043 Приёмы мышления Аристотеля

0432 "Категории" Глава первая

   Мы почитаем с вами "Категории" Аристотеля. Это вполне логично, так как категории лежат в основании логики мышления. Попытаемся следить за ходом мысли Стагирита.

   Глава первая (одноименное, соименное, отыменное)
   Одноименными называются те предметы,
    Под предметами понимается то, что находится вне нас. Но, хотя предмет и существует вне нас объективным образом, но для нас он является в нашем чувстве, и мы можем говорить о предмете лишь постольку, поскольку чувственно отразили его, ибо если нет его чувственного отражения, то, может быть, можно говорить о его понятии, если таковое у нас имеется, но не о нём как чувственном объекте. Но если предмет отражен, то он существует в качестве отражения, которое нами может воспроизводиться в нашей голове в виде его (фотографического или иного) образа. В результате этого внешняя реальность как бы дублируется в нас. Но поскольку в нас возник образ предмета с его чувственными характеристиками, то он превращается в нас  в самостоятельный объект настолько, что его объективное существование сравнительно с идеальным в нашей голове становится, в общем, не существенным. У нас как бы есть его идеальный дубликат который реальнее реального, который (в силу этого)  начинает выступать в качестве эталона соответствующего предмета настолько, что, столкнувшись с актуальным объектом и заметив отклонения в нём от содержащегося в нашей голове образца, мы начинаем говорить, что он не соответствует своему образцу как своему понятию. То есть имеет место сравнение внешнего с внутренним, прообраза с его образом, отождествление первого с последним и рассмотрение его отклонений от последнего как отклонение от своего образца как своего понятия и тем самым - своей сущности, если рассматривать понятие как отражающее сущность предмета.
   Итак, устойчивое отражение объекта превращается в его образец, который который представляет  его понятие, то есть за чувственным образом объекта стоит его понятие для субъекта, содержанием понятия является  его значение для субъекта. А отсюда следует, что в строгом смысле предмет не обладает своим понятием, если не существует его образца, то есть если он не отражен субъектом, так как понятие объекта есть категория субъективная, то есть принадлежащая субекту..
    Конечно, возникает в связи с этим вопрос: как это может быть? Попробуем представить себе, как это есть. Пусть у нас в голове есть чувственный образ предмета, который мы назвали образцом. Тогда, получив раздражение из внешности, в том случае, если оно совпадает с с образцом, мы отождествляем раздражение с его отражением и определяем его через него если не понятийно, но во всяком случае посредством указания, что раздражение есть объект, предствленный в его образе. Теперь представим себе, что есть какие-то раздражения, но их образы отсутствуют. В этом случае мы о них ничего сказать не можем. И в этом смысле по отношению к раздражению мы выступаем в качестве бессознательного существа. Взаимодействие с раздражениями позволяет выделить среди них объекты, характеризующиеся границами. Всё это - процесс формирования отражения, который является принципиально бессознательным в том смысле, что мы ничего сказать относительно воздействий не можем, и только по мере формирования отражения мы начинаем что-то высказывать. Ведь между первоначальным раздражением и его отражением лежит время, которое занимает процесс формирования отражения. А это значит, что вначале выступают какие-то его части, достаточно неясные, и мы так и высказываемся о них, как и о раздражении в целом. Лишь в результате процесса отражения у нас появляется код (образ, модель) предмета, который в то же самое время является и понятием. Является в то же самое время и понятием потому, что процесс отражения "происходит через понятие", то есть мы имеем воздействие и объективные изменения в нас как субъекте, на который осуществляется  воздействие, а эти объективные изменения в нас отражаются субъективно. Особенность живых система состоит в  преобразования объективных изменений в системе в субъективные данные. Именно в этом состоит величайшая тайна живой материи, которая характеризуется тем, что физические, химические и иные изменения в ней в результате внешних воздействий преобразуются в субъективные данные, которые, в свою очередь, преобразуются в действия, являющиеся ответом на воздействия.
 у которых только имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности (logos tes oysias) разная,
    Итак, мы имеем отношение именования предмета. Значит, мы имеем один объект, называемый именем предмета, и другой объект - предмет. И между именем предмета и предметом устанавливается отношение соответствия т.о., что имя указывает на предмет. Операция обозначения предмета посредством имени называется (на)именованием предмета. Эта операция является универсальной в том отношении, что "любой предмет должен иметь имя".  Предмет без имени - это всё равно, что человек без паспотра - он исключен из общественного употребления.
