л.72. По-дурацкиОднажды
Эриксон сказал Однажды Милтон Эриксон
заметил: "Одна из моих дочерей как-то спросила меня: "Папа, почему люди
выполняют твои дурацкие задания?" Я ответил: "Потому что они знают, что
я это и имею ввиду". Я не понял этого высказывания, однако у меня осталось
ощущение, что за ним что-то стоит. Через какое-то время это высказывание
Эриксона непроизвольно и так, как будто оно принадлежит Эриксону,
преобразовалось в следующее: "Одна из моих дочерей спросила: "Папа, почему
люди выполняют твои дурацкие задания?" Я ответил: "Потому что и они
так думают" Но и это высказывание я не понимал: что, они думают, что задания
Эриксона дурацкие? Но тогда с какой стати они их выполняют? И вдруг до меня
дошло: они так думают; потому что они думают по-дурацки. И тогда
высказывание Эриксона приобрело смысл: они знают, что Эриксон имеет ввиду,
что они думают по-дурацки, и они знают, что они думают по дурацки. И, тем не
менее, зная, что они думают по дурацки, они с охотой предаются этому
занятию. Что значит думать по-дурацки
Четвертый маршрут автобуса редко ходит переполненный. Как-то я ехал этим
маршрутом. Народа в автобусе было мало. В двух шагах от меня стоял молодой
человек и говорил, обращаясь ни к кому. И при этом было очевидно, что он
также не разговаривает и с самим собой. Что, впрочем, само по себе было бы
тоже из ряда вон. Но, во всяком случае, это было бы нормой, поскольку
у человека был бы собеседник - он сам. Т.ск., придурок, но не полный.
Молодой человек производил впечатление говорящего автомата. Я прислушался к
тому, что он говорит. И если убрать контекст, в котором он говорил, то
оказывалось, что говорит он всё правильные вещи. Значит, если человек что-то
говорит, то говорить он должен к месту, чтобы это не вызывало ощущения
странности.. Мало сказать правильную вещь, нужно, чтобы существовала еще и
причина для высказывания. Высказывание должно работать.
Т.о.,
наблюдался ярко выраженный случай разрыва между ситуацией и высказыванием.
Высказывания существовали сами по себе, реальность сама по себе. В мозгу
молодого человека крутилась какая-то лента. Молодой человек был не здесь, и
он не мог прорваться в "здесь". Между ним и реальностью стояла стена.
Молодой человек был "полный придурок"
В мою преподавательскую
бытность, имея дело с заочниками и вечерниками, меня не покидало ощущение
моей собственной недостаточности: я говорил слова, жил среди слов, и я верил
словам, тому, что они есть нечто высшее. Между тем люди жили реальной
жизнью, и меня не покидало ощущение моей собственной ограниченности,
исключенности из жизни. Они - жили. Они жили в жизни. И я чувствовал, что
они гораздо глубже меня, что они знают жизнь не понаслышке. Я же жил среди
слов. Но слова - не жизнь. И я завидовал студентам. Они делали дело. Я же
повторял вычитанные слова, рассуждал о вычитанных словах и стремился
находить в них
предписываемый им глубокий смысл, оправдывающий их, делая это вместе
со всеми теми, кто в своё время искали и благополучно находили глубочайший
смысл в высказываниях партийных деятелей или и посегодня ищут и благополучно
находят глубочайший смысл в библейских сказаниях. И я думал: "Неужели я всю
жизнь буду ходить по кругу, повторять одно и то же?!" Нечто
подобное заметил однажды Борис Иванович, который работал в НИИ. Он сказал:
"Приходишь на работу, надеваешь нарукавники и начинаешь писать. И я подумал:
"Неужели я всю жизнь буду вот так каждое утро надевать нарукавники и что-то
писать"?! И однажды я, подобно Борису Ивановичу, или Борис Иванович подобно
мне - словом, однажды мы бросили "это грязное дело и пошли трубы чистить".
И мы оказались среди людей, которые не жили среди слов, не задумывались о
словах. И тут открылась неожиданная вещь: слова, как нечто значимое, для них
не существуют. Для них слова - это не понятия, отражающие сущности, люди не
доходят до сущности. Люди существуют на поверхности слов, и слова у них
оказываются простыми метками, проявлениями чего-то совершенно иного, что
стоит за словами, но что люди не осознают, или что люди осознают как свою
непосредственную реальность, как свою собственную данность. Эта данность
дана, и не о чем рассуждать.
И тут я снова вспомнил молодого человека
из автобуса. Он где-то там переучился, где-то там жил среди слов, и
настолько, что в конце концов застрял в их мире и потерял связь с
чувственной реальностью. Вся его реальность - это существование где-то там,
в какой-то части своего мозга.
