я им сейчас покажу. Я даже не стану бежать им
навстречу. Это было бы, пожалуй, вызывающе. Я побегу в общем направлении и всех
перегоню. Ничтожные, разве же так бегают?! Вот как надо.
И я побежал.
Чувствую, что-то не то, что-то у меня не получается. И тут я обращаю внимание,
что я бегу на четвереньках. Но я и всегда бегаю на четвереньках, и у меня это
очень здорово получается. А тут что-то не получается. И тут я замечаю, что
бегу-то я на четвереньках, но на коленках. Так вот почему у меня бега не
получается. И руки что-то подгибаются и падают на локти. Это никуда не годится.
Ясно, так не разбежишься. А что, собственно, всё - таки случилось, что я не могу
бежать, как привык? И неожиданно для себя я поднимаюсь на ноги и бегу. Это
что-то новенькое. Вот это совсем другое дело. И, главное, с высоты роста
все изменилось, угол обзора изменился, и окружающее стало выглядеть иначе
- и я какой-то такой, какой есть, и окружающие. С высоты роста-то лучше,
конечно, видно, чем снизу, если ты на четвереньках передвигаешься. А бежать на
ногах славно. Вот это я понимаю бег. Прекрасное ощущение. Нормальное. То, что
должно быть. Потом-то я, пожалуй, перестану замечать, как хорошо ходить на
ногах, а не на четвереньках, как хорошо и далеко при этом видно. Ты словно стал
вровень с окружающим миром.
И, конечно, рядом со мной
появился некто как дух, как шептун, а, впрочем, я это очень скоро понял, друг
моей любимой женщины. Эти друзья женщин существа странные. Они восхищаются
женщиной, считают её чудом, необыкновенной, но ничего, ровным счетом ничего от
неё не хотят. Они мечтают о женщине, но мечтают о ней как о чуде, как о
сверхъестественном существе. Им достаточно следить за жизнью женщины, переживать
за неё и всячески ей сочувствовать. Для них их женщина всегда права, а все
окружающие неправы, и, мне кажется, у них единственное желание - защитить
женщину, сдувать с неё пылинки. Женщины обычно говорят, что мечтают о таких
мужчинах, но к себе они таких мужчин почему то не подпускают, а предпочитают
мужчин самых обыкновенных, с которыми всю жизнь ругаются и, кажется, это и
называется у них жизнью, не знаю. Это в мужских глазах женщина существо
воздушное и чудесное, и этот взгляд женщина в мужчине укрепляет, но сама по себе
женщина куда как более материалистична, чем мужчина, только свою материальность
для мужчины она представляет как воздушность и изысканность.
И вот
этот типус, этот дух, которого я не вижу и видеть не хочу, бежит рядом со мной и
нашептывает мне на ухо, сочувственно, весь в расстроенных чувствах, с
придыханием рассказывает мне о моей женщине.
Нет, ну, вы же
понимаете, что я - существо необыкновенное, и если я избрал женщину, выделил её
среди других женщин, то это с моей стороны даже, можно сказать, благодеяние для
неё, что я, т.ск., удосужился и отметил её своим вниманием и даже, может быть,
снизошел. Не ценить этого она не может, и, конечно, она не может не восторгаться
и не восхищаться мной. Ведь я - чудо. Собственно, я и выделил - то женщину
потому, что, в свою очередь, увидел чудо. Два чуда встретились, и мы как бы уже
одно, я так это дело понимаю. Я вообще на женщину не могу смотреть иначе, как на
жену. То есть понравилась женщина, и это значит, что я вижу в ней мою жену. Моя
Лена! Я при встречах с нею смотрю на неё необыкновенно и разговариваю с
ней необыкновенно. Это моя женщина. Она - единственная.
И тут этот шептун
с его сочувствиями рассказывает о трагической жизни Лены. Что познакомилась она
с Валерой, и стали они жить. А потом решили пожениться. А отец её ни в какую, то
есть встал на пути молодых. А у студента, сам понимаешь, в кармане - вша на
аркане без родительских денег. А отец требует, чтобы она прекратила сношения с
Валерой. Человек старых понятий. И вот в таком трагическом положении оказалась
Лена - сочувственно повествует мне этот прицепившийся ко мне голос.
А вы можете представить себе, что всё это для меня значит, когда этот друг Лены,
неизвестно откуда выплывший, мне всё это рассказывает. И надо же, что выбрал
именно меня для своих рассказов. Ну, видно, заметил, как я смотрю на Лену.
Нда. Так вот, оказывается, как. В то время, как я в сердце моём вознёс Лену
на пьедестал и сделал её его царицей, в то время, когда она выступала для меня в
качестве чуда и единственной, в это самое время Лена жила обыкновенной женской
жизнью с какой-то тёмной лошадкой, с каким-то Валерой. Значит, вот это. И
как-то умеют же люди начинать прямо с сути, с самого начала, с самой сущности, а
не с явления, мол, чудо там, божество. Вот тебе и всё чудо и божество.
Рассказ друга любимой женщины мне неприятен. Это, значит, я как бы никто. А ведь
тоже поблескивала глазками, я же видел. Да у них всегда так: увидят, что
нравятся, ну, инстинктивно и реагируют соответствующим образом.
20.04.09 г.