-"Всё это ваши нервы, болезненные ваши нервы, вот что-с".
-А вот хоть возьми ты Проньку. Что он сделал? Когда он был в зоопарке, его
ущипнул страус, когда Пронька протянул к нему руку, чтобы выразить ему свои
дружеские чувства. Пронька обиделся, ночью залез в клетку и свернул страусу
шею.
-Вот видишь, Проньке не на что было обижаться, он сам полез к
страусу.
-Да как же так, как же не обижаться, если Пронька отнёсся
к страусу как к человеку, а страус так нагрубил ему.
-А страус
что, человек?
-Нет.
-Так какие же могут
быть обиды? Нечего было к страусу обращаться как к человеку.
-Да
он, может быть, и не обращался к страусу как к человеку, может быть, он
обращался к страусу как животное к животному. Возьми, например, человека и
собаку или кошку. Ведь человек и эти животные могут с лаской обращаться друг
к другу.
-Да ведь они - одомашненные животные, они живут с
человеком. Я хочу сказать, что у Проньки не было оснований для обиды. И
он выступил со скручиванием шеи не как человек, а как животное. Он не дошел
до понимания. Если бы он находился на уровне понимания, то ничего бы и не
произошло, потому что он не полез бы с лаской в клетку. А так у него
возникла "потребность в ласке", и он хотел её удовлетворить, то есть
получить приятное ощущение от этого своего действия, а вместо приятного
ощущения получил облом. И он обиделся, оскорбился, наполнился ненавистью,
что его высочество не получило того, что хотело. У него отсутствует чувство
юмора, позволяющее посмеяться над собой. И в результате он уже должен был
восстановить в себе - равновесие? Но вот в чем вопрос - что представляет
собой это равновесие, чем оно достигается. В объективном плане равновесие -
это когда отвечают "око за око и зуб за зуб", то есть рассчитывают реакцию в
соответствии с воздействием. Правда, формула "око за око"- формула,
требующая большого терпения для того, чтобы оказаться эффективной с
рефлекторной точки зрения. Действительно, если отвечают на то же тем же, то
в результате получается ноль, и источник раздражения всего лишь не получает
удовлетворения. Так что может понадобиться ну очень большое число опытов для
того, чтобы у человека образовался рефлекс, что он без толку затрачивает
энергию, все равно ничего не получит. В общем, торможение здесь трудно
образуется, потому что здесь всегда присутствует бессознательное
рассуждение: я ничего не потеряю, если буду действовать, и поэтому если у
меня есть импульс к действию и удовлетворяют его, то в этом случае я получу
удовлетворение хотя бы от того, что не стану сдерживать свой импульс. Да
притом здесь может к тому же возникнуть еще и азарт "продавить", добиться
искомого удовольствия.
Кстати, извини, чуть-чуть о другом.
Павлов говорил о том, что невозможно однозначно интерпретировать
психологически поведение, в смысле, "подумал и сделал". Разумеется,
это невозможно. Но это не значит, что подобного рода не то что мысли, а
импульса, ведь мысль - это, в общем, интерпретация импульса - не существует.
Мысль и импульс при определенных условиях тождественны. Мысль и импульс -
это две стороны одного и того же - существующего импульса и содержания
его действия. Мысль может выступать в форме осознания этих вещей. Но мысль
может быть и самими этими вещами. В этом случае мысль выступает не как
идеальная, а как актуальная реальность. Вот что я хотел заметить.
В случае, когда человек руководствуется принципом объективного равновесия,
уже имеет место уровень понимания, а это означает - и торможения также,
потому что без этого не то что меры отреагирования нет, а всё возникает
наоборот: возникает система не с отрицательной, как это имеет место в случае
понимания, а с положительной обратной связью, и всё завершается логическим
концом, в смысле, "есть человек - есть проблема, нет человека - нет
проблемы". Только с уничтожением противника процесс заканчивается. Да вот
хоть возьми ты товарища Сталина в отношении Троцкого, да и в отношении всех
других противников. Товарищ Сталин не останавливался до тех пор, пока они не
переставали существовать. Вспомни эпизод, когда товарищ Сталин прогуливался
со своим другом, старым большевиком, по саду, и запел с грустью, со слезами
на глазах о своих старых товарищах, которых он же и уничтожил. И тогда
старый большевик бросился к нему с чувствами, а товарищ Сталин с
изменившимся лицом повернулся к нему и сказал: "Все они смерти моей хотели".
А вот противоположный пример - Ельцин, выпустивший из тюрьмы участников
"путча".
