Ж есть, сиськи есть. А что еще мужчине нужно?
Когда в семье начинаются неприятности, это напрягает, даже если это происходит
где-то на периферии. И мать пристала ко мне: поговори да поговори с
Максимом, что это он, о чем он думает, нельзя же, в конце концов, так себя
вести. Я спрашиваю: "А как он себя ведет?" - "А так он себя ведет, что прежде
вёл себя как человек, а теперь стал вести себя по-хамски". Я-то понимаю все эти
женские штучки - натравят мужиков друг на друга, а оно мне надо? И вообще это не
моё дело, и если сестра Ирина не может справиться со своим мужиком, то она сама
же и виновата, потому что женщина всегда виновата. Я, конечно сказал
матери, что поговорю. А про себя думаю: Как же, ожидайте, очень мне нужно в
чужие семейные дела свой нос совать. Они-то поругаются и помирятся, а я останусь
крайним. Так что увольте.
После мать спрашивает:
"Что, поговорил с Максимом, убедил его, что он неправильно себя ведет?" Я
говорю: "Конечно, поговорил." Мать спрашивает: "И что он?" - "Да что он, как
только узнал, что ты попросила меня поговорить с ним, так сразу и сказал, что
немедленно последует пожеланиям тёщи." Мать говорит: "И всё-то ты ёрничаешь, всё
тебе хиханьки да хаханьки. О сестре бы подумал. Страдает ведь она."- "Да что же,
- говорю, - страданиями душа очищается". Видит мать, что нечего со мной
говорить, и только рукой махнула.
Смех смехом, но мать
мне жалко, потому что понимаю я, что когда у других неприятности,
она беспокоится больше, чем те, с которыми эти неприятности происходят. Думаю,
надо набить жопу Ирке, чтобы мать не расстраивала. Правда, пока я собирался,
Ирина сама ко мне заявилась. Очень уж она беспокойная, вечно вокруг неё искры во
все стороны летят и гарью пахнет. Мы и детьми-то не слишком близки были из-за её
прибабахов на пустом месте, а теперь и вовсе, почитай, чужие. Видно, это
она мать настрополила насчет меня, а когда не получилось, решила сама за дело
взяться. Ну, давай, берись.
Начинается: "Пашка, как ты думаешь, человек я
или нет, женщина я или нет?" -"А что такое, к чему эти изгибы тела"-"Нет, ты
ответь мне, материальное я существо или нет?"-"Ну, материальное, отчасти"- "Это
что значит "отчасти", что ты этим хочешь сказать?"- глаза у Ирки
засверкали, уже загорелась, да, видно, припомнила, что заявилась со
стратегической целью и ссориться со мной прямо с порога ей не резон.- "Да ничего
не хочу сказать, кроме того, что энергии в твоей материи очень много".
"Но ты, может быть, пощупаешь, убедишься, что я материальное
существо"- продолжала настаивать Ирина. "Давай ближе к делу?"-"Нет, ты всё таки
пощупай"- "Ну, если это тебе так надо"-пощупал. "Всё ли у меня, как у женщины,
на месте?" Думаю: ну, начинаются эти женские разговоры, до чего же не люблю. "Да
что же - говорю - жопа на месте, сиськи на месте. А к чему весь этот разговор."
