на главную страницу
визитка
назад
«И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то играя камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. "Почему собака моя любимая охромела?" Докладывают ему, что вот дескать этот самый мальчик камнем в нее пустил и ногу ей зашиб. "А, это ты, -- оглядел его генерал, -- взять его!" Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, на утро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня, кругом его приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди всех мать виновного мальчика. Выводят мальчика из кутузки. Мрачный, холодный, туманный осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть... "Гони его!" командует генерал, "беги, беги!" кричат ему псари, мальчик бежит... "Ату его!" вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!..»
Ф.М.Достоевский. «Братья Карамазовы»
Первая половина осени. Покойный осенний день. Ни ветерка. Солнце клонится к горизонту.
Частный сектор.
Заасфальтированные улицы, только только начавшая желтеть листва. Изредка встретишь хозяев, красящих забор либо рамы окон своих домишек. Изредка увидишь развлекающуюся детвору. В основном же - пустынные улицы с редкими прохожими.
На десять обычных безликих домишек приходится один дом - усадьба со всевозможными прибамбасами, отражающими претензии в этой жизни своих хозяев.
Вот один такой дом, приметно отличающийся от своих собратьев, которые, кажется, так и стремятся как-то выделиться - то причудливой архитектурой, то особенно устроенными цветниками с художественно выложенной тротуарной плиткой, то фонтаном или бассейном во дворе, этот словно прячется от глаз прохожих за высоким кустарником, посаженным перед самыми окнами.
Этот дом чем-то похож на бункер: приземистый, без всяких выкрутасов, занимает всю ширину участка, выходящего на улицу. Два продолговатых окна затянуты решеткой. Ворота и входная дверь железные, окрашенные черной краской, причем, впечатление такое, что ворота ведут в чрево самого дома. И никаких признаков двора.
Перед домом насажен густой высокий кустарник, скрывающий дом почти до крыши.
В настоящую минуту перед домом наблюдается небольшая паника.
У дома стоит автомобиль средней ценовой стоимости, ворота открыты, и из них выбежала овчарка. Молодой парень лет 27, метра под два ростом, мощного телосложения озабоченно кричит женщине таких же лет, такой же высокой, как он, модно упакованной в короткое платье и туфли на высоченных каблуках: "Держи, держи его". За кустами что-то происходит, какое-то движение.
В это же время оттуда-же, из-за кустов, слышится тоненькое тяфканье, и мне кажется, что хозяева обеспокоены тем, что овчарка может порвать то, чему принадлежит тоненькое "тяф-тяф".
Пока возле дома происходит всё это движение, беспокойство, из-за угла появляется
худосочная малорослая фигура дедка, который, как и положено этой возрастной категории, кажется, ничего не замечает из того, что творится вокруг, погруженный во что-то своё, а, может быть, просто отрешенный от окружающего.
Дед идёт по середине улицы, ни на кого и ни на что не обращая внимания, и путь его пролегает мимо дома - бункера.
С появлением деда отрывочное тоненькое тяфканье чего-то, скрытого кустами, приобретает ритмику и, кажется, за этой ритмикой уже возникла какая-то идея
.
У меня возникает странное ощущение, как будто включился какой-то процесс и идёт по нарастающей: тоненькое тявканье становится всё более жестким, надсадным и раздражительным, и вот я с недоумением замечаю, что тявканье за кустами перемещается. Мне кажется, что я уже знаю всё, что произойдёт дальше, но в качестве цивилизованного существа не могу в это поверить. Сравнив направление тявканья и деда, я чувствую, что тявканье относится именно к нему. Но я не могу понять, как можно из-за кустов маленькой, судя по голоску, собачке увидеть деда. Это невозможно. Тогда что это и откуда? У меня возникает такое чувство, словно существуют какие-то биолинии, которые притягиваются друг к другу, в какой-то точке пересекаются, и потом расходятся в разные стороны. И те, кто оказывается в них, уже сами ничего не определяют. Они являются частью этих биолиний, и их поведение целиком определяется их (биолиний) свойствами.