-Ну, у Ельцина ситуация была друга. Вектор движения был
другой. Сталина можно представить себе как человека, который кнутом гонит
быка на гору, а бык, естественно, сопротивляется. А у Ельцина все быки сами
бежали с горы. Так что здесь никакого напряжения не было, и "путчисты" были
только рады, что их отпустили, и ни о каких кознях от них и речи не могло
идти. Все эти люди и путчистами-то стали из чувства долга. Ну, а как их
посадили, так их долг с них и сошел, как летний солнечный загар, так что они
до смерти рады были, что их отпустили; они могли быть удовлетворены, что и
вроде бы и долг выполнили, и ничего не сделали, потому что они ничего и не
хотели делать, это их сверх-сознание толкало на гору, на которую они "как
человеки" не хотели идти. Недаром же там у одного товарища руки тряслись,
когда он объявлял о том, что де "Михаил Сергеич заболел".
-Но при
всём при том результат один. Речь идет об абсолютизации разных
способов управления - кнутом и пряником. А противоположности, как известно,
сходятся
-Да вот скажи, ты-то сам, в душе-то своей, ведь убил бы
их?!
-Это этих-то!? Но ведь не убил.
-Да ведь не убил ты
не потому, что не хочешь убить их, а потому, что ты и хотел бы этого, но
хотел бы, чтобы прошло это безнаказанно.
-Да, конечно. Когда это
произошло, я никому не жаловался. Я считал, что это - дело, которое касается
только нас, и никому другому до этого дела нет. Что есть я - животное, и
есть другая животная сторона, и здесь уж кто кого.
-Так в чем же
дело?
-Во многом. Вовсе не с мысли об убийстве всё начиналось. Всё
начиналось с мысли о сообразной мести, но чем дальше я думал об этом, тем
недостаточной мне казалась месть, так что в конце концов возникла мы о
сообразной мести как об убийстве.
-И в чем же дело? Испугался?
Испугался я прежде всего себя, а точнее, человека в себе, своего
сверхсознания. Я испугался того, как я буду после этого жить, что я буду
воспринимать себя как преступника. Пока я воспринимаю другую сторону как
животных, у меня не возникает мысли о преступлении, но я испугался, что
увижу за животными людей, и что я совершил этот страшный грех. Этого я
испугался.
После этого только у меня возникла мысль, что сам этот
страх перед собой имеет в своём основании то, что за этим стоит общество, и
оно не воспримет наши отношения как частное дело двух животных, что если
попадусь, мне грозит тюрьма, и вот тут я начал взвешивать, что на что я
меняю. Стоит ли месть годов тюрьмы. А дальше возникла следующая мысль: стоит
ли разменивать свою жизнь на этот частный, в общем случай, не следует ли
пройти мимо оскорбления, потому что ведь жизнь не сводится к этому.
-И как, прошел мимо?
-Как тебе сказать! Я оказался в патовой
ситуации. Оскорбление сидит во мне. Нет ничего страшнее и унизительнее, чем
не отомщенность. Можно понимать, что другого варианта нет, что ты выбираешь
оптимальный путь. И ты на этом держишься. Но если бы представился случай, я
сделал бы это, и не вздрогнул, не оглянулся.
-В тебе такая
ненависть?
-Нет, никакой ненависти у меня нет. Просто я должен это
сделать.
Можно сказать, что Израиль не вынес
уроков из Ливанской компании. Отношения между палестинцами и израильтянами
находятся в круге, который сам себя подпитывает, и не видно способов
разорвать этот круг.
Цена человеческой жизни. Сколько стоит жизнь
израильтянина и жизнь палестинца, что на что обменивается - жизнь одного
израильтянина на 10, 20, 100, 200 жизней палестинцев? Один дом израильтянина
на 10, 20, 100, 200 домов палестинцев? Когда подобного рода обмен
происходит, оглушенные палестинцы замолкают. Но время идёт, люди приходят в
себя, и в их крови разгораются образы убитых родственников, друзей,
соплеменников. И кровь горячится и взывает к мести. И тогда в Израиль летит
первый хасан, второй, и чем дальше, тем больше. И чем безнаказаннее это
происходит, тем больше возбуждается кровь и заглушается рассудок и
оттесняется мысль о грядущих последствиях.
Обмен жизни израильтянина
на сотню жизни палестинцев порождает из среды палестинцев новые сотни и
тысячи мстителей при всей видимости бесперспективности этого мщения. Т.о.
круг замыкается, и снова летят израильские бомбы на головы палестинцев. Т.о.
оказывается, что антисионистские устремления палестинских политических
лидеров подпитываются со стороны "мирного населения" очередной
"победой" израильской армии.
Похоже на то, что армия
против террора малоэффективна, потому что армейские действия против
террористов ведут прежде всего к потерям среди мирных граждан, каждый из
которых, однако, в душе поддерживает террористов и позволяет им прятаться в
своей среде. Поэтому крупномасштабные армейские действия в качестве своего
непосредственного следствия имеют воспроизводство ненависти, воспроизводства
всё новых и новых сторонников Хамаса. Похоже на то, что против террора может
быть эффективен только антитеррор, поскольку подобное может быть преодолено
только подобным с противоположным вектором, которое идет на шаг впереди
агрессора.
18.01.09 г.