   Но как по сути это выглядит у Аристотеля? Фактически, мы имеем дело с приёмом, когда имя предмета рассматривается как его свойство. То есть Аристотель идет не от имени к предмету, а, напротив, от предмета к имени. Мы можем сказать, что де предмет сам по себе не имеет имени, и имя не является его свойством. Да, но это - предмет сам по себе. Но мы имеем дело с предметом человеческой практики, а в человеческой практике предмет и его имя - неразрывны, причем, мы имеем не такое положение вещей, что есть имя как материальный объект- то есть имя как совокупность звуков или букв, и есть объект. Нет, мы имеем именно объект, свойством которого является имя. И здесь не может быть третьего: либо имя является свойством предмета, либо предмет является свойством имени. (Нужно помнить о том, что мы находимся в сфере мышления, а не чувственной реальности, и то, что для чувственной реальности представляется диким, в области мышления это - всего лишь рассмотрение его объектов с разных сторон подобно тому, как рассматривается предмет в проективной геометрии).   Т.о. здесь мы столкнулись с важной вещью: мы привыкли идти от имени к предмету. Мы говорим, что имя указывает на предмет, но фактически у нас получается, что имя предмета - это первое, а предмет - это второе. То есть у нас имя выступает в качестве сущности предмета и мы познаем предмет через его имя. И всё это потому, что социально в нас формируется как первичное понятие о предмете. Ведь с детства мы не исследуем предмет, но нам задается его понятие, а зачастую  и его чувственный образ. У нас впереди, до всякого предмета, идет слово. Мы узнаём предмет  прежде, чем видим его в реальности. а то и вовсе никогда не видим, используя данное нам предствление о нём.  Т.о. то, что мы думаем, что делаем, и то, что у нас получается на самом деле - это совершенно разные вещи. Как только мы начинаем идти от имени к предмету, так мы начинаем идти от понятия к предмету, то есть от сущности предмета к предмету, какой бы бедной при этом в нашем воображении сущность предмета ни была, но она  уже находится в нашем чувстве. Это не объективное, а субъективное отношение, то есть здесь переход от субъективного к объективному, от знания к предмету.
   Не то у Аристотеля. Он начинает с предмета, и рассматривает имя предмета как его свойство.
   "соответствующая этому имени речь о сущности разная"
   имени соответствует "его" речь. Действительно,  в речи употребляются имена. Но здесь имя как бы порождает соответствующую ему речь. "речь о сущности" - то, что стоит за пределами речи, речь о другом. Т.о., имеет место отношение между речью и этим другим. (Речь не может существовать без этого другого, другое же может существовать без речи. Здесь нужно иметь ввиду два разных аспекта: речь может рассматриваться как актуальная реальность, характеризующаяся сущностью в самой себе, и её развитие заключается в природе её собственного содержания. Тогда субъекты речи могут рассматриваться как средство её материализации, её самодвижения. С другой стороны, речь можно рассматривать как выражение отношения субъекта к объекту, как его речевое воздействие на него или отреагирование на воздействие объекта на него.)  
   Это вообще является основным свойством речи, то, что она говорит о другом, о том, что вне её, по отношению к чему она объективирована. При этом она может говорить также и о самой себе, то есть быть обективированной по отношению к самой себе. Но то, что вне её - это непосредственно чувственная реальность, идеальная или актуальная (но и речь сама по себе точно также вещь актуальная и, если это звуковая речь, то существующая во времени реальность). Речь применяется либо к идеальной чувственной сфере либо в актуальной, практической реальности. И в одном и в другом случаях речь оказывает своё воздействие либо на собственную чувственную сферу субъекта, либо на чувственную сферу объекта, если этот объект, в свою очередь, является субъектом. 
   Как всё это выглядит у Аристотеля? Так как имя - свойство предмета, а речь соответствует имени, а содержанием имени является предмет,  то получается, что в речи предмет как бы говорит о самом себе. Речь - это то, что предмет высказывает о себе, при этом имеется ввиду речь как застывшая субстанция, как объект, который соответствует предмету. То есть это - объективация предмета в речи.