Но и здесь, в этой
чувственной реальности, мы также имеем дело всё с той же односторонностью,
только наоборот. Не случайно же говорится, что противоположности сходятся.
Слова в чувственной сфере сами по себе не имеют смысла. И поэтому они могут
приобретать различный смысл, и эта их способность приобретать различные
смыслы ничем не ограничивается. Слова приобретают тот или иной смысл в
зависимости от того, к чему они привязываются и чему они служат. Слова в
чувственной жизни применяются утилитарно и характеризуются утилитарным
значением и в этом смысле совершенно справедливым оказывается высказывание:
"Практика - критерий истины". Именно так: практика субъекта есть
критерий истины. Именно в практике отдельного субъекта отражаются как
субъективный, так и объективный аспекты его, субъекта, истины, и т.о. в
практике субъекта соединяются две противоположные стороны истины - её
субъективный и её объективный аспекты, и в практике же субъекта проявляют
себя силы субъективного и объективного векторов его истины и
определяют его движение и развитие как в сторону субъективной стороны и
субъективного значения слов, при которой слова переливаются друг в друга,
изменяют свои значения, обслуживая индивидуальные импульсы субъекта, так и в
сторону открытия объективных сущностей, стоящих за словами. Но если движение
в сторону отражения объективных сущностей требует специальной работы и
особенных усилий, то в основном объективный вектор слов развивается в той
мере, в какой он является вынужденным насилием обстоятельств. Человек только
тогда приходит в понятие, когда жизнь бьет его по голове и заставляет
принять реальность. Вся остальная область существования человека принадлежит
его чувственной сфере, сфере его удовольствий и неудовольствий, к которым он
оказывается привязан. Т.о., чувственная сфера человека оказывается
доминирующей, слова сами по себе, со стороны их сущностных значений,
человеку не интересны. Слова всего лишь средство удовлетворения чувства, и
поскольку критерием поведения человека являются чувства удовольствия и
неудовольствия, то человек выбирает слова, которые ведут его к
удовольствиям, и избегают слова, которые связаны с неудовольствиями.
Здесь и сейчас
Удовольствие и неудовольствие есть актуально переживаемые состояния, и
поэтому слова привязываются к здесь и сейчас. Слова изменяются или изменяют
свой смысл в соответствии с актуальными состояниями человека. Память
человека есть способ его актуального перемещения во времени, а также его
смещений во времени. Посредством памяти человек изменяет свои
актуальные состояния, субъективно перемещаясь в иные ситуации. Помимо
временного субъективного перемещения в пережитое прошлое и ожидаемое
будущее, человек способен конструировать ситуации и реагировать на
сконструированные им ситуации. Т.о. человек оказывается способен вызывать
ранее пережитые состояния, застревать во времени, фиксируясь на своих
состояниях в прошлом и превращая настоящее в прошлое, конструировать
реальность и переживать её как актуальную реальность и реагировать на
текущие раздражители с точки зрения сконструированной им реальности.
Текущее состояние сознания Обычно
существует инстинктивное убеждение, что человек существует здесь и сейчас. В
реальности человек существует в своей памяти. Реальность человека - это его
память, фиксация его памяти на тех или иных моментах его опыта или
создаваемых им конструкций, которыми обусловливаются его выборы и
интерпретация им раздражителей. Человек, т.о., оказывается тождественен со
своей памятью, и жизнь человека - это жизнь его памяти.
Общество и индивид Человек существует в
обществе и неотделим от общества. Судьба человека существенно зависит от его
отношений с обществом. Обычная ситуация, с которой мы сталкиваемся, это
видимость того, что человек ориентируется на общество, общественные
установки им принимаются в качестве истинных и он действует,
основываясь на них. Как обычно, то, с чем мы
сталкиваемся в явлении, в сущности своей представляет собой нечто иное.
Важная особенность, на которую необходимо обратить внимание, состоит в одной
очень своеобразной вещи. Представим себе, что человек "в чем-то убежден", и
он считает, что его убеждение соответствует некоторым общественным
установкам.
Однако, прежде всего, человек,
разумеется, существует в обществе, но общество состоит из конкретных
людей, ныне существующих, и людей, которые актуально существовали раньше и
созданные установки которых существуют в настоящем, и в конечном счете
оказывается, что то, что рассматривается в качестве всеобщего закона, на
деле является установками каких-то определенных индивидов, нынешних или прошлых.
Обществом, представляющем собой множество
индивидов, каждый из которых "сам по себе", формируется множество положений,
которые являются общими для значительной части индивидов. Т.о. отдельный
индивид в чем-то согласен с общими установками
и в чем-то они противоречат если не его убеждениям, то его
внутреннему чувству. В любом случае индивиду приходится как-то соизмерять
своё собственное поведение и импульсы с установками общества. И т.о. им
вырабатываются некоторые стереотипные схемы поведения, которым он следует.
