"То снилось ему, что вокруг него все шумит,
вертится, а он бежит, бежит, не чувствует под собою ног... вот уже выбивается из
сил... Вдруг кто-то хватает его за ухо. "Ай! кто это?" - "Это я, твоя жена!" - с
шумом говорил ему какой-то голос. И он вдруг пробуждался. То представлялось ему,
что он уже женат, что все в домике их так чудно, так странно: в его комнате
стоит вместо одинокой - двойная кровать. На стуле сидит жена. Ему странно; он не
знает, как подойти к ней, что говорить с нею, и замечает, что у нее гусиное
лицо. Нечаянно поворачивается он в сторону и видит другую жену, тоже с гусиным
лицом. Поворачивается в другую сторону - стоит третья жена. Назад - еще одна
жена. Тут его берет тоска. Он бросился бежать в сад; но в саду жарко. Он снял
шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. Пот выступил у него на лице. Полез в карман
за платком - и в кармане жена; вынул из уха хлопчатую бумагу - и там сидит
жена... То вдруг он прыгал на одной ноге, а тетушка, глядя на него, говорила с
важным видом: "Да, ты должен прыгать, потому что ты теперь уже женатый человек".
Он к ней - но тетушка уже не тетушка, а колокольня. И чувствует, что его кто-то
тащит веревкою на колокольню. "Кто это тащит меня?" - жалобно проговорил Иван
Федорович. "Это я, жена твоя, тащу тебя, потому что ты колокол". - "Нет, я не
колокол, я Иван Федорович!" - кричал он. "Да, ты колокол", - говорил, проходя
мимо, полковник П*** пехотного полка. То вдруг снилось ему, что жена вовсе не
человек, а какая-то шерстяная материя; что он в Могилеве приходит в лавку к
купцу. "Какой прикажете материи? - говорит купец. - Вы возьмите жены, это самая
модная материя! очень добротная! из нее все теперь шьют себе сюртуки". Купец
меряет и режет жену. Иван Федорович берет под мышку, идет к жиду, портному.
"Нет, - говорит жид, - это дурная материя! Из нее никто не шьет себе сюртука..."
(Гоголь. Иван Федорович Шпонька и его тётушка)"
Человеку свойственно инстинктивное стремление видеть вокруг себя
себя. Стремление превратить весь окружающий его мир в него самого. Стремление
видеть в окружающем отражение себя, символ себя. Он стремится вытеснить из
окружающего (человеческого) его мира все, что не представляет его самого. Вещи
окружающего мира должны символизировать его, должны быть символами его самого,
должны принадлежать ему. И, соответственно, с другой стороны, он стремится к
вытеснению символов других людей, более того, основная его цель - отобрать
символы других людей, заставить их принять его собственные символы. Человек без
своего символа перестает быть человеком, превращается в животное. Для того,
чтобы им управлять, необходимо, чтобы он руководствовался символами
управляющего.
Человек должен пометить этот мир своими символами подобно тому, как
собака метит свою территорию. Человек, пометив другого человека своим символом,
тем самым лишает другого человека его сущности, превращает его в безмолвный,
безвольный, порабощенный придаток себя.
Когда
человек видит вокруг себя символы других людей, это его раздражает, это вызывает
у него чувство опасности и агрессию, и он стремится избавиться от чужих
символов, стремится к тому, чтобы они не попадались ему не глаза, стремится
уничтожить их.
Итак, человек стремится видеть во всём окружающем только
самого себя.
И, соответственно, когда в среде личности человека
появляется нечто, что вызывает в нём раздражение, он вытесняет это
раздражение за пределы себя и помечает его в качестве антисимвола, в качестве
своей антисущности, в качестве того, что не должно существовать. И когда на
раздражающее человека навешен соответствующий ярлык, человек рассматривает себя
в своём сущностном праве уничтожить раздражающее.
Поэтому с
приходом к власти коммунистов появились всевозможные города - Куйбышевы,
Свердловски, Горькие и т.д. заводы, колхозы, библиотеки и т.д. им.
коммунистических лидеров.
И, соответственно, когда пришли к власти
новые русские, появились улицы Солженицына и других героев русской буржуазии.
И, конечно, в первую очередь дело коснулось уничтожения коммунистической
символики, и в первую очередь государственной.
Но если коммунисты были
самодостаточны, поскольку представляли власть трудящихся, и им никто не был
нужен, и уж менее всего буржуазия, и они шли на уничтожение буржуазии "до
основанья", то положение буржуазии иное, буржуазия не может уничтожить
трудящихся, потому что "если всех мух перебьём, из чего слонов будет делать?", и
поэтому целью буржуазии является устранение из жизни всей символики трудящихся,
обусловливающей их самосознание как самостоятельной и самодостаточной силы
бытия.
