В своё время меня "насквозь пронзили" два случая. Один случай был даже и
не случай вовсе, а маленькая заметка забугрового менеджера относительно
менеджеров российских. Он заметил, что был поражен тем, что после того, как
задания распределены и на западе люди расходятся, в России люди продолжают
разговаривать. Другими словами, то, чего достаточно западнику, русскому
недостаточно. Ему этого мало. Ему нужно еще поговорить. Естественно,
возникает вопрос: какую функцию выполняет этот разговор. Ведь становится
ясно, что русскому чего-то не хватает, чего-то, что он дополняет и получает
благодаря разговору.
А второй случае я описал в
рассказе "Мент" Суть в нём сводилась к тому, что жил-был парень, прошедший
Афганистан, а потом стал миллиционером, и вот как-то он во внеслужебное
время зашёл в базарное кафе "выпить чашечку кофе" и увидел, как два
отморозка издеваются над стариком. Это обстоятельство вызвало в нём
"неподдельное возмущение" и он попросил отморозков, "чтобы они так не
делали", на что, естественно, эти благородные господа заметили, чтобы он
отваливал, пока цел, и попытались немедленно доказать, что их слова не
расходятся с делом. Однако мент применил приём, и отморозки засопливились
красным насморком. Такое поведение мента их оскорбило до глубины души,
так что можно сказать, что они всерьёз обиделись на него и приступили
с привычными у этой публики истерическими выкриками к попыткам физического
воздействия. Мент снова попытался убедить их, что они неправы. И тут
случилось непредвиденное. Базарная публика начала истошно вопить, что
"сыночков бьют", а это неправильно. Дело принимало нешуточный оборот,
поскольку мент был один, а базарной публики - толпа, и вся эта толпа
подступалась к менту с нескрываемыми намерениями, естественно, не слушая
никаких объяснений последнего. Менту ничего не оставалось делать, как
вызвать подмогу, и приехавшим милиционерам пришлось ещё и самим
отбиваться от всей этой вопящей о несправедливости и "бедных сыночках"
публики.
Знаете ли, вы как хотите, а у меня невольно возникла мысль,
относящаяся ко всем этим людям: мало вас бьют отморозки. Это одна мысль. И
вторая мысль: не стоит, чтобы вас защищали от них. Вот такая ненавистная
мысль. Вы скажете, что я неправ, и вы будете правы. Но я - всего лишь один
из этой публики, один из них.
Невольно хочется сказать: бараны! это
какими же баранами нужно быть!.. Но ведь, согласитесь, бараны-то они бараны,
да ведь не только же бараны! Потому что если бы были только бараны, не было
бы подобной реакции. Когда я говорю: "бараны", я имею ввиду: "как же вы не
понимаете?!" А они, вот видишь, не понимают этого, значит, они понимают
нечто совсем другое. Это значит, что они не только бараны, но они и те
одновременно, кто стрижет. У всех этих людей, наблюдавших происходящие
события, были затронуты совсем иные струны, и понимали они совсем иное. На
лицах отморозков было написано, кто они такие, и эти лица вызвали
сочувственный отклик толпы. Значит, все эти люди, разыгрывающие из себя
вечно несчастных овец, в душе своей те же самые отморозки. Они и хотели бы
укусить, да боятся. Страх заставляет их сдерживать агрессию. И, значит,
всюду, где эту агрессию можно проявить без больших неприятностей для себя,
они это делают. Отморозки - это всего лишь небольшой "передовой отряд"
людей, отказывающихся "понимать", людей, которые руководствуются не
пониманием, а чем-то совсем другим. Чем же они руководствуются?
Жванецкий как-то сказал: "Я пишу сказки для взрослых. Так я продаю своё
одиночество. Для того, чтобы на деньги, полученные от продажи одиночества,
снова купить одиночество"
Я вам рассказал одну сказочку.
Пожалуй, расскажу еще одну. Однажды я "дружил" с одной женщиной. И вот что в
ней меня поражало: сейчас она с умным и самым безапелляционным видом говорит
одно, через минуту точно с таким же безапелляционным видом говорит прямо
противоположное. Вы мне можете сказать, что это такое? Нет, я понимаю, что
жизнь такова, и случаи жизни таковы, что для неё один раз может быть хорошо
одно, а другой раз - прямо противоположное. Это я могу понять. Но вообще-то,
если вы употребляете слова, то со словами связывается и чувство
противоречия. Если вы высказываете сию секунду некоторую мысль, а в
следующую секунду прямо противоположную, то очевидно, что вы представляете
собой величину непостоянную и неопределенную, случайную величину. То есть вы
как бы не вы, вас как определенности нет, не существует. И что получается?
Вы - не человек, вы - вещь, природная единица, которая функционирует "не по
понятиям".