   "соответствующая этому имени речь о сущности разная"
   То есть есть имя, обозначающее два разных предмета. Но предмет, пока он не определен, есть просто предмет. И любой предмет есть всего лишь предмет. Предмет являет себя в речи. В речи же разные предметы (разные - не в смысле копий одного и того же предмета) предстают как разные сущности. Ниже мы увидим, что у Аристотеляы в качестве разных сущностей выступают качественно разные предметы. Например, река и дерево - это разные сущности.
    Кажется, что здесь слово сущность является производным от слова "существование" и речь применяется к существующему, однако само это существующее может быть идеальным и реальным, и эти вещи в чем-то соответствуют и в чем-то не соответствуют друг другу.  Действительно, существенно то, что существует, и его существенность обусловлена его существованием, причем существует не только объективно, материально, но и субъективно, чувственно, ибо и в том и в другом случаях мы получаем ответные реакции, в одном случае - объекта, в другом случае - чувств субъекта. Действительно, если гора существует, то это обстоятельство существенное, поскольку гору невозможно игнорировать. И точно также с мыслью: если мысль существует, то она оказывает на субъекта воздействие, и он не может не реагировать на неё.
    Но такое понятие о сущности отличается от  принятого сегодня понятия сущности как того, что хотя и является, но тем не менее находится за явлением. Однако понятия текучи и переходят одно в другое. Существенность и сущность - тесно связанные между собой понятия. Сущность не может быть не существенной. Так, если мы говорим о горе, то в практическом плане мы рассматриваем её по отношению к нашей собственной реальности, и тогда её существенность и её сущность по отношению к нам оказываются совпадающими. Если нам приходится её обходить, то сущностью горы по отношению к нам как раз и является это существенное для нас обстоятельство. То, что существенно в объекте для нас, оказывается сущностью объекта по отношению к нам. 
     как, например, dzoon означает и человека и изображение. Ведь у них только имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности разная, 
    речь связывается с именем, и тем самым имеет место соответствие между именем и речью. Речевая и именная реальности являют себя  как единое целое, образующее  пространство этого рода объектов. Если сравним особенность выражений Аристотеля, которая представляется нашему рассудку неправильной, то это связано с тем, что для нас речь и её содержание не выступают в качестве вне нас существующего объекта, мы не объективированы по отношению к ней, но субъективированы с ней, мы отождествляем себя с ней. И мы, и наша речь являемся частью функциорирующей системы, тогда как Аристотель выходит за её пределы и рассматривает речь и всё то, что связано с ней,  в качестве  объекта. Добролюбов, говоря о труде писателя, указывал на то, что писатель, в отличие от обыкновенного человека, способен остановить текучий процесс и благодаря этому рассматривать его. Текучий процесс - это жизненный процесс субъекта. Способность остановить  процесс - это способность объективироваться по отношению к жизненному процессу и рассматривать его как объект. 
    ибо если указывать, что значит для каждого из них быть dzoon, то [в том и другом случае] будет указано особое понятие (logos).
   Т.о. непосредственным объектом, тем, что является, у Аристотелся выступает речь. И то, о чем в речи говорится, проявляется в ней, но тем не менее стоит за ней. Тогда, если рассматривать речь как субъективную реальность, то объектом Аристотеля является таковая. Однако на практике эта субъективная реальность отождествляется с объективной, неразрывна с ней, и в этом плане рассмотрение речи  есть способ рассмотрения самой обективной реальности.
      Но если мы имеем дело с речью, то по отношению к ней следует указать значение, которое имеют одинаковые имена, обозначающие разные предметы. "соответствующая имени речь о сущности" Исходным пунктом движения мысли является имя. Речь прилагается к имени. Между именем и речью имеет место соответствие. Речь же говорит о сущности предмета, то есть об объективной реальности, но содержанием речи является отражение объективной реальности, и лишь опосредованно - сама объективная реальность. Т.о. получаем параллелизм имени и речи, соответствующей имени, - и предмета и его свойств.