И вот этот дед идет проходит мимо дома, и в это время, всё также непрерывно и ритмически тяфкая, из-за кустов выбегает маленькая хорошенькая собачонка, наряженная в какой-то костюмчик, и устремляется, надрывно и металлически тявкая,
вслед за дедом.
Я наблюдаю эту картину, и меня разбирает смех и в то же время не покидает ощущение странности происходящего. Это же надо: дед идет посередине улицы, эта мелочь была где-то за кустами, такая маленькая, что я не могу себе представить, как она могла его увидеть . Словно навстречу одной биолинии, ведущей деда именно в это короткое время, когда приехали хозяева этого дома-бункера - ведь через пару минут они загонят машину в дом, и ничего бы не произошло. Но именно в это время и в этом месте, согласно закону биолиний, должен был оказаться дед, и биолинии этого дома - бункера включили в движение этот автомат, эту шавку, для того, чтобы биолинии могли пересечься, чтобы затем разойтись.
Между тем тяф - тяф, наконец, догнала деда. И тут происходит еще одна странность: дед, вместо того, чтобы умилиться таким симпатичным существом, ногой отстраняет собачку. Так как собачка маленькая, то она переворачивается, вскакивает на свои ножки, и молча, словно она свою миссию выполнила, бежит обратно, за кусты.
Я полагал, что на этом представление закончилось. И ошибся.
Наступает очередь второй сцены.
Из-за кустов появляется женщина и голосом, не предвещающим обидчику тяф-тяфа ничего хорошего, кричит: "Мужчина, стойте!" Дед, очевидно, правильно расшифровал интонации голоса женщины и незамедлительно бросился наутек, а "дама", естественно бросилась следом в точном соответствии с пословицей: "ты убегаешь - я догоняю". Началась погоня. "Дама" вопит "стой", а дед, в соответствии с командой, пытается наподдать прыти.
Но несмотря даже на высоченные каблуки, молодость берет свое: расстояние между дедом и дамой быстро сокращается.
И тут вместо того, чтобы постараться бежать быстрее, потому что раз уж начал бежать, то беги до последнего, дед неожиданно остановился, повернулся лицом к своему врагу и выставил перед собой кулаки. Это "даму" озадачило, и она остановилась. На ее движение с намерением добраться до физиономии деда дед сделал ответное движение. С досады "дама" боднула каблуком туфля асфальт, безнадежно попыталась ударить деда своей длинной не без приятности ногой и повернула восвояси.
А дед было отправился дальше.
Если вы полагаете, что это последняя сцена представления, то, конечно же, ошибаетесь. Потому что основные события представления развернулись в третьей, совершенно неожиданной для меня сцене. Пока я наблюдал за
перипетиями погони дамочки за дедом, я совершенно упустил из вида то, что происходило возле дома. А что-то здесь, наверное, всё-таки происходило, но что именно, я не могу и уже никогда не смогу сказать.
Но, во всяком случае, неожиданно я услышал какой-то нечеловеческий истошный крик: "Ты мою жену бьешь!" Я обернулся: от дома отделилась гора живого мяса в полтора центнера весом и ринулась вслед за дедом вниз по улице.
Если бы не сопутствующие обстоятельства, наверное, я мог бы сказать, что давно так не смеялся.
Эта гора мяса, увидев возращающуюся дамочку, вдруг с истерическими, частью сделанными, частью реальными нотами завопила, по-моему, даже не на всю улицу, а на весь поселок:"Ты мою жену бьешь. Стой." И вот как заведенная испорченная пластинка, непрерывно повторяя эту фразу, "Ты мою жену бил" и "Стой" она грохочет вниз по улице вслед за дедом, решительно требуя, чтобы тот остановился.
И снова странность: дед, снова бросившийся было в бега, остановился и повернулся лицом к вопящей горе мяса, которая, подлетев к деду, опустила свой кулак, величиной с голову деда, на его фейс. Естественно, дед упал. Мясо начало бить его ногами.
