В этой истории две
истории, и даже не связанные между собой, разве что временной
последовательностью и, пожалуй, не то что общей мыслью, но общим настроением.
Словом, наступила пора самоуверенности и, пожалуй, самовлюбленности. И на
фоне самоуверенности и самовлюбленности начинают проявлять себя элементарные
качества человека. Ведь что ни говорите, самоуверенность и самовлюбленность -
это всё же отклонение от нормы. Самоуверенности и самовлюбленности противостоят
противоположные чувства неуверенности и негативного отношения к себе.
Равновесие, конечно, имеет место тогда, когда человек не ощущает ни одного из
этих полюсов. Но, в общем, нормальному человеку по жизни не то что сложно, а,
пожалуй, невозможно обеспечивать подобного рода равновесие в виде постоянного
факта, так что равновесие человеку приходится достигать динамическим путем, в
среднем, на основе колебаний в ту или другую сторону и их устранения. А всякое
как колебание, так и его устранение характеризуется инерционностью, так что
получается, что человек впадает последовательно в одну или другую полярность.
И вот т.о. наступило своего рода удовлетворение собой. И в этом состоянии
закручиваются болты поддона. И хотя при этом существует мысль, что что-то из
инструмента упадет и потом ты его не найдешь среди того невообразимого хлама,
который лежит под тобой в раскрытом зеве находящегося под ногами подвала, но
приятное состояние духа позволяет это обстоятельство игнорировать. И в связи с
этим возникает вопрос: как качество человека, игнорирующего возможность
грядущей неприятности и сохраняющего при этом самое приятное расположение духа,
можно классифицировать? Можно подобного рода поведение охарактеризовать
поговоркой "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Но вот само это
качество как можно назвать? Сколько я ни пытался подобрать подходящее для него
приличное русское слово, сделать это мне так и не удалось. И в то же самое время
матерное слово совершенно точно его выражает смысл, может быть, еще и потому,
что русский мат ведь и есть средство для выражения и характеристики душевных
состояний человека. Поэтому пусть читатель меня извинит, но приходится быть
неприличным. Нет, это не слово "похуизм", потому что похуизма тут нет, и
человеку совершенно не безразлично падение инструмента, равносильное его
пропаже, его исчезновению. Нет, это не это слово. Слово, которое я имею ввиду -
это слово "распиздяйство", и иначе подобного рода качество и вызываемое им
поведение не назовешь.
Само собой разумеется, что то, что должно было
случиться, случилось: головка на 13 срывается с ключа и летит вниз, а я даже с
некоторым чувством удовлетворения и удовольствия слежу за траекторией её падения
и даже замечаю место, куда она упала. Как говорится, "ни о чем не беспокоясь", я
спускаюсь в подвал в полной уверенности, что она там внизу лежит и ждет, когда я
её подниму. Начинаю искать головку. Головки нет. Продолжаю искать головку.
Головки нет. Решительно нет её в том месте, куда она упала, и даже в его
окрестностях. А больше она нигде не может быть, я ясно видел место её
падения. Я вообще склонен к вере во влияние всевозможных сил, но, в конце
концов, не до такой же степени. Или я что, с ума сошел? Нет, если на всём этом
зацикливаться, то как раз можно сойти с ума. Можно было бы плюнуть на эту
головку, но другой такой головки у меня на сегодня нет, а, кроме того и в первую
очередь, не могла же она просто так вот исчезнуть. Это, в конце концов, выходит
за всякие возможные рамки.
Спасает из этого тупика мысль, которой я руководствуюсь в последнее время и
которая успешно работает: всё, что ни происходит, всё происходит для чего-то, и
то, что произошло, очевидно, произошло для того, чтобы я что-то сделал,
предпринял меры, такие, чтобы подобные случаи больше не могли повториться.
Значит, головка упала для того, чтобы я, наконец, сделал так, чтобы падающие в
подвал вещи можно было легко найти. И вот я начинаю поднимать, передвигать все
эти железки, и только после того, как вся эта работа проделана, я вижу головку,
тускло и стыдливо смотрящую на меня, и тут до меня доходит, что головка,
достигнув дна подвала, и эту точку падения я зафиксировал, отскочила в сторону.
