Жизнь - это непрерывная, бесконечная река лжи. То,
что мы считаем правдой - это событие, которое мы хотим реализовать. Правда - это
наше желание. Взгляните на то, что вы хотите, другими глазами, и ваше желание и
всё связанное с ним превращается в ложь, а истиной становится другое событие,
другая ваша реальность, в основании которых стоит другое ваше "хочу". И всё -
суета, и всё - суета сует, как сказал мудрец. Любое наше желание, любая наша
правда сменяется другим нашим желанием, другой нашей правдой, и так течет река
жизни от восхода до заката.
Подобный взгляд на жизнь не способствует, конечно, стремлению
бросится в её бурный водоворот и плыть в ней, борясь с её течениями или
отдаваясь им. Ведь всё не имеет значения, а если не имеет значения, то зачем
напрягаться, да и вообще зачем всё это. И раз уж случилась такая неприятность,
что судьба забросила тебя в жизнь, то стараешься жить незаметно и неприметно,
стараешься спрятаться от всего, чтобы не напрягаться, словом, стараешься
проспать жизнь. Таков я.
Я, конечно, время от времени рассуждаю о жизни, и
даже даю советы, но чувствую себя сторонним наблюдателем, которому ничего в этой
жизни не нужно.
И жизнь научила уже меня быть осторожным и не втягиваться
в авантюры. Кому-то что-то очень нужно, и тебя начинают втягивать в свою орбиту,
использовать в своих целях. Но ничто не стоит усилий для того, чтобы что-то
иметь. Вам в вашей суете это нужно. Мне - нет. Тогда почему я должен быть с
вами? Я хочу прожить мою собственную жизнь так, как считаю нужным. Словом,
подальше, подальше от всего, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать и ничего
не знать.
Так выстраиваю я свою жизнь и, замечу, не без успеха. Словом, я
вполне доволен собой.
Однообразие дней вполне удовлетворяет меня. Но случаются время от
времени дни, в которые внешние события плотной толпой врываются в твою жизнь, и
тебе, независимо от твоей воли, приходится в них участвовать, так что ты как-то
нечаянно, независимо от себя совершаешь поступки, которые лично тебе ни с какой
стороны не нужны, и по прошествии всего ты с удивлением думаешь: зачем мне всё
это, для чего я всё это делал?! И сожалеешь о себе и злишься на тех, кто стал
невольной причиной твоих поступков.
Всё началось с тёти Лёли. Словом, она
тяжело заболела. Я вообще понимаю это дело так, что если судьба пришла, то клади
голову под её неумолимый топор, смирись. Там, наверху, всё расписано, как, когда
и в каком виде с тобой всё должно произойти. Поэтому смирись и следуй судьбе.
Но тут, конечно, человеческая суета, и тётю Лёлю кладут в больницу и делают ей
сложнейшую операцию, что-то там такое, что чуть ли не все лёгкие заменили ей. Я
в этом деле не разбирался, вообще обо всём этом я не могу ни думать, ни
рассуждать. Тут о крови заговорят - мне становится плохо, сознание теряю. Так
что я стараюсь держаться подальше от всего этого
Сделали ей операцию,
пришли мы к ней через неделю. Я ожидал, что она лежит там где-нибудь в
реанимации, а тут, конечно, грудная клетка у неё вся перевязана, но она уже
ходит, да так бодро. Правда, как-то неестественно, как заведенная машинка,
маленькими шажками и как-то дергается при движении, и я её вообще не
узнаю, какая-то она странная, словно нет тёти Лёли, а на её месте совсем другое
существо, словно замкнутое на что-то внутри себя и ничего не видящее и не
слышащее . Словно она была на переделке, и из тёти Лёли получилось совсем другое
существо. Все вокруг радуются, что тетя Лёля стала такая бодренькая, и я сам
себя убеждаю в том, что я радуюсь, что всё закончилось успешно, так прекрасно и
замечательно, и вообще не хочу думать о том, что у меня в голове, хочу думать
так, как думают и радуются все. А между тем у меня в голове совсем другое,
именно, что неизвестно, что для тёти, для её души лучше: если бы она умерла, не
тронув душу, или же осталась жива, как сейчас. Ведь природу не обманешь. Там
она, может быть, осталась бы той же самой тётей Лёлей. Ну, а умирать-то человеку
не хочется. Хочет человек нарушить законы природы, настоять на своём
эгоистическом "хочу", ну, его природа и переделывает, делает из него что-то
рангом ниже, так что хотя и кажется, что человек живет, но живет - то уже не он,
а другое существо, как бы подсущество сравнительно с тем, каким он был. Так бы
существовал его дух там свободно. А теперь самого этого духа не то что
нет, а сделался он ущербным. Это как у тела отрезать руку или ногу, получается
инвалид, какие протезы ни приставляй. И с духом то же самое.
Все эти
мысли, конечно, уже во мне сидят, но думать о них я не хочу, а всё равно
вышел из больницы с тяжелым настроением. Говоришь себе "аллилуйя", а звучит это
"аллилуйя" в тебе как "со святыми упокой".
Только вышли из больницы,
звонит Татьяна, голос убитый, отчаянный: упирается Верфильева, ни в какую.