Ничто в существующей жизни не должно напоминать
трудящимся, что они способны обладать собственным самосознанием и собственной
самодостаточностью. Трудящийся есть скот, предназначенный для выполнения
всевозможных работ, неважно, физических или интеллектуальных, и он должен
сознавать это. И, как целью скота является удовлетворение его физиологических
потребностей, так целью трудящихся должно быть потребление. Высшим идеалом
трудящихся должна быть идея потребления. Скот существует для того. чтобы жрать и
воспроизводиться. Трудящийся существует для того, чтобы потреблять. Потребление
должно быть наивысшей идеей всего общества, и этой идеей должны быть охвачены
все трудящиеся.
Но для того, чтобы идея потребления была
в головах людей доминирующей силой, необходимо, чтобы постоянно, всегда
существовала у них потребность в потреблении, а для этого нужно, чтобы они
недопотребляли, чтобы они не выходили из этого извечного круга относительной
нищеты, чтобы в их головах не возникало никакой иной высшей идеи, кроме идеи
славно, хорошо, от пуза поесть. Представители буржуазии являют собой пример
материализовавшей себя идеи потребления. Трудящиеся, глядя на потребление
буржуазии как на материализовавшую себя идею потребления на земле, должны в
мечтах своих стремиться к уровню потребления буржуазии. Разумеется, всякая мечта
должна подкрепляться. И поэтому потребление трудящихся должно время от времени
улучшаться, а часть из трудящихся должна выбиваться в класс буржуазии. При этом
трудящиеся не должны понимать, что для их массы нет на это шансов. Они
должны полагать, что вот что-то произойдёт, и чудо свершится, и у них неизвестно
откуда и как появится много денег. Эта мечта должна вести их по жизни.
В
этом отношении буржуазия выгодно отличается от коммунистов тем, что коммунисты
обещали жратву от пуза в заоблачных, не реализуемых в реальности высях
коммунизма, тогда как буржуазия показывает на своём собственном примере
реализацию мечты желудка на земле здесь и сейчас. Буржуазия, т.о., показывает
трудящимся, что нужно сделать для того, чтобы реализовать мечту желудка -именно,
нужно стать буржуазией. Тем самым буржуазия формирует, с классовой
стороны, общую классовую ненависть к себе трудящихся, но в индивидуальном
порядке сущностью этой ненависти должна быть в лице трудящегося ненависть
неудавшегося буржуя. Т.о., в этом смысле трудящийся и буржуй - это две стороны
одной и той же медали, удачливой и неудачливой.
Большевики пришли в своё
время к власти на волне всё той же потребности массового человека в
удовлетворении потребления. Казавшейся парадоксальной мысль Сталина о том, что
по мере развития и укрепления социализма усиливается классовое сопротивление ему
на самом деле имеет под собой глубочайшие основания и заключает в себе идею, что
по мере своего развития социализм все больше производит сил, противостоящих ему.
Что это за силы? - Это всё те же самые силы стремления к потреблению, те самые
силы, на волне которых большевики пришли к власти, сознательно или
бессознательно оседлав несвойственную, противоречащую их природе лошадь
потребления. Коммунисты оседлали эту лошадь и управляли ею, сколько могли.
Управляли до тех пор, пока потребление не достигло уровня, при котором
центростремительные силы, заставлявшие людей организовываться в целое ради
потребления, не достигло такого уровня, когда индивиды стали достаточно
сильными для того, чтобы противостоять другим индивидам в смысле потребления,
когда возникла мысль, что "я сам обогащусь лучше", когда среди
индивидов, следовательно, возникли центробежные силы относительно друг друга во
всём, что касается потребления.
Коммунизм как идеология не
ориентируется в человеке на потребление, но - на производство. Коммунизм не
ориентируется на человека потребляющего. Коммунизм ориентируется на человека
созидающего. Коммунизм не ориентируется на человека, живущего ради брюха, но
человека, живущего ради духа. Коммунизм - это работа на всех. Капитализм - это
работа на себя. В этом смысле тезис Маркса о том, что коммунизм возможен только
тогда, когда производительные силы позволят с избытком обеспечить потребление, и
только тогда потребность в созидании способна стать доминирующей, кажется
верным. Но ведь формирование потребностей потребления бесконечно, и в этом
смысле бесконечен и процесс развития потребностей. С другой стороны, социализм в
значительной степени обеспечил доминирующее развитие в человеке созидающей
потребности - при общей средней мере потребления, соответствующей существующему
уровню развития производительных сил.