Я видел мгновенный блеск её полёта в результате полета, но блеск этот не понял,
то есть принял более удобную и, соответственно, приятную для меня версию.
Нет, я не поступил так, как обычно поступал до этого всегда, то есть нашел, и
слава богу, и всё оставил как есть. Ведь теперь мной руководит идея, и мне был
дан в виде падения головки знак, что именно я должен сделать. Так что опасные
зоны я закрыл листом железа и еще сверху положил простыню полиэтиленовой пленки,
так что теперь всё, что ни упадет в подвал, теперь должно будет оказаться на
ней.
И только после этого, с чувством правильно выполненного долга,
возвратился к работе.
И хотя, кажется, и одного приключения вполне достаточно для одного
рабочего дня, тем не менее меня ожидало еще кое-что.
Конечно, когда
что-то сделаешь, испытываешь чувство торжества, и когда я возвратил головку
цилиндров на место и закрутил все её десять болтов по всем правилам, я испытал
это чувство. Всякое же чувство, как правило, беременно неприятными последствиями
всюду, где оно вытесняет мысль, что подтверждается также народной мудростью:
много смеешься - значит, скоро плакать будещь. Мне оставалось закрутить
одиннадцатый болт с усилием 3,3 -3,9 кг.и я настроил динамометрический
ключ на соответствующую величину. Очень удобно "правильно" рассуждать после
того, как что-то сделал неправильно. И сейчас я рассуждаю так, что мне следовало
сначала закрутить болт обычным ключом. Тогда бы я чувствовал, в каком состоянии
болт находится. В конце концов, я мог бы то же самое сделать без
динамометрического ключа на основе мышечного чувства, и это обычно гораздо лучше
получается. Но, как же, новый динамометрический ключь, этакая одаробула, и им я
начинаю закручивать болтишко на 8. А ведь за весом ключа мало что чувствуешь,
только ждешь, когда он щелкнет. И вот я кручу долго и нудно, ожидая, когда болт
войдёт до упора. Наконец, болт, очевидно, дошел до упора, потому что
усилие при вращении ключа начало нарастать; началось затягивание
болта , и я ожидаю щелчка ключа. А его все нет. А щелчок явно при таком усилии
должен быть. А между тем руки продолжают своё дело. И возникает ощущение, что
происходит что-то неправильное и закончится неприятно. А руки продолжают своё
дело. Им нет команды остановиться. И вдруг усилие при вращении ключа падает. Я
продолжаю недоумевать и фактически ожидаю, чем всё это кончится, "чтобы всё ясно
было". И тут болт ломается, и резьбовая его часть остаётся в двигателе. Ясность
наступила. И сознание как всегда в подобных случаях говорит: "Ну, всё пропало.
Был двигатель и нет его". Я же продолжаю недоумевать и относительно болта, и
относительно себя. Во-первых, мне непонятно моё поведение. Ведь то, что можно
назвать рассудоком, говорило мне, что происходит что-то не то. Но, видишь,
должно существовать правило поведения, когда происходит что-то не то. В
частности, в чем оно должно заключаться? Прежде всего, следовало остановиться. У
сознания должно существовать такое правило. Но у моего сознания такого правила
нет. У него, очевидно, действует другое правило; если сознание работает по
принципу "да-нет", то поведение сознания, в общем, понятно: ему нужна ясность, а
не эта неопределенность. Вот оно и ожидает, чем всё дело кончится. И, само собой
разумеется, дождалось. Возьмите животное. Как оно действует в неясных
обстоятельствах? - оно протягивает лапу к неизвестному предмету с готовностью
при малейшем движении последнего её отдернуть. То есть его осторожное
прямое действие заряжено сильным обратным действием. У меня же этого нет. Я как
баран, которого ведут на бойню. Плачет, а идет. Я вижу, что что-то не то, но
продолжаю крутить. Итак, у сознания должно быть не только правило остановиться,
но и правило "возвратиться на предыдущую безопасную позицию". Да, таким должно
быть правило сознания, если оно следует технике безопасности.
Может
быть, у меня действует тот же самый механизм сознания, который заставляет игрока
продолжать игру в надежде отыграться, то есть есть определенная установка,
определенное ожидание, и оно настолько фиксировано и неизменно, что его не
изменяют обстоятельства, пока всё не заканчивается катастрофой.
