Персональный сайт Валерия Штырова

    "Один из систематических аспектов деятельности Эриксона, Сатир и многих других эффективных терапевтов заключается в неосознаваемой регистрации того, КАК думает человек, с которым они разговаривают. Затем они используют эту информацию множеством и множеством разнообразных способов. Например, если я - клиент Вирджинии, я могу сказать:
   «Вы знаете, Вирджиния, я... в общем, просто... э... черт! как мне тяжело... знаете, моя ситуация очень тяжела. Вы знаете, просто моя жена... моя жена попала под поезд, и... Вы знаете, у меня четверо детей, и двое из них - гангстеры, и я думаю, может, я что-то не так сделал, но как-то не могу ухватить, что именно..."
   Я не знаю, была ли у вас когда-либо возможность наблюдать работу Вирджинии - но она работает очень, очень красиво. То, что она делает - настоящая магия, даже несмотря на то, что - я убежден - магия имеет структуру и доступна вам всем. Один из аспектов ее реакции на клиента - это присоединение к нему и его модели мира. Она отвечает примерно следующим образом:
   «Я понимаю, что вы чувствуете некий груз на своих плечах, и вы - как человеческое существо - не хотите той тяжести, которую ощущаете внутри себя. Вы надеетесь на другое.»
   На самом деле, пока Вирджиния использует слова и интонации того же типа, что и пациент - неважно, что именно она говорит ему."

Противопоставление = объективация

    "Если бы тот же самый клиент пошел к другому психотерапевту, диалог мог бы развиваться так:
   «Вы знаете, доктор Бэндлер, моя жизнь очень тяжела. Вы знаете, похоже, я просто не могу совладать с этим...»
   «Я это вижу, мистер Гриндер.»
   «Я чувствую себя так, как будто сделал что-то не то со своими детьми - и не знаю, что именно. И, знаете, я думал, может быть вы в состоянии помочь мне ощутить это?»
   «Конечно. Мне ясно, о чем вы говорите. Давайте сфокусируемся на одной конкретной точке. Постарайтесь описать мне ВАШЕ собственное видение перспективы. Расскажите, как вы видите свою ситуацию в данный момент?»
   «Ну... вы знаете, я просто... я... просто чувствую себя так, будто не могу ни за что зацепиться.»
   «Я это вижу. Для меня важно - что стало ясным после вашего красочного описания - для меня важно, чтобы мы под единым углом зрения увидели ту точку на нашем пути, к которой пойдем вместе.»
   «Я пытаюсь рассказать вам о том, что моя жизнь, вы знаете, была полна острых углов. И я стараюсь найти способ...»
   «Все выглядит разрушенным... по крайней мере, в вашем описании. Тона, в которые вы все раскрашиваете, довольно мрачны.»

