-Любовь является регулятором поведения - сказал он.
-Чиво?- сказал я.
Он свысока смерил меня глазами.
-Всем на свете регулирует любовь.
-Это еще что такое? - сказал я, имея ввиду
"любовь".
-Вопрос поставлен неправильно, поскольку
им предполагается субстантивация любви. Между тем любовь - это не объект. Любовь проявляется себя в ощущениях, которые испытывает человек. Любовь - это стремление к приятным ощущениям. Под любовью понимаются максимально приятные ощущения. Я смотрю на тебя и вижу, что тебе не нравлюсь ни я, ни мой взгляд на тебя. Что означают эти твои "не нравлюсь", "не нравятся"? - они есть не что иное, как
реакция твоей любви к себе. Тебе не нравится моё пренебрежительное отношение к тебе, потому что этим отношением возмущается твоё
себялюбие.
А себялюбие - это нехорошо.- сказал он, явно издеваясь надо мной.
"Ах ты гад"- думал я, ощущая своё фатальное бессилие перед ним и его логикой. Я чувствовал себя маленьким и ничтожным,
пузырём, наполненным водицей. И что-то во мне извивалось в поисках выхода из
ощущений, которые я испытывал. И это что-то выдало импульс: а ты восхитись
им. Ведь если восхитишься им, то он тебя полюбит, он не сможет не полюбить
тебя. И тогда он окажется в зависимости от тебя. Он уже не сможет тебя
отвергнуть, потому что это не даст сделать его любовь - не к тебе, нет, это
ему совершенно не нужно, ему не нужна ничья любовь. Ему нужно выражение
восхищения, потому что оно позволяет ему любоваться самим собой. А в
самолюбовании он находит высшее наслаждение. Он не может без этого.
"Ну, да. - продолжал думать я.- А не лучше ли высказать ему презрение, пренебрежение, которое он выказывает по отношению к тебе. Сделай также, как делает он"
Конечно, я хотел это сделать. Я хотел презирать его. И даже, может быть, не столько внешне, от этого я не мог получить для себя удовольствия. Сколько внутренне. Но я понимал, что не могу этого сделать. Я ощущал себя так, как будто на меня наступили сапогом, и этот сапог не позволяет мне ничего сделать. И в то же самое время во мне настойчиво вилась какая-то змейка, которая шептала:
"Сдайся. Польсти. Это так сладко, так приятно - льстить. В лести есть восторг, и еще неизвестно, кто от лести получает большее удовольствие, тот, кому льстят или тот, кто льстит. Преобразись!
Но лесть - это не только это. Еще больше в лести того, что она - власть. Что
она видит, как влияет на человека, как человек на неё реагирует, как
оказывается в зависимости от неё и как человек начинает отплачивать за лесть
тем, что начинает прислуживать тебе." - "Я ухожу"- сказал я. "Что?"-спросила
змейка. "Я не хочу иметь с ним никакого дела" - "Ну и глуп же ты!- сказала
змейка. - Да он потому и досаждает тебе, что ощущает твоё сопротивление,
непризнание. Этого он не может пережить"-"Да?"- сказал я, и в глазах моих
загорелась надежда, и я вдруг понял, что, несмотря на всё моё отвращение к
нему, я от него стал свободен и вместе с тем связан с ним. Несмотря на
его сапог, который привязывал меня к одному месту, я почувствовал, что
испытываю к нему отвращение и могу выражать его. Освобождаясь от него, я
оказался привязанным к нему. Пока я чувствовал его высокомерие,
обрушившееся на меня, я чувствовал себя подавленным, но я не был связан с
ним, я жил другой жизнью. Теперь я увидел, что отвечаю ему тем же
высокомерием, и увидел, что он вздрогнул, что ему это неприятно, что он
почувствовал себя связанным. И это доставило мне удовольствие, я это
полюбил. Это больше не вызывало во мне напряжения. Напротив, я искал его,
чтобы взглядом, словом испытать в очередной раз сладкое чувство презрения к
нему.
Он больше не выступал по отношению ко мне открыто.
-Погоди, старик, затормози. Ты же прекрасно знаешь, что нельзя этого делать. Нельзя сбиваться на правду. Нельзя писать о том, что было и нельзя об этом писать, потому что в этом случае написанное превращается простому следованию непосредственной чувственной достоверности, в которой нет мысли.