Меня как-то удивила и другая женщина, с которой я также
"дружил". И вы знаете, чем она меня одаривала? Она одаривала меня
рождающимися у неё законами, которыми определялось, как всё должно быть. По
сравнению с моей предыдущей подругой, у которой выскакивали
условно-рефлекторные вещи как непосредственно данный закон, у этой второй
подруги все же существовало сознание, что законы, которые она хотела бы
видеть в жизни, не принадлежат жизни, что в жизни действуют другие
законы, которые хорошо было бы заменить "хорошими" законами. Всё это дело ею
рационально оформлялось и, само собой разумеется, все эти
высказываемые ею законы должны были устранить все те жизненные
обстоятельства, которые ей не нравились, и, напротив, должны были порождать
такие обстоятельства, при которых ей было бы хорошо.
И
здесь вот еще что: человек высказывает какое-то положение, это он его
высказал, но он преподносит его как объективное, у него нет сомнения в его
объективности, он не знает слова "может быть". Хотите посмеяться? Тогда
ответьте на вопрос: на кого похож такой человек? Наводящее указание:
откройте "Очерк развития психики" А.Н.Леонтьева, раздел "Развитие психики
животных". С чем вы там столкнётесь? С инстинктивным поведением животных.
Да, совершенно верно, с инстинктами. Чем характеризуется инстинкт? Тем, что,
обладая смыслом "внутри себя", для самого носителя инстинкта он представлен
своим механическим воплощением. Реальность оказывается не вне субъекта, в
внутри него. Реальность запрограммирована в субъекте. И вот вам субъект
доказывает свою абсолютную правоту подобно тому, как это, если я не
перевираю, сделал однажды Гегель по поводу указаний на реальность, не
соответствующую его абсолютной идее: "Тем хуже для реальности" - сказал
Гегель.
Еще сказочка. Напала как-то на меня хандра. И во время этой
хандры я разговаривал с Лерой. И сказал я ей слова, которые высказал в
своё время иудейский царь Соломон: всё суета, и всё суета сует.
А Лера сказала: "Пока суетишься - живёшь" И её слова поразили меня. И я
подумал: а ведь это правда. Это - правда! Суета создает ощущение жизни. Пока
чем-то занят, что-то делаешь - и при этом совершенно неважно, чем именно ты
занят и что делаешь - ты живёшь. Остановился - и тебя нет, ты умер, ты не
существуешь. Да, это правда: пока суетишься - живешь.
А потом я
подумал: да, Соломон, конечно, был мудрый человек. Только обрати внимание,
когда он так мудро заговорил?! На склоне лет. А до этого-то - сколько у него
было женщин, сколько денег, сколько дел, сколько всего - и всё это не
казалось ему суетой, а, напротив, важным и существенным. Ну, а как
женщины-то стали не нужны, как пища перестала приносить радость, как
всё это плотское скукожилось, ну, тут-то и явилось это "всё суета сует".
Конечно, всё суета сует, если всё это тебе уже ничего не нужно.
И, наконец, сказка об очередях.
Что я не люблю, так это очереди. Самое бессмысленное занятие.
Очереди меня опустошают и уничтожают. В очередях я проклинаю всё и всех, и
всё и всех ненавижу. И, подобно мне, в очередях все ненавидят друг друга,
все друг друга раздражают, потому что все стоят на пути друг друга. Словом,
если господь хочет кого-то наказать, то он наказывает его очередью.
И
вот я попадаю в эту бесконечную трубу очередей. И в этом отношении
невозможно не упомянуть очереди в больницах. Это особого рода ипостась,
которая позволяет сделать многие выводы "за жизнь". Я вам скажу так: ну,
человеку хочется жить. Хочется жить постоянно и непрерывно. Когда человек
стоит в очереди, у него возникает ощущение, что время в очереди - это время,
вычеркнутое из жизни, и это его выводит из себя. У него ощущение, что у него
крадут его время. Правда, существует, конечно, правило, согласно которому
из всего, что ни делаешь, следует извлекать пользу, видеть какие-то
положительные стороны. И люди, конечно, пытаются это делать. Есть даже
такие, для которых очереди - это место развлечения, место, где можно
поговорить. Но не об этих людях речь. Это - люди, которые "нашли своё место
в жизни".
И, конечно, люди выплескивают свои эмоции. Выплескивают
свои отрицательные эмоции на противоположную сторону, на ту сторону, которая
находится за дверью, за прилавком и т.д. Словом, если можно было бы
изобразить эмоциональные поля, бушующие в очередях, это было бы зрелище не
для слабонервных.
Да, человек хочет постоянно жить. Человек хочет
жить и на работе. Человек не может из жизни вычеркнуть время, проводимое им
на работе.
И вот я понаблюдал, в каком положении находятся врачи.