У всякого события есть своя логика и свои выходы или безвыходность. Сами
события ставят человека в такое положение, что есть два зла, одно почище
другого. Но в одном событии есть хоть какой-то шанс на благополучный исход,
тогда как в другом его нет. В событиях присутствует своя неумолимая логика, и её
нужно чувствовать. Рассуждениям в них не место. "У тебя пистолет есть?" Татьяна
поняла. "Да?"- говорит она, и голос у неё осел. Но чувствуется, что осел на
твердое основание. Здесь самое важное - не допустить никакого сомнения. "Да"-
говорю я. Я не стал говорить Татьяне, что сейчас подъеду, нельзя было в такую
минуту говорит ей этого.
Захожу. Верфильева в полуобморочном состоянии
подписывает бумаги. Татьяна ходит по комнате, а на соседнем столе лежит её
пистолет, позолоченный, совсем маленький, как игрушка. Но это не игрушка. Когда
я увидел пистолет, так открыто лежащий на столе, я подумал: какая неосторожность
со стороны Татьяны. Ведь Верфильевой ничего не стоит сделать попытку схватить
пистолет. Я решил про себя, что это крупный прокол со стороны Татьяны, и нужно
ей об этом сказать. Верфильева закончила подписывать, Татьяна взяла документы,
сказала "Досвидания". "Досвидания" - сказала Верфильева сломанным голосом.
Мы вышли. В глазах моих всё стоит отливающий желтым маленький пистолет.
"Татьяна должна была быть очень убедительной"- текла во мне независимо от меня
мысль. "Да, Татьяна была убедительной"- утвердилась в самой себе мысль. "Но что
мог означать этот открыто лежащий на столе пистолет?" То, что Татьяна не
задумываясь пустит его в ход. Татьяна должна была привести себя в такое
состояние, при котором она при несогласии Верфильевой не замедлит
воспользоваться им. Так вот почему она была убедительна. Верфильева своим нутром
почувствовала эту готовность в Татьяне, в то, что всё, что она говорит,
это будет правдой, и это её убедило. Она про себя признала, что последствия для
Татьяны этой правды - недостаточное основание для того, чтобы рисковать
собственной жизнью. И поэтому Верфильева подчинилась. Но всё-таки, почему
пистолет открыто, незащищенно лежал на столе? Он, конечно, своим видом
воздействовал на Верфильеву. Но было здесь еще что-то. Человеку невозможно
что-то делать без выхода, без надежды на выход. И этот беззащитный пистолет на
столе был обманной надеждой для Татьяны. Это был самообман, и Татьяна это
понимала. Но где-то в глубине души Татьяне нужна была возможность полного
переворачивания событий, при котором пистолет оказался бы в руках Верфильевой, и
Татьяна почувствовала бы себя на её месте. И мысль о том, что она в любой момент
может оказаться на месте Верфильевой, укрепляла её решимость.
Да,
существуют обстоятельства с их неумолимой логикой. В человеке внутри всё кричит
против того, что он должен сделать, и он сам находится в отчаянии от того, что
он должен сделать, но, несмотря на отчаяние, человек подчиняется неумолимому
ходу событий. Инстинкт животного в Верфильевой именно это просчитал, что
Татьяна, несмотря на всё своё сопротивление и именно вследствие сопротивления, в
случае неверного движения со стороны Верфильевой сделает то, что говорит, потому
что именно это сопротивление и заложено в качестве детонатора запретного
действия.
Мы шли в "контору". Мне всё хотелось сказать Татьяне: "Ты
была убедительна", и что-то не давало мне сделать это, словно еще не время,
словно нужна для этого подходящая обстановка. "Ну, как?"- сказала Татьяна, видя,
что я молчу. "Когда что-то делаешь, всегда нужно знать для себя предел, до
которого ты можешь дойти"- высказалось у меня неожиданно для меня. Это звучало
как несправедливый упрёк Татьяне. Но относились эти слова не к ней, а ко мне. Я
признавал, что сам подчинился "непререкаемой логике событий", которая меня
несет. Я посмотрел Татьяне в глаза и глазами ей сказал: "Ты была убедительна". И
мы рассмеялись. Что было, то было. Хорошо, что всё так закончилось. А теперь -
отбросить это и сказать себе, что ничего не было. И никогда об этом не
вспоминать. Победители себя не судят.
В конторе меня встретил
Андрей. Вид у него был довольный-озабоченный-деловой. Он смотрел на меня. Я
понял, что он не решается первый подать руку, и ожидает, сделаю я это или
нет. Догадавшись, а обычно я догадываюсь после того, как "поздно", но на этот
раз я "успел". Догадавшись, я протянул Андрею руку. Он крепко и как-то
радостно-неловко схватился за неё, почувствовал это, отбросил это в
сторону и начал показывать только что закупленную аппаратуру и тут же
сказал: "Правительство передало сообщение о погибших, нам нужно..."- видя, что я
смотрю на него с недоумением, остановился: "Ах, да, ты же ничего не знаешь. А
чтобы было что-то нужно, нужно знать, почему это нужно"
16.04.09 г.т