Обсуждение

Кинестетические ощущения - вещь сложная в том отношении, что она всего больше связана с субъективностью человека. Кинестетические ощущения в особенности сложны в связи с тем, что на этом уровне мы имеем дело с тесной связью кожных и мышечных раздражений, с одной стороны, и, соответственно, с энергетическим состоянием кинестетической системы в целом, с другой. Нажатие на кожу вызывает мышечные реакции. Нажатие на кожу вызывает мышечное сопротивление. С другой стороны, мышечные усилия в качестве сопротивления внешним воздействиям связаны с чувствами тяжести, приятной или неприятной. Приятной, когда мышечные усилия преодолевают сопротивление, и неприятные, когда они. не выдерживая, уступают внешним воздействиям.
   Кожа тесно связана со слуховыми раздражителями. Неожиданный звук вызывает ощущение резкого удара со стороны кожных рецепторов, на что безусловно-рефлекторно реагируют мышцы. В этом смысле словесные слуховые раздражители непосредственно воздействуют на кожные рецепторы, вызывая соответствующие их смыслу мышечные напряжения и реакции. Вас оскорбили - и вся ваша кожа напряглась ("волосы поднялись дыбом"), а напряжение кожи вызывает мышечное возбуждение, требующее своей разрядки. Но и обратно: мышечная усталость вызывает раздражение кожи, раздражение кожи ведет к активизации слуховых полей коры, и мы получаем словесный поток как реакцию на внутренние мышечные состояния. Слух и язык - это две стороны одного механизма - восприятия звуковых вообще и словесных в частности раздражителей, где слово "язык" выступает как понятие, представляющее звукопроизводящий аппарат в целом - и т.о. язык есть механизм физического производства (произвольного или непроизвольного) звуковых, и в том числе словесных раздражителей.
   Звуковые раздражители существенным образом характеризуются неопределенностью и неточностью как в отношении расстояний их носителей от субъекта, так и сущности воздействующего звукового объекта. В частности, не случайно в библии говорится о том, что первым было слово и слово есть бог (и тем самым бог есть слово). Это говорит о том, что слово бог - это не определенное слово, за которым может стоять всё, что угодно. И именно эта неопределенность звуковых раздражителей и является конструктором страха, и именно поэтому слово оказывается сильно действующим объектом.
   В этом отношении зрительные раздражители как раздражители предваряющие и определяющие внешние раздражители являются наименее относящимися к безусловным рефлексам. Они всего больше отделены от субъективности.

   В рассматриваемом диалоге мы имеем дело с человеком, испытывающим тяжесть, от которой он хотел бы избавиться. Это его ощущение есть субъективное состояние. То, что нужно человеку - это помощь снять с плеч давящий на него груз. Это то самое, на чем привычно паразитирует современная медицина со всеми её лекарствами: любая болезнь - это субъективное ощущение той или иной формы тяжести, от которой человек не знает, как избавиться. И тут-то и возникает таблетка как способ решения всех кинестетических проблем. Человеку нужен способ решения его реальных, объективных или субъективных проблем.
   Когда человек испытывает тяжесть, он начинает говорить на кинестетическом языке. Зрительный сенсорный аппарат - это принципиально объективный аппарат. Он адресуется не к чувствам, не к субъективным состояниям, а к объектам. И в то же самое время зрительными раздражителями формируются и задаются программы кинестетических отношений с внешними объектами как физическим средством их отражения (отображения) и изменения. Зрительный язык применяется тогда, когда человек соотносится с объектом.
   Когда человек говорит вам, что ему тяжело, то то, в чем он нуждается - это в облегчении его субъективного, а не объективного, внутреннего, а не внешнего состояния. А это может быть сделано только опять-таки на уровне кинестетики, на уровне тождества. Человеку становится легче, когда ему говорят, что да, ему тяжело, и тяжело и второму, третьему, пятому, десятому, и то, что только что казалось человеку исключительно его тяжестью - ведь психологическая тяжесть есть вещь относительная- то человек приходит в нормальное состояние. Вспомните мысли Пьера Безухова:"В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но ... он переносил не только легко, но и радостно свое положение. Он узнал, что ... как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы (вполне) несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую"
«Ну... вы знаете, я просто... я... просто чувствую себя так, будто не могу ни за что зацепиться.»
   «Я это вижу. Для меня важно - что стало ясным после вашего красочного описания - для меня важно, чтобы мы под единым углом зрения увидели ту точку на нашем пути, к которой пойдем вместе.»
   «Я пытаюсь рассказать вам о том, что моя жизнь, вы знаете, была полна острых углов. И я стараюсь найти способ...»
   «Все выглядит разрушенным... по крайней мере, в вашем описании. Тона, в которые вы все раскрашиваете, довольно мрачны.»
   Всякий человек по идее универсален, то есть у него функционируют все сенсорные системы. Однако, в зависимости от контекста, в котором человек находится, у него доминирующими становятся те или иные системы. В этом случае данные, идущие от остальных сенсорных систем, переводятся на язык доминирующей системы и выглядят именно так, как это присуще доминирующей системе. Слуховая система, как можно видеть, занимает у человека промежуточное положение между зрительной и кинестетической. Она представляет собой как бы посредника между ними в особенности всюду, где в качестве раздражителя выступает речь. Речь, которая воспринята, декодируется, в зависимости от своего характера, в кинестетические состояния субъекта или (и) в зрительные образы, которые, очевидно, противостоят друг другу как то, что внутри и как то, что во вне человека; как то, что принадлежит его субъективному либо объективному миру, причем, это происходит различным образом: доминирующая сенсорная система - это то место, в котором находится "здесь и теперь" человека. Снятая сенсорная система находится за пределами человека, за пределами его жизни, за стеной, за пределами его интересов, он в этом смысле к ней равнодушен. Он её не чувствует. Он её воспринимает через понятия, которые поставляет ему посредующая сенсорная система, а у человека в качестве такой посредующей системы должна выступать слуховая система, с одной стороны, и через представления, которые его доминирующая система строит, воспринимая понятия. Связь между сенсорными системами в противоположных состояниях осуществляется через посредующую сенсорную систему, которая как бы является переводчиком с одного языка на другой и которую человек понимает. Гегель бы сказал так, что посредующая сенсорная система является средним термином, обладая признаками одной и другой сенсорных систем, которые являются крайними терминами. Но слуховая система выступает в качестве опосредующей не только со стороны словесных, но и вообще со стороны звуковых раздражителей. Так, зрительный образ сам по себе не может вызвать никакой реакции. Но зрительный образ окружен аурой звука, которая предшествует кинестетическому воздействию его прообраза, и поэтому эта схема представляет собой форму "умозаключения", когда один раздражитель через другой связываемый с ним рефлекторно и выступающий в качестве идеального, уже идеально воздействует на противоположную сторону, вызывая в ней соответствующую сенсорную реакцию на него до всякого реального его воздействия, так что вы начинаете испытывать тошноту, только увидев неприятного вам человека.
   Но точно также и обратно. Ваше отрицательное кинестетическое состояние превращает для вас и приятного вам человека в отвратительного.