Представьте себе изо дня в день нескончаемый поток больных, один больной
подпирает другого. О чем, о каком познании заболевания больного может
идти речь?! Врач - это машина, оперирующая шаблонами. У него нет возможности
задумываться. У него нет возможности лечить. Он - часть машинообразного
конвейера. Взгляд на очередного больного, привычные слова, машинальная
постановка диагноза в соответствии с признаками, которые бросаются в глаза,
и записи, записи в истории болезни, причём, записи должны быть стандартными,
и они то и есть уже сущность, а не реальная болезнь человека. Реальная
болезнь подменяется той полуправдой, полувымыслом, если не полным вымыслом,
который фиксируется в историях болезни. Никакой человек физически неспособен
в отношениях с "конвейерными" больными быть чем-нибудь иным, кроме как
коновалом. Формируется извращенный, придуманный бумажный мир историй
болезней. На одной стороне - бумажная отчётность, на другой - реальная
болезнь, и эти вещи "примерно-приблизительно" относятся друг к другу и никак
иначе относиться не могут. На одной стороне - отношение врача с медицинской
машиной, частью которой он является и организации работы которой
подчиняется, а на другой стороне - больной - который смотрит на врача, и
верит в то, что тот ему поможет. Бедный больной!
А больничные
стационары?! Вы приводите в больницу человека, у которого вылетела какая-то
одна функция, в остальном он здоров. А получаете развалину с выпиской об
умеренном улучшении его состояния. Потому что во всём действует шаблон,
работает медицинская машина. Вы знаете, к какому я выводу пришёл? - что вся
эта машина существует сама для себя. Объективно ей выгодно делать из
здоровых людей больных, из больных еще более больных, потому что она этим
кормится. Такова объективная реальность. Чем больше больных, тем больше
денег. Плата идёт не за здоровье, а за болезнь.
На пачках с
сигаретами пишут: курение вредит вашему здоровью. Я бы на больничных
учреждениях, на аптеках делал надписи: "Осторожно! Посещение этого заведения
может вредить вашему здоровью"
Но вернемся, наконец, к мысли, высказанной в начале.
Когда русский человек начинает заново обговаривать словесное задание, он
занимается перекодировкой рациональной информации в чувственную.
Михаил Задорнов в своих юморесках высмеивает западников за их
рационализм, за "машинный" характер их поведения.
Перекодировка рациональной информации в чувственную создает
совершенно иные принципы регулирования деятельности сравнительно с
рациональной. Рациональная деятельность определяется правилами, которые
характеризуются постоянством. Чувственная деятельность регулируется
существующими у человека рефлекторными схемами. Это совершенно иная форма
деятельности, которая у отдельных субъектов принимает явление рациональной,
когда инстинкт начинает высказываться в форме законов. И вот и получается,
что сколько субъектов, столько и законов.
Как-то я прочитал
высказывание известного товарища, который сказал, что русские поедают друг
друга. Он не стал расшифровывать значение это высказывания, но русский
прекрасно понимает его смысл. В одной пьесе есть такой эпизод: Женщина
задает вопрос другой женщине, понимая, что ответ на вопрос вызовет у
последней сильное чувство неловкости. "Ты же сама знаешь"-замечает ей муж.
"А, может, мне ответ из её уст слаще слышать". Вот в чем заключается
пожирание. Но этот признак - общебиологический, а не национальный. Инстинкт
жизни дополняется инстинктом смерти, потому что жизнь есть процесс, и старые
формы вытесняются, уничтожаются новыми. Поэтому жизнь есть единство
разрушения и созидания и их соотношение. Если мера агрессии выше меры
созидания, то разрушение будет доминировать над процессом созидания. Речь
шла о том, что люди пожирают друг друга. Но люди пожирают не только друг
друга, люди, и это, может быть, в первую очередь, пожирают, уничтожают самих
себя. Обычно не принято замечать, как люди пожирают, уничтожают самих себя.
Агрессия, которую не получилось удовлетворить на стороне, обращается на
самого носителя агрессии. Агрессия - это своего рода атомная энергия.
Взрываясь, она уничтожает всё. В то же самое время мечта людей об управлении
атомной энергией имеет много общего с управлением агрессией. Ведь агрессия -
это прежде всего выплеск энергии. А созидание нуждается в энергии. Словом,
агрессию - да на мирные бы цели.
Агрессия спонтанна и
непосредственна. Агрессия - это неуправляемая активность. Сам по себе разряд
агрессии доставляет удовольствие независимо от того, направлена она во
внешность или на себя. И наркомания, алкоголизм являются всего лишь
некоторыми формами проявления агрессии человека и против себя, и против
окружающих. Это - люди, которым приятны чувства уничтожения и
самоуничтожения.
12.02.09 г.