Редкие уличные аборигенты лениво наблюдают за происходящим. Мальчишки, игравшие поодаль, с удовольствием впитывают упражнения
куска мяса, повторяя вслед за ним его движения. Ничего не попишешь: растёт молодая смена
Представление, впрочем, не отличается разнообразием: мясо бьёт деда ногами, дед поднимается, мясо потчует его физиономию кулаком, дед падает, и все это повторяется снова и снова. А у деда нет и в мыслях сделать попытку бежать.
Так как теперь не нужно кричать "стой", мясо ограничивается всё тем же рассчитанным на публику привычным приемом всех блатных: "ты мою жену бьешь" всё с теми же вычурными разыгранными нотками, за которыми
скрывается уже сформировавшийся истерический характер.
Я всё смотрел и думал: когда же это кончится? Ведь это должно же когда-нибудь кончиться.
Было такое ощущение, что этот болван. начав сцену, не знает, как ее закончить. То есть он, может быть, и знал, как её закончить, но для этого нужно было, чтобы дед запросил пощады, а дед молчал. И теперь этот недоумок превратился в заведенную машину, которая не могла остановиться, потому что не было для этого нужной команды..
Этот парень всё бил деда, и все истерически кричал, как заведенный: "Ты мою жену бил"
Наконец, среди этой жалобной истерики раздался, как мне показалось, покойный и насмешливый голос деда: "Больше не буду".
Запыхавшаяся гора мяса, словно её выключили, остановилась и пошла прочь.
В свою очередь, поднялся и дед, облизал кровь, текущую из разбитых губ, убедился, что она останавливается, и пошел своей дорогой.
Хозяева молча загнали машину в чрево дома и скрылись, словно спрятались.
Аборигены тоже скрылись в своих дворах, и только мальчишки в конце улицы, оглядываясь на деда, восторженно показывали друг на друге, как полтора центнера молодого откормленного мяса утюжило полцентнера старого, отработавшего своё.
* * *
И вдруг меня поразила до ясности простая мысль, и всё мое недоумение, видение
странностей в только что произошедшем, осветилось простой, элементарной и в то же
время дикой для нормального человека мыслью. Я понял, что здесь работало. Все
эти сцены снова прокрутились в моей голове: этот самоуверенный, наглый тон
одного животного, его погоня за дедом, стремление добраться на
халяву до его
физиономии и последующий душераздерающий вопль второго животного и его
последующее выступление - всё стало на свои места. Перед глазами всплыл другой образ - из
детства - когда собиралась банда подростков, в которую включались малыши. В
темном или пустынном месте они поджидали таких же, но одиноко идущих подростков. Сначала к ним выходила малышня и нагло требовала деньги. Если подросток пытался пройти, они набрасывались на него с кулаками. Естественно, он их
отталкивал. И тут возникала вся банда отвязанных и с криками: "маленьких бьёшь" - избивали
подростка и отнимали деньги. Это животное должна была бить деда, а дед должен был молчать.
И преступление дела заключалось в том, что он высказал возражение. И хотя дед не дотронулся до
неё, это не имело значения.
А я тут еще рассуждал о каких - то странностях. Только посмотрите, как повзрослело это убожество. При советской власти эти артисты либо прощались "с забавами детства", либо отправлялись в тюрьму. А теперь
общество специально выращивает животных, которые, взрослея, не только не оставляют своих забав, но их "забавы" ещё и преподносятся в качестве "нормальных социальных отношений". А ты еще говоришь о них: "Хозяева...скрылись, словно спрятались" Никто не прятался. Они чувствуют себя хозяевами жизни, новыми господами. Они полагают, что Россия принадлежит им. Хотя, впрочем, считая себя хозяевами сегодняшней российской реальности, они
инстинктивно понимают, что они - не люди. Что они - животные. Они стремятся окружающих превращать в животных. В этом твоем "словно спрятались", конечно, есть правда. Ибо это- звери, которые притворяются людьми.
14.11.06 г.