Среди этих стереотипов содержится множество общественных установок,
применение которых в человеке не вызывает
противоречий, которые, в общем,
для него в достаточной мере безразличны.. В связи с эти м возникает вопрос,
как существующие у человека установки могут изменяться.
Разрушение схемы Эриксон и один из
преподавателей завтракали в кафе. Их завтрак состоял из кофе и бутербродов.
Эриксон разрезал свой бутерброд на две части, взял одну половинку и
стал есть. И вдруг увидел на лице преподавателя ужас.
"Что случилось?- спросил Эриксон преподавателя, во
все глаза смотрящего на Эриксона. "Как, и вы еще спрашиваете?!-
воскликнул преподаватель - Да вы же
совершенно не умеете вести себя за столом!" - "Почему?- спросил Эриксон.
"Разве вы не знаете, что бутерброд нужно разрезать на 4 части
и только после этого есть?!" На следующий день
Эриксон вообще не стал разрезать бутерброд, а ел
его целиком."
Скоро способ употребления Эриксоном бутербродов
перестал приводить преподавателя в шоковое состояние.
С подобным явлением пару раз столкнулся и я, только я был не на месте
Эриксона, а на месте преподавателя.
На курсах телемастеров у нас был
преподаватель, любимым словечком которым было "понял" с ударением на
последнем слоге. Я был шокирован. Преподаватель, между тем, через каждые
несколько предложений говорил своё "пон`ял", "пон`яли", и через некоторое
время я обнаружил, что и я начал говорить "пон`ял", "пон`яли".
Второй
случай был с Иваном Линьковым. Во время работы в "Водоканале" мы приезжали
обедать в кафе на пересечении Красноармейской и Ворошиловского. Мы брали
ложки, вилки, а Иван брал одну ложку. "Вот уж, деревня, никакой культуры" -
скривился я про себя. Однако через некоторое время обнаружил, что и я стал
брать одну ложку, и мне даже показалось, что это гораздо удобнее.
В
приведенных примерах мы имели дело с, в общем, безразличными схемами
поведения, которые не оказывают никакого влияния на нашу практику. И мы
видим, что для изменения схемы на иную достаточно какого-то множество её
повторений. При этом всё начинается с того, что не мы повторяем какую-то
схему поведения, это делают другие. Через некоторое время мы непроизвольно
заражаемся схемой поведения другого человека. Потом человек исчезает, и мы
снова возвращаемся к поведению, которое является для нас нормой. Другими
словами, образованный условный рефлекс, если он не подкрепляется, через
некоторое время затормаживается. Образованный условный рефлекс в то же самое
время вытесняет рефлекс, которому он противопоставляется и который
разблокируется в случае отсутствия подкрепления нового рефлекса.
Обычно нечто можно выполнять каким-то множеством сравнительно
равнозначных способов. И каждый может выполнять нечто по-своему. Однако,
если люди делают это на виду друг у друга, то постепенно множество способов
действия вытесняется каким-то одним способом действия в соответствии с
принципом партиципации (сопричастия), попросту, в соответствии с принципом
подражания. Правда, партиципация содержит в себе подражание, но не
ограничивается им. Подражание - механизм реализации партиципации. Но
партиципация содержит в себе требование единственности схемы и представляет
собой механизм выделения из множества равнозначных схем какой-то одной путём
связывания её со сверхъестественными свойствами: можно делать только так;
если сделаешь иначе, то произойдет что-то ужасное. Фиксация определенности,
однозначности поведения всегда связана с партиципацией как её
охранительницей
. Смена субъективной
установки Любая
наша установка связывается у нас с некоторым законом, принадлежадем
объективности. Когда преподаватель ужасался тому, как ест бутерброд Эриксон,
он исходил из того, что разрезать бутерброд на четыре части - это
объективный закон, потому что "все так делают" или "все так считают". Само
это выражение установки: "Все так делают, все так считают" в качестве
универсального высказывания является неправдой, потому что, разумеется, не
все так делают и не все так считают. Это универсальное положение является
субъективным. Особенность поведения человека состоит
в том, что он по преимуществу пользуется в своём поведении общими
положениями: "все", "никто". И это, очевидно, оправдано с той стороны, что
любая частность чревата необязательностью, отсутствием необходимости и
однозначности. Но действие не может быть действием вообще. Оно всегда
конкретно, определенно. Но конкретность, определенность есть
"все". "Все" и единичное -
противоположности. Однако в данном случае мы имеем дело с тем примером,
когда противоположности сходятся. Единичное в себе есть "все", за "всем"
стоят одинаковые единичные. а множество одинаковых единичных - это одно.