Значит, если мы
возьмём произвольное множество людей, то среди них мы найдём подмножество, у
которых соотношение между потребностями в потреблении и созидании (производстве)
будет таким, что их будет устраивать существующее соотношение между потреблением
и созиданием, и группа людей, которую это не устраивает. Например, если
соотношение "потребление - созидание" ="0,2-0,8", то все те люди, у которых
потребность в потреблении больше 0,2 и, соответственно, потребность в созидании
меньше 0,8, их эта система устраивать не будет, и тем в большей степени, чем
сильнее различие. Так, если у человека это соотношение "0,95-0,5", то
существующая общественная система "02-08" будет вызывать в нём резко негативную
реакцию.
Т.о. для того, чтобы в обществе мог
доминировать тот либо другой тип людей, необходимо, чтобы
доминирующая группа людей осуществляла насилие над противостоящей ей группой
людей, обеспечивая устраивающий её порядок.
Мы сталкиваемся, т.о., с
вековечным противоречием между животной и духовной сторонами в человеке и
доминированием в нём той либо другой стороны. Свобода коммунизма и свобода
капитализма - это принципиально разные формы свободы. Идеал свободы капитализма
- это идеал свободы потребления. Идеал свободы коммунизма - это идеал свободы
созидания. Идеал коммунизма - существование для всех, идеал капитализма -
существование для себя.
Очевидно, что одна сторона не может
существовать без другой. Для того, чтобы существовала одна сторона, должна
существовать другая. Но система противоположности как целостная система может
существовать только за счет вытеснения одной из сторон в бессознательное, что
означает превращение её в средство для другой; одна сторона оказывается в
формальном подчинении у другой, и содержание её деятельности становится
отражением содержания деятельности другой.
То, чем всего сильнее
озабочена современная российская буржуазия - это вытеснение социалистического
сознания из вчерашнего советского человека в бессознательное. Для этого ничто в
сегодняшней российской реальности не должно напоминать сегодняшнему человеку о
социализме, не должно выступать в качестве условного раздражителя, вызывающего в
сегодняшнем человеке реакции на неё человека социалистического сознания. Все
усилия буржуазии направлены на формирование в людях буржуазного сознания с его
идеей потребления.
И потому уничтожаются символы социализма.
Ну, что, теперь решили перекрасить красные звёзды на самолётах в цвета
триколора.
Во всей этой истории есть одна любопытная запятая. Всякая
власть как форма насилия представляет интересы одной стороны противоположности
как формы целого. Потому и случилось так, что русская буржуазия, воспитанная
царским режимом в страхе перед его властной чиновничьей силой, такой же
трусливой и осталась, и она не смогла существовать самостоятельно в качестве
самодовлеющей силы, а во главе её не оказалось соответствующих её задачам
буржуазного лидера, и потому её поведение обусловлео её рефлекторным потоком;
она прячется за спину привычного чиновничьего аппарата, монархического по своей
сути , как, между прочим, сделали и коммунисты в лице Сталина в своё время. Ведь
весь этот культ Сталина был не чем иным, как отражением, воспроизводством
Сталиным того же самого образа управления и жизни, который исторически сложился
в России. И, кажется, что будь у власти Ленин, ничего этого не было бы и Россия
имела бы другую историю; с Россией произошло бы нечто, подобное тому, что
произошло с ней благодаря Петру I.
И в силу своего страха буржуазия не
смеет открыть своё лицо, она боится, она в страхе перед всеобщей ненавистью к
ней в стране, ей всюду, во всём мерещится угроза её существованию. Она боится
самое себя. И поэтому она не создает своих собственных символов. Она прячется за
символами царской России - за её гербом, за её флагом, и в лице Путина она нашла
реализацию своего существования в извечной российской форме монархического по
своей сути правления.
Это говорит об одной важной вещи: мысли у вас
могут быть какими угодно, идеи у вас могут быть какими угодно. Но действовать вы
можете только в соответствии с воспитанными в вас рефлексами, передаваемыми из
поколения в поколение. И выпрыгнуть в какой-то мере из рефлексов можно, только
создав другие рефлексы. А это под силу только личностям масштаба Петра I.
Страх за своё существование влечёт русскую буржуазию, страх подобный тому,
который испытывал Иван Фёдоровичу Шпонька перед женой: буржуазия посмотрит на
красный стяг - и видит в нём социализм, посмотрит на красную звезду - и видит в
ней социализм, посмотрит на себя - и тоже видит в самом своём
существовании грозящий ей социализм. И ей даже не приходит в голову, что символы
обладают, в соответствии с законом рефлекса, свойством перерождаться, изменять
своё значение. Что тот же красный флаг, те же самые красные звёзды в иной
реальности приобретают значение, соответствующее этой иной реальности. Тогда же,
когда занимаются вытеснением чего бы то ни было, превращают вытесненное в символ
соответствующей идеи, которая превращается в неуправляемую силу.
07.12.08 г.