Словом, я никогда не следовал правилам техники безопасности, да еще ставил
это себе в заслугу, говоря, что благодаря её нарушениям я познаю что-то другое.
Как говорится, не нарушишь - не узнаешь нового.
И поэтому я не стану
утверждать, что пережил какой-то сильный стресс от слов сознания, что "всё
пропало". Читатель ведь помнит установку: всё, что ни происходит, происходит во
благо и является знаком чего-то другого, что нужно сделать. В данном случае
произошедшее превратилось в знак того, что необходимо выработать умение удалять
остатки сломанных болтов из резьбы. Поэтому то, что болт сломался, вызвало вслед
за отчаянным возгласом сознания: "всё пропало" чувство ожидаемого
удовлетворения, поскольку была поставлена новая задача - научиться удалять
остатки сломанных болтов из резьбы. И теперь возник вопрос, как это сделать.
Конечно, первой приходит мысль о высверливании. Но эта мысль явно не лучшая, тем
более, что болт каленый (на самом деле болт не каленый, но мне кажется, что он
должен быть каленый, а "раз кажется, значит так и есть" (по выражению героини
одного романа)). Самая первая опасность - повредить резьбу в
двигателе (опять-таки мне кажется, что резьба в двигателе должна быть каленая, и
эту кажимость я принимаю за факт). Поэтому обычное сверление выглядит
сомнительным в отношении его эффективности и "потому что болт каленый, и потому,
что при сверлении момент силы будет направлен на дальнейшее закручивание
болта (хотя что тут закручивать, раз резба сорвана). И тут приходит спасительная
мысль: а что, если взять сверло с левым направлением вращения. Вот оно будет
создавать момент силы, направленный на выкручивание остатков болта. И следом
идет вторая мысль: должны же существовать сверла для сверления каленого металла.
Тогда, сверлом на четыре высверлив отверстие, сверлом на шесть с левым
вращением я гарантированно выкручу болт.
Я настолько увлечен идеей,
что совершенно забываю о реальности, а именно о сораванной резьбе. Я отправляюсь
на поиски сверл калёных и с левым вращением. И это оказалось совсем не простым
делом. В конце концов у знакомого торговца нашел сверла с левым вращением, но
только на 3,5 и не каленые. И нашел сверло для каленого металла, но на 6 и с
правым вращением. Словом, получилось не то, хотя и что-то.
А
теперь, когда какие - никакие средства для реализации идеи оказались в руках,
хочешь не хочешь, а обращаешься к реальности. Резьба сорвана, но, согласно моему
приятному воображению, она должна быть сорвана на болте, а не в самом двигателе.
И вот я с этими мыслями приступаю к работе, и обнаруживаю, что и болт не
каленый, и металл болта гораздо тверже металла двигателя. Реальность оказалась
прямо противоположна той, которая предполагалась, за исключением разве что
очевидной мысли относительно сорванной резьбы, но и здесь прежде всего в самом
двигателе, потому что у него металл более мягкий.
Но тут дала себя
знать и еще одна кардинальная ошибка. Уже история с болтом масляного насоса
показала, что высверливание требует контроля, а для этого нужно иметь
возможность наблюдать процесс сверления, я же снова начал высверливать
через головку цилиндров, и сверло с металла остатка болта неконтролируемо сошло
на более мягкий металл двигателя, и я скоро убедился, что исправить то, что еще
можно исправить, можно, только сняв блок цилиндров. И тут и было сформулировано
правило работы с сорванными болтами: место операции должно быть доступно для
контроля, и сама операция должна строго контролироваться.
Конечно,
картина, которую я получил после высверливания болта, оказалась плачевной: от
резьбы на 8 в двигателе ничего не осталось. Пришлось нарезать резьбу на
10.
Но, в конце концов, хотя я и делаю машину, то, что меня действительно
интересует - это знание и "смогу ли я", а новые знание и опыт получены. Хотя,
если разобраться, зачем мне они? Но, кажется, меня, как героя в "Клубе
самоубийц" Стивенсона, интересует сам процесс, а не результат.
24.08.09 г.