   Уже при чтении первой главы мы обнаруживаем наш обычный способ чтения: мы ищем в тексте то, что нам известно, и проходим мимо того, как, каким образом добывается знание. Прочитав, мы видим, что Аристотель говорит об "элементарных" вещах: о многозначности имен. Например, "коса" у женщины, коса на реке. Значения у этих имен разные, поскольку они указывают на принципиально разные объекты - заплетенные волосы и длинную полоску суши на реке, тянущуюся от берега. Однако нельзя не видеть здесь важную особенность формирования понятий, с которой связана многозначность имен: связь между косой женщины и косой на реке: коса женщины характеризуется тем, что копна волос в косе сходится в узкую полоску. На реке мы видим то же самое: от суши по реке тянется такая же узкая полоска, но суши. Эта полоска на реке ассоциируется с косой женщины и называется её именем. Т.о. образуется понятие как общее название  самым различным объектам (сущностям, как сказал бы Аристотель)). Т.о. коса  как имя обозначает разные объекты. Но коса как понятие реализована в этих разных объектах.  В этом смысле имя и понятие - различные вещи. До тех пор, пока мы имеем дело всего лишь с косой женщины, мы имеем дело с именем и его значением. Когда словом "коса" или каким угодно другим словом обозначаются принципиально различные предметы, характеризующиеся общими признаками - формой ли, функцией ли, мы переходим к абстракциям от реальности, к абстракциям, которые сами по себе уже не являются предметами реальности, но являются абстракциями  свойств предметов реальности самой различной субстанциональной природы, абстракциями, которые, в свою очередь начинают рассматриваться как самостоятельные объекты и с которыми мышление и оперирует как с объектами. Понятие, т.о., отрывается от реальности. И понятие оказывается тем, чем оперирует теоретическое мышление и что является основанием для создания человеком объектов, которых не существует в природе. И т.о. возникает двойственность: человек создает объекты своего труда на идеальном, теоретическом уровне посредством понятий: вначале он называет какие-то объекты, которые он создает, посредством имен понятий, например, замок, коса. И только после того, как объект им создан, он конкретным частям объекта дает собственные имена, отражающие их специфику, но при этом всегда имеется ввиду понятие этого объекта как его определения. Т.о., первоначально объект создается как функция и форма, что является в первую очередь содержанием понятия. В понятии функция и форма оказываются нераздельными относительно друг друга в том смысле, что за выделением формы обычно стоит функция, тогда как реализация любой функции требует своей формы. Но функция и форма оказываются противоположностями, не связанными друг с другом в том смысле, что форма зависит от способа материализации функции и от того, на основе какого материала функция реализуется. Ведь коса женщины формируется посредством её плетения. Коса на реке создается нанесением водой грунта на  участке русла реки. Между этими двумя функциями трудно найти общее. В данном случае общее понятие формируется на основании формы, функции же (процессы, действия), которые привели к образованию данной формы, различны. С другой стороны, исходное понятие замка представляет собой известный образ замка, но это понятие может не только быть реализовано  в различных материальных  формах, но и применяться в идеальной сфере. В понятии замка доминирует не его форма, но функция.
   Добавление. Так же коса как орудие для кошения травы. Действительно, ведь по форме коса напоминает косу на реке.  Т.о. мы видим множество видов объектов с разными функциями, но по форме представляющие одно понятие.

   Глава первая (одноименное, соименное, отыменное)
   Соименными называются те предметы, у которых и имя общее, и соответствующая этому имени речь о сущности одна и та же, как, например, "живое существо" (dzoon) - это и человек и бык. В самом деле, и человек и бык называются общим именем "живое существо" и речь о сущности [их] одна и та же. Ведь если указывать понятие того и другого, что значит для каждого из них быть dzoon, то будет указано одно и то же понятие.
   У Аристотеля есть одна особенность: исходным пунктом у него является отдельный предмет. Тем самым у него исходным пунктом является отнюдь не понятие, а отдельные объекты. Имея дело с отдельными объектами, он имеет дело с их именами как их свойствами. Тем самым Аристотель исходит из реальной практики употребления имен. Имена ведь существуют для того, чтобы называть предметы. Аристотель идет не от знания, а от практики употребления имен. Поэтому соименное - это имена для называния предметов. Например, мы говорим не "Анна Ивановна", а "англичанка", или "училка". Мы привыкли к тому, что "учитель" - это общее понятие. Но это - то, чему нас учат. На практике же для нас не существует общих понятий, но существуют отдельные предметы, свойствами которых является "быть учителем английского языка" и т.п. Мы говорим "лошадь", и это - имя для любой лошади. Мы говорим "живое существо", и это имя для любого живого существа. Поскольку живые существа так называются, они между собой не различаются, и в этом смысле человек и комар - это одно и то же.