   «На самом деле я хотел бы узнать вашу точку зрения.»
   «Ну, я хочу, чтобы вы не избегали ни одного из этих чувств. Просто продолжайте, позвольте им изливаться свободно и разрушить ко всем чертям картину, которую вы тут изобразили.»
   «Я... я не вижу, чтобы это нас куда-нибудь вело.»
   «Я чувствую, что мы натолкнулись на барьер в отношениях. Хотите обсудить ваше сопротивление?»

   Отождествление связано с присоединением к человеку. А как выглядит присоединение? - как настройка на одну волну с человеком, настройка на согласие и веру, ибо если вы искренне соглашаетесь, то это предполагает, что вы верите (человеку или в человека). Но вера и знание - это две разные вещи, и они могут как совпадать, так и не совпадать. Вера так или иначе подпитывается со-чувствием. Знание само по себе не предполагает сочувствия. В основании веры лежит чувство, или, иначе, вера - это форма чувства, форма проявления инстинктивного отношения к чему-то. Вера в качестве чувства есть проявление рефлекторной деятельности, которая принципиально является бессознательной, и чувство веры есть момент функционирования инстинктивно-рефлекторного механизма. Рефлекс всегда бессознателен, но он может быть осознан. Более того, любое знание есть не что иное, как осознание содержания рефлекса. Это значит, что знание есть осознание содержания и значения чувства. Чувство действует. Чувство - это "как". Знание - это "что" (делает рефлекс), поэтому знание выходит за пределы рефлекса как субъективного механизма - в объективную реальность. Вера и знание либо характеризуются единством, и тогда они представляют собой (положительную) силу, либо же они противостоят, противоречат друг другу, и тогда они представляют собой отрицательную силу, которая проявляет себя в борьбе между верой и знанием, которая выражается в том, что вы хотите во что-то верить, и вытесняете знание, либо же хотите что-то знать, и тогда вытесняете веру.