Стратегии психотерапии Эриксона

л61. Смещение

     "Под естественным подходом подразумевается, что психотерапевт принимает ту ситуацию, с которой он сталкивается и использует ее, не пытаясь перестроить ее психологически. При таком подходе поведение пациента становится не помехой, а определенным вспомогательным средством и играет действенную, активную роль при индуцировании транса".

     Гипнотический субъект. - Отсюда получаем, что субъекты могут быть гипнотическими и антигипнотическими. Что значит гипнотический субъект? Это человек с соответствующей установкой на гипнабельность. Помните высказывание Пушкина: "Я сам обманываться рад". То есть установка принимать видимость за действительность. С рефлекторной точки зрения это выглядит т.о.: что первично, что вторично. Первичными являются внешние раздражения? Если первичными являются внешние раздражения, то человек на каждом шагу соотносится с внешней реальностью, с внешними раздражениями. Само это соотношение с внешними раздражениями связано с вопросом "что это?" и с процессом определения "что это?" Речь идет о воспринимаемых извне раздражениях и об отражении этих раздражений в виде кода. С другой стороны, код (идеальный образ) также может конструироваться из существующих кодов, и также конструируется из существующих кодов реальность. Другими словами, вопрос заключается в том, что для человека является большей реальностью - внешняя ему и независимо от него существующая реальность или внутренняя его реальность, которая им конструируется с приписыванием ей идеальных свойств. В последнем случае мы получаем гипнотика, и мы видим, что быть гипнотиком - это такая - же активная позиция, как и быть антигипнотиком. Человек либо сочиняет мир и живет в этом сочиненном им мире, либо же живёт в реальном мире. У него положена (преимущественно доминирует) та либо другая сторона. И поэтому человек по преимуществу имеет дело с самим собой, со своим субъективным миром, либо же с реальностью. Имея дело с собой, человек забывает о реальности, имея дело с реальностью, человек забывает о себе. Эти две стороны человека дополняют друг друга. Сам по себе внешний мир холоден и нуждается в дополнении субъективностью.  В связи с этим при подходе к человеку следует определять его ведущую сторону, то есть то, насколько он легко входит в себя, что, в общем, равносильно его вхождению в то, что называют трансовым состоянием.

Итак, гипнабельный субъект. Субъекту нужно было лечить зубы, но он боялся боли, и решил воспользоваться гипнозом для обезболивания. Оказалось, что мужчина легко добивался анестезии с любой частью своего тела, но только не с полостью рта. Более того, анестезия других частей тела усиливала чувствительность полости

Тогда его послали к автору, так как это был особый Случай.
   Легко было индуцировано состояние транса, и пациенту как бы случайно напомнили о его желании легко и свободно чувствовать себя в кресле дантиста. При этом ему приказали быть внимательным к инструкциям, которые ему будут даваться, и выполнять их четко и полностью.
   Ему было сделано внушение, что его левая рука станет очень чувствительной ко всем стимулам, в том числе и болевым. Это гиперстетичное состояние будет продолжаться до тех пор, пока ему не будут даны другие, противоположные, инструкции. В течение всего этого времени ему нужно принять все возможные меры, чтобы защитить его руку от болезненных контактов.
   Пациент правильно до конца отреагировал на эти внушения. Кроме гиперстезии и без всякого дополнительного внушения на этот счет, он спонтанно развил анестезию своей полости рта, что позволило выполнить всю зубоврачебную работу без введения других анестезирующих средств.

   Даже в последующих попытках анестезию и обезболивание нельзя индуцировать прямо и намеренно, за исключением только части рисунка гиперстезии — анестезии, характерной для этого пациента. Однако это единственный пример поведения такого типа. Автор время от времени встречался с другими похожими случаями.
   Очевидно, психологически фиксированное понимание пациента состояло в том, что зубоврачебная работа должна быть абсолютно связана с гиперчувствительностью. Когда это фиксированное жесткое понимание было достигнуто, то стала возможной и зубоврачебная анестезия способом, аналогичным релаксации одного мускула, что позволяет сжатие другого.