Нечто можно сделать так, так и так. И этим множество возможностей
обусловливает невозможность выбора и осуществления действия. Т.о. "все" и
"никто" на деле определяет определенность, однозначность человека и к
действительно всеобщему не имеет непосредственного отношения. Внутренне для
человека это выглядит как "только так и никак иначе". Все, что противоречит
определенности, отвергается им. В реальности человек, разумеется, замечает
факты, противоречащие его общим установкам. И тогда он говорит, что факты не
соответствуют истине, что они есть ложь. Но вот что самое поразительное, так
это то, что человек, перейдя к противоположной установке, вдруг
обнаруживает, что, хотя он, пожалуй, и не считает её истинной, но её
реализация не вызывает уже в нём никакого ужаса. Эта установка может
противоречить принятым в обществе положениям, но человек совершенно спокойно
относится к этому противоречию. У человека возникает противоядие против
"если все, значит, это правда", он начинает обладать устойчивостью в себе,
внутри себя.
Значит, всё-таки не какие-то внешние общественные
положения определяют "совесть" человека, а его некоторая внутренняя
установка, которая вполне работает, но которая при этом может быть какой
угодно дурацкой.
Бабушка мне рассказывала случай из старого
времени. Одна учительница пукнула в гостях, после чего пришла домой и
повесилась. Похожий случай описывает Эриксон. Учительница во время урока
писала на доске, потянулась повыше и от напряжения непроизвольно пукнула.
После этого она ушла домой и заперлась у себя и не выходила. Ей казалось
ужасным выйти на улицу, ей казалось, что все, кто её ни увидит, непременно
будет думать о том, что она пукнула во время урока, и перенести то, что о
ней подумают, она не могла. И она и по сегодня сидела бы у себя в доме
и не выходила бы на улицу, если бы Эриксон не сказал ей: "Вы - правоверная
католичка. И вы созданы господом. Как же вы можете думать, что господь бог
мог создать что-то несовершенное?! Вы только подумайте, что господь создал
такой совершенный механизм, как сфинктер, который, с одной стороны, способен
удерживать каловые массы, и, в то же самое время, выпускать газы. Поэтому во
искупление своей вины перед господом вы должны купить горох, сварить
его, съесть, ходить по комнате и пукать, громко и шепотом, и делать это весь
вечер, и в это время славить господа за то, что он создал такой совершенный
механизм". И женщина купила горох, и сварила его, и съела, и пукала
громко и шепотом, и восславляла господа. А на следующий день пошла в школу.
И теперь ей было совершенно безразлично, что о ней подумают, что она пукнула
во время урока. Она больше это не воспринимала как что-то ужасное. Потому
что она знала, что этот механизм совершенен и его специально для этих целей
создал бог. И мнение, воображаемое или реальное, других людей, перестало для
неё иметь значение.
Другой случай изменения взгляда на событие,
рассказанный Эриксоном. Одна девочка обладала большим чувством юмора. Но
однажды она ехала с ребятами в автомобиле, и, как обычно, юморила, и в то
время, когда она делала это, пролетавшая над автомобилем птичка какнула и
попала ей в рот. Ребята, находившиеся с ней в автомобиле, умерли со
смеху, а девочка с тех пор замкнулась. И так прошло много месяцев, и к
Эриксону пришла мать девочки и рассказала о том, что произошло. Эриксон
сказал: "У неё за это время, верно, накопилось очень много юмора". И написал
ей открытку и опустил в почтовый ящик в городе, в котором не было знакомых у
этой девушки и её родных. Он написал: "Нужно быть осторожней, когда ездишь в
автомобиле с открытым ртом"- и подписался: "доктор Эриксон". Девочка,
получив открытку от незнакомого человека, прочитала её и громко
расхохоталась.
А вот история девушки с большой попой. У одной
девушки была попа необыкновенных размеров, и девушка стеснялась её. Она
любила детей, и стеснялась своей попы. И она поставила на себе крест. Тогда
Эриксон сказал ей: "Вы стесняетесь, что у вас большая попа, и думаете, что
это некрасиво. Но большая попа - это самая замечательная колыбель для
малютки". И тогда девушка поняла, что на самом деле у неё очень
хорошая попа. Потому что девушка любила детей, а её попа являлась идеальной
колыбелью для малюток. И она перестала зажиматься, и через некоторое время
пришла к Эриксону и познакомила его со своим молодым человеком, с которым
они собрались пожениться.
То, что делает Эриксон - он изменяет взгляд на событие. Когда происходит
что-то, что воспринимается как плохое, следует задать себе вопрос: а что в
этом хорошего? Какая польза может быть извлечена из этого. И совершенно
неважно, будет это правдой или нет. Важно только то, что
люди думают по-дурацки. В качестве хорошего вы можете взять любую
глупость, и она будет работать.
25.12.09 г. |
