Семён – мой сосед с первого этажа. Это довольно крупный и
сильный мужчина. Он нигде не работает, и не знаю, работал ли он когда-нибудь. Во
всяком случае, в новое время, открывшее мне его существование, он нигде не
работал точно. Поговаривают, что он занимается мошенничеством.
В моих глазах он принадлежит к неправильной публике, и от неё я,
относящий себя к публике правильной, стараюсь держаться подальше, исходя из
инстинктивного ощущения, что всякие контакты с людьми подобного сорта сопряжены
с загрязнением и заражением. Кроме того, перед моими мысленными глазами всегда
стоят глаза окружающих, которые как бы наблюдают, что я делаю, как себя веду,
насколько правильно или неправильно, и я всем своим поведением стараюсь
доказать, что я товарищ правильный и, следовательно, человек хороший. Это
позволяет мне испытывать чувство высокомерия по отношению к тем же самым глазам,
которые меня судят. Вообще-то я внутренне презираю эти наблюдающие за мной
глаза; и знаю, что и они меня презирают; и как я считаю, что я лучше их, точно
также считают и они в отношении себя. Всё это вызывает чувство враждебности и
соревновательности в «лучшести», которое, естественно, прикрывается любезными
улыбками лицемерия обеих сторон.
Как-то на Садовой я случился свидетелем дорожно-транспортного
происшествия. Вдруг на дорогу перед иномаркой неожиданно выбегают двое мужчин.
Иномарка тормозит, тем не менее один из мужчин остаётся лежать на дороге. Дверь
иномарки открывается, и из неё появляется сам наш городничий. Лежащий на дороге
мужчина приходит в движение, видит городничего, и тут происходит неожиданное:
мужчина, очевидно, узнает городничего, и как-то весьма бодро, мол, всё в
порядке, стремительно поднимается и растворяется в плотной толпе прохожих.
В мужчине я узнаю Семена, а во втором мужчине его приятеля, имени
которого я не знаю и, в общем, знать не хочу.
И тут я начинаю понимать, что оказался свидетелем того, о чем уже
давно поговаривают у нас в доме – что т.о. Семен «рубит бабло» с водителей.
И вот тут происходит вещь, если рассудить, всё-таки странная, но
логически вытекающая из обстоятельств. Я знаю эту слабость за собой, которая
являет себя как бы совершенно независимо от меня, так что я оказываюсь в ней до
всякого размышления; вернее, я начинаю размышлять уже после того, как всё
произошло. Хотя с логической стороны всё происходящее совершенно закономерно.
Действительно, если я правильный мужчина, то я должен отреагировать на поступок
неправильного мужчины, я должен проучить его, сыграв некую героическую роль. И
вот я обнаруживаю себя в центре несвойственной мне картины, поскольку в качестве
интеллигента не обладаю осмысленной и тренируемой физической агрессией. Видимо,
я всё-таки инстинктивно сообразил, что Семен физически куда как превосходит меня
и может прихлопнуть меня, как муху, и поэтому в руках у меня оказывается
железная труба, которой я потчую Семена, разумеется, всё это безо всякий
объяснений. То есть подошел, и, ни слова не говоря, начал бить его этой трубой.
Хотя бить – это, конечно, громко сказано, потому что ведь ему будет больно, если
железной трубой, да по человеку, так что это скорее имитация процесса, а не сам
процесс. Естественно, Семён перехватывает трубу, и тут мне приходит в голову
опасение, что Семен может меня не понять, не понять того, что в настоящем случае
я герой, а он плохой парень, и я должен его проучить и остаться победителем.
Семен может не понять ситуации, и ответить уже не в имитационном, а реальном
режиме. И тогда я не знаю, что я буду делать.
Но Семен, перехватив трубу, смотрит на меня, и в лице его появляется
снисходительное и жалостливое выражение. И он не отнимает у меня трубу, а
отпускает её. А я остаюсь стоять, как дурак. Но всё-таки во мне осталось
чувство геройства, замешанное на благодарности Семену за то, что он не растоптал
его.
После этого случая у меня возникло некое сомнение насчет моей
собственной правильности и неправильности Семена. Во всяком случае, у меня
возникло ощущение, что я маленький глупенький мальчик, что-то в роде некоего
робота, тогда как Семен – гораздо более развитая и совершенная система.
Следующее происшествие еще более укрепило меня в этом.
Вы знаете моего приятеля Володю, сколько у меня рассказов от него.
Володя мощный мужчина: рост под два метра, груда мышц. И известна, конечно, его
любовь к обедам с выпивкой и сладким снам после.
И снова нечаянный случай. На Дону, после рыбалки, да
после ухи, да пива, усиленного водкой, под листвой деревьев, сквозь которую
пробиваются лучики солнца, Володя, укрывшись покрывалом, сладко дремлет.
Появляется принюхивающийся Семен, видит спящего человека и поднимает покрывало.
Володя, еще не проснувшись, приподнимается, открывается вся эта груда мышц, и я
вижу, как мгновенно, без всякого напряжения, стоило только Семену увидеть это
море силы, он перестраивается, воскликнув: «Вот это да!» - и мгновенно
убирается, как будто его и не было. Володя, так ничего и не поняв, принимает
прежнее положение и продолжает спать.
Мгновенная реакция на силу, на соотношение сил. Безо
всякого напряжения. А был бы Володя послабее? – и Семен обобрал был его. Меня
поражает эта гибкость нервной системы Семена. Я не знаю, что бы я делал на его
месте. Я вообще не могу понять, как можно делать то, что делает Семен. Я бы не
смог.
И у меня возникает ощущение, что мы, считающие себя порядочными,
правильными людьми, на самом деле являемся таковыми в силу своих неумений,
трусости и глупости. Мы словно придумали все эти понятия правильности именно для
того, чтобы быть неумелыми, трусливыми и глупыми.
30.07.08 г.