   Итак, объекты, которые называются общим именем и речь о сущности которых одна и та же, называются соименными. Согласитесь, что мы так не стали бы выражаться. Мы не стали бы говорить, что речь о сущности предметов одна и та же. Мы бы просто сказали, что объекты с общим именем, обладающие одинаковой сущностью, называются соименными. Но что представляет это наше выражение? - только факт проекции нашего знания на предмет. То есть модель объекта и объект нами отождествляются, а чувственная практика и не может быть иной. Мы не можем не отождествлять модель предмета и предмет, если действуем с ним. Ведь модель предмета - это способ ориентировки относительно него, а также набор программ взаимодействия с ним. Однако в теоретическом плане так говорить нельзя, и совершенно прав Аристотель, когда различает речь о сущности предмета и сущность предмета. В речи отражается наше знание предмета, которое изменяется со временем. Но наше знание предмета и сам предмет - это, очевидно, не одно и то же. И т.о. говоря "речь о сущности" Аристотель говорит о знании о сущности предмета, которое явяется его отражением в нас.

   Глава первая (одноименное, соименное, отыменное)
   Наконец, отыменными называются предметы, которые получают наименование от чего-то в соответствии с его именем, отличаясь при этом окончанием слова, как, например, от "грамматики" - "грамматик", от "мужества" - "мужественный".
   Аристотель снова говорит о предметах. Но что такое "предмет" у Аристотеля? Выше сказано, что это - то, что вне нас. Но то, что вне нас, представлено в нашем чувстве. Ведь то, что не представлено в нашем чувстве, о нём мы не можем сказать даже не то, что  существует оно или не существует, но мы вообще о неём ничего не можем сказать, поскольку его в нас нет. Что-то насочинять мы можем, но сочиненное и есть сочиненное. Это не данная в чувстве реальность. То, что вне чувства - это для нас "темнота и хаос". Но когда мы говорим о чувстве, то оно характеризуется тем, что оно принадлежит нам, и в то же самое время его содержание, будучи отражением прообразов, от нас не зависит. И поэтому содержание чувства на нас действует как внешний объект. Наши чувства можно разделить на внешние и внутренние. Внешние чувствва - это актуальные чувства взаимодействия с внешней нам реальностью. Эти чувства смело можно назвать ощущениями, поскольку они являются нам в ощущениях актуальной нам внешней реальности. Внутреннее чувство есть та или иная форма (фотографического) отражения внешнего, отраженное через логику наших внутренних состояний, выражающих наши отношения к внешней среде. Т.о. предмет - это чувственная реальность, данная нам в наших ощущениях. Чувственная реальность, представленная в нашем внутреннем чувстве, становится объектом рассмотрения нашего теоретического сознания. Внещняя чувственная реальность не может выступать в качестве объекта теоретического рассмотрения в силу её текучести и изменчивости. И этот признак текучести в постоянном и постоянного в текучем является отличительным признаком соответственно внешнего и внутреннего чувства.
   
   Когда мы что-то высказываем, мы высказываем это относительно объектов нашего внутреннего чувства, но при этом мы полагаем, что говорим о самих объектах непосредственно. Но на самом деле мы говорим о самих объектах не непосредственно, а опосредованно. Непосредственным же нашим объектом являются образы объектов в нашем внутреннем чувстве.

   Возьмём имя "кошмар", объектом (предметом, по Аристотелю) которого является соответствующее подвергшееся субстантивированию (и тем самым объективированию, превращению в объект. Другими словами, здесь мы имеем дело с проекцией процесса нашего внутреннего состояния во внешность и восприятие этого состояния как внешнего объекта, внешней имматерильной , своего рода силовой сущности, возвдействующей на нас и не воспринимаемой как являющийся в чувствах физический объект. ). От этого имени мы можем образовать производные имена: "кошмарный", "кошмарно", "кошмарить", и более того, на основании образованных отыменных имен мы можем построить высказывание, то есть речь: "Кошмарный кошмар кошмарит кошмарно".  Т.о. уже отдельно взятое имя с отыменными от него именами позволяют получить вполне осмысленные высказывания. И, следовательно, здесь, в этой точке мы имеем дело с тайной порождения речи, исходным пунктом которой выступает имя. Таким образом, уже факт именования предмета содержит в себе речь как в зерне содержится растение.