     Важнейшим является замечание о том, что обезболивание и анестезию нельзя индуцировать прямо и намеренно. Вспомните сны Фалалея о белом бычке в связи с прямым индуцированием ему не видеть этих снов:

"Как нарочно случилось так, что на другой же день после истории с Мартыновым мылом Фалалей, принеся утром чай Фоме Фомичу и совершенно успев забыть и Мартына и все вчерашнее горе, сообщил ему, что видел сон про белого быка. Этого еще не доставало! Фома Фомич пришел в неописанное негодование, немедленно призвал дядю и начал распекать его за неприличие сна, виденного его Фалалеем. В этот раз были приняты строгие меры: Фалалей был наказан; он стоял в углу на коленях. Настрого запретили ему видеть такие грубые, мужицкие сны. « Я за что сержусь, — говорил Фома, — кроме того, что он по настоящему не должен бы сметь и подумать лезть ко мне со своими снами, тем более с белым быком; кроме этого — согласитесь сами, полковник, — что такое белый бык, как не доказательство грубости, невежества, мужичества вашего неотесанного Фалалея? Каковы мысли, таковы и сны. Разве не говорил я заранее, что из него ничего не выйдет и что не следовало оставлять его вверху, при господах? Никогда, никогда не разовьете вы эту бессмысленную, простонародную душу во что нибудь возвышенное, поэтическое. Разве ты не можешь, — продолжал он, обращаясь к Фалалею, — разве ты не можешь видеть во сне что нибудь изящное, нежное, облагороженное, какую нибудь сцену из хорошего общества, например, хоть господ, играющих в карты, или дам, прогуливающихся в прекрасном саду?» Фалалей обещал непременно увидать в следующую ночь господ или дам, гуляющих в прекрасном саду.
   Ложась спать, Фалалей со слезами молил об этом бога и долго думал, как бы сделать так, чтоб не видеть проклятого белого быка. Но надежды человеческие обманчивы. Проснувшись на другое утро, он с ужасом вспомнил, что опять всю ночь ему снилось про ненавистного белого быка и не приснилось ни одной дамы, гуляющей в прекрасном саду. В этот раз последствия были особенные. Фома Фомич объявил решительно, что не верит возможности подобного случая, возможности подобного повторения сна, а что Фалалей нарочно подучен кем нибудь из домашних, а может быть, и самим полковником, чтоб сделать в пику Фоме Фомичу. Много было крику, упреков и слез. Генеральша к вечеру захворала; весь дом повесил нос. Оставалась еще слабая надежда, что Фалалей в следующую, то есть в третью ночь, непременно увидит что нибудь из высшего общества. Каково же было всеобщее негодование, когда целую неделю сряду, каждую божию ночь, Фалалей постоянно видел белого быка, и одного только белого быка! О высшем обществе нечего было и думать.
   Но всего интереснее было то, что Фалалей никак не мог догадаться солгать: просто — сказать, что видел не белого быка, а хоть, например, карету, наполненную дамами и Фомой Фомичом; тем более что солгать, в таком крайнем случае, было даже не так и грешно. Но Фалалей был до того правдив, что решительно не умел солгать, если б даже и захотел. Об этом даже и не намекали ему. Все знали, что он изменит себе в первое же мгновение и что Фома Фомич тотчас же поймает его во лжи. Что было делать? Положение дяди становилось невыносимым. Фалалей был решительно неисправим. Бедный мальчик даже стал худеть от тоски. Ключница Маланья утверждала, что его испортили, и спрыснула его с уголька водою. В этой полезной операции участвовала и сердобольная Прасковья Ильинична. Но даже и это не помогло. Ничто не помогало!
   — Да пусто б его взяло, треклятого! — рассказывал Фалалей, — каждую ночь снится! каждый раз с вечера молюсь: «Сон не снись про белого быка, сон не снись про белого быка!» А он тут как тут, проклятый, стоит передо мной, большой, с рогами, тупогубый такой, у у у!"

     Опыт Эриксона показывает отношение фиксации, с одной стороны, между телом и сознанием, и, с другой, Эриксон разбивает эту фиксацию, это однозначаное отношение, переводя внимание сознания гипнотика на другой объект. Он заставляет сознание субъекта фиксироваться на ожидании боли в руке, и тут-то и оказывается, что у человека сформирована схема боязни боли, и эта схема фиксируется полностью, всепоглощающе на объекте. Внушение ожидания боли в руке запустило привычную схему. Имеет место двойственность между собственно сознанием, осознанием человека, его фобией, связанной с ожиданием боли в руке. Это было несомненное переживание, связанное с ожиданием боли, совершенно то же самое, что ожидание боли, связанное с работой дантиста. И это психологическое состояние, естественно, лишила гипнотика доступа ко всему, что относилось к работе дантиста.