Нет, вы только посмотрите на этого дебила, на этого
идиота. Ни чувства достоинства, ни чувства самоуважения, ничего. Приехали ко мне
Юрка с Ритой. Ну, как же, гости, и, конечно, всё, чего изволите. Но я всё-таки
себе поражаюсь. Какое-то впечатление - и всё, забываю обо всём на свете, уже
ничего не вижу и не соображаю. Я - как Инна в 10 лет. Когда у неё возникало
впечатление, она летела сломя голову, ноги за мыслями не поспевали, и она
падала, и, само собой, начинала реветь, не столько от боли, сколько от
неожиданности и обиды и досады, что растянулась так некрасиво, когда думала, что
выглядит замечательно.
У нас на старой работе был субботник. Народ там
деревья окапывает, стволы известкой белит, траву граблями причёсывает,
прошлогоднюю листву убирает. Через трамвайную линию. А у меня, видите ли,
восторг: я только что уволился. И вот вылетаю из конторы и лечу к ребятам
сообщить радостную весть, что начинаю новую жизнь. И под трамвай. Оказывается,
водитель трезвонил, видя, как я бегу, и предположить не мог, что человек может
этого трезвона не слышать от восторженного состояния, а, наоборот, решил, что он
бежит на трамвай единственно из вредности, так что мы встретились с трамваем лоб
в лоб. Что тут станешь делать с этими восторженными.
А тут, конечно, Юрка с Ритой приехали. Ну, это не потому, что
именно они приехали, персоналии тут не причём, это уже просто инстинкт такой
себя проявляет. И когда слишком сильно себя проявляет, я начинаю себя
перевоспитывать, вот хоть как сейчас.
Это как у нас на кафедре. Посмотришь - как хорошо все выступают. С такой
важностью, апломбом, сразу видно, что у людей развито чувство собственной
важности. Оно и красиво. Вот ведь, думаю, как. А я вылечу, и тараторю, слово за
словом не успевает. Никакой красоты, никакого чувства самоуважения. Ну, и стал
следить за речью, чтобы, значит, слово на слово не наступало. Майя Яковлевна
говорит: "Что ты стал говорить, как корова на льду переступает, слова тянешь.
Слушать тебя неприятно." Опять не так. А я уже привык. Опять надо отучаться,
возвращаться к естественности.
Вообще с этой естественностью: с ней -
плохо, без неё - еще хуже.
А тут, значит, гости, и у меня гостевой
синдром. Поехали они на Темерник, накупили барахла, приезжают, мол, сложить
некуда. А теперь посмотрите на меня, что я делаю. "А, у меня есть чемодан"- и
вот этот человек летит на четвертый этаж, хватает чемодан и слетает с ним вниз,
к машине. Вы всё поняли? Нет? И я в результате впечатления еще не всё понимал.
Это когда уже положил чемодан на землю и собрался открывать, понял, что он не
пустой, что он набит книгами, и я это изначально знал, конечно, но не придал
значения. И вот я эту тяжесть в моём восторженном состоянии пёр вниз и не
заметил её, движимый инстинктом или "высшим чувством", как хотите это назовите.
А тут сообразил: там же книги. Ну, ничего, их из чемодана можно вытащить. И вот
я открываю чемодан, беру пачку книг и несу наверх. Спускаюсь. Смотрю, чемодан
уже пустой. И думаю: Вот хорошо, позаботились, помогли книги домой занести. Но
на лестничной площадке я никого не встречал. У меня возникает недоумение: а где
же книги? - и тут меня свыше осеняет: они их выкинули. Они их отнесли в
мусорник.
У всякого человека есть своя слабость. Галка
говорила: ему на всё наплевать, но стоит тронуть его книги, он звереет. Так
случилось и на этот раз. Лечу на мусорник - точно, Ритка уже освободилась,
возвращается, и Юрка только что бросил книги. Я ору: "Кто вам позволил чужими
книгами распоряжаться?!"- Юрка-то сразу сообразил, что сделал что-то не то, и
возвратился к мусорнику, а Ритка сделала вид, что это её не касается. До женщин
вообще всё сложно доходит, правда, прочно остаётся. Ритка остановилась, видите
ли, с соседкой поговорить, так что её не беспокойте. У неё, видите ли, чувство
собственного достоинства. Но я, движимый впечатлением, не стал смотреть на её
чувство собственного достоинства и заставил, считай, взашей, доставать книги из
мусорника, не глядя на её "это ещё что такое?!"
Я думал, они уедут. Нет,
ничего, проглотили, вроде так и надо. Да только я не проглотил, и всё ждал,
когда же они уедут, а инстинкт гостеприимства на них у меня полностью увял.
Нет, я-то, конечно, понимаю, что я сам во всём виноват, что у меня нет
чувства собственного достоинства, чувства самоуважения. Ведь если разобраться,
если бы у меня было чувство самоуважения, то я как бы себя вел? Я бы подумал,
есть ли у меня пустой чемодан. Потому что отдать чемодан, в котором у тебя
что-то храниться, для этого нужно иметь достаточные основания, в противном
случае это не может свидетельствовать о развитом чувстве самоуважения. Другое
дело, пустой чемодан и если не нужен. Это как отец говаривал: ешь, я всё равно
не буду. В смысле, "на тебе, боже, что мне не гоже". Вот это я понимаю чувство
любви к себе, чувство самоуважения.
Но и в случае
пустого чемодана дело следовало обставить так, чтобы люди прочувствовали,
что им делается одолжение, чтоб сознавали и ценили. А иначе как же? Иначе они
тебя ни во что ставить не будут. Оно так и есть. Я и по жизни не Валерий,
а вечный "Валерик".
Но у меня как-то со всем этим туго. Как-то меры не
получается. Вечно либо "да", либо "нет". Вот и сейчас я, конечно, себя
перевоспитываю. Я соображаю, из какой установки я должен был бы исходить. Я
должен был бы исходить из установки "Это ваши проблемы, вы их и решайте." То
есть не сказать им это прямо так в физию, а даже что-н. такое посоветовать.
Например, пойти в магазин и к тем вещам, которые они накупили, прикупить еще
чемодан, и указать, в какой магазин лучше сходить. Была бы в этом некая
подлость, но подлость, приятная для тебя. Нет, а еще лучше, надо было дать им
политэтиленовые пакеты. Вот это была бы действительно любезность. Да, это было
бы решение.
А так получилось нехорошо. И себе
испортил настроение, и людей поставил в неловкое положение. Вот что значит не
уважать себя. Не уважаешь себя - ну, и поддаёшься впечатлениям, другого-то
ничего не остаётся.
01.04.09 г.