- "То-то и оно, что к чему. Как ты думаешь, женщина я или нет, хочется мне или
нет?" - "Тебе виднее" - "Я всегда знала, что ты дурак, только и можешь, что
словами играть, а толку от тебя никакого"- "Короче, Склифасофский". Ирина,
наконец, разродилась: "Не видит меня Максим" - "Это как, ослеп, что ли" -
"Да вот видно, что ослеп, а иначе видел бы" -"Что, загулял, что ли?" - "Может, и
загулял"-"Что значит "может". Появилась у него фря какая, должна же ты это
чувствовать". -"Не знаю я"- "Не знаю, но хочу узнать"- заметил я. "Вы же мужики,
мог бы у него как-нибудь эдак стороной разузнать"- "Так что он, задерживается,
домой вовремя не приходит?"- " Ты, Пашка, просто дундук какой-то. Задерживается,
не задерживается, как будто нельзя в этом деле и без задержек. Вам же
много времени не надо, спустил штаны, две минуты - и готово." - Я взглянул
на пышущее женским здоровьем тело Ирины: "Да, может, тебя для него слишком
много" - "Не говори ерунды. Слишком много. Всегда было не слишком много, а
то вдруг стало слишком много. Если ты слабак, так не надо обо всех так
думать"- обиделась за Максима Ирина. В свою очередь, уязвился и я, однако
уязвленность свою прячу и карман и вслух говорю: "Грязный у тебя язык,
Ира. И вот от грязного твоего языка у него просто-напросто на тебя перестал
стоять. Вот и вся недолга, и нечего матери голову морочить, сама во всём
виновата." Неожиданно для себя я вижу, что Ирка не понимает, о чем я
говорю, и это выбило её из колеи, и даже настолько, что она как-то
как будто призадумалась, однако задумываться - это не её профиль, поскольку
ни к каким результатам её задумчивость её не приводит. Чтобы совсем уж успокоить
её, я добавляю: "А, может, надоело ему: всё одно и то же, всё одно и то же. Я по
себе знаю...". "Да не о тебе сейчас речь"- с досадой отмахнулась Ирина, и,
кажется, мысли её с нижнего этажа переместились на верхний. Она вдруг потускнела
и грустно сказала: "Не в этом, в конце концов, дело. Он как-то сразу, в
один день изменился. Он стал не такой. Он существует вот здесь, в этом месте, и,
однако, он где-то в другом измерении, в другой жизни, в которой меня нет. Когда
он дома, я ощущаю себя как пустое место, словно меня не существует вовсе. У меня
возникает желание начинать ощупывать себя, чтобы узнать, а есть ли я
на самом деле, или меня нет вовсе." - "Ну, вот видишь, до чего мужика довела,
что он от тебя на тот свет сбежал. С мертвецом, ты, Ирка, живешь, с мертвецом, и
это ты его с этого света сжила". Ирка отрешенно посмотрела на меня и пришла к
выводу: "Бесполезно серьёзно говорить с идиотом"- сказала - и ушла. "Да ведь
идиоты на Руси за святых почитались" - сказал я захлопнувшейся за Иркой двери.
Не стал я ни во что вмешиваться. Ирина продолжала беситься, жаловаться матери
и, наконец, собрала манатки и ушла от Максима, а вскоре и развелась с ним, да
тут же вскоре и вышла замуж снова, потому де, что "встретила
на своём жизненном пути настоящего человека". Я вообще поражаюсь женскому
языку, как это у них получается. Мне всё кажется, что они большие лицемерки,
потому что никогда не назовут вещи своими именами. В постели в нужную минуту
женщина не просто снимет трусы, а скажет: мне жарко; не просто выйдет замуж, а
скажет "я встретила человека моей души" или что-нибудь в этом роде. А тут вдруг
подумал: а, может быть, это всё у них от нежности души, от идеализма, который не
признает грубой мужской материальности, так что вот и получается, что на самом
деле самыми важными для женщины являются всякие этакие слова, а то, что за
ними идет - это уже как бы приложение к ним. То есть она действительно говорит
себе, что ей жарко, и, сказав себе это, чувствует, что ей жарко - и, чтобы
ей перестало жарко, совершенно логично снимает трусы; она говорит
себе, что встретила друга, и, сказав это себе, уже верит тому, что сказала, и
начинает считать, что действительно встретила друга, и так к человеку и
относится в соответствии со своим высказыванием. А почему она так сказала,
откуда у неё появились эти слова, она этого не то, чтобы не знает, но знает, что
ей как бы не следует о причине этих слов догадываться, зато знает, что
слова, которые она произносит, это и есть истина и истинная
реальность, тогда как всё то, что находится за пределами этих слов, это уже как
бы простое приложение к словам, это так, в этом, самом по себе, может быть, и
истины-то нет, однако это уже дело пятое.
И тут как
бы и сказки конец, и даже не сказки, а самой обычной реальности, и в силу
обычности сказки совершенно неинтересной. Но тут неожиданно получилось
продолжение, правда, на этот раз с другой стороны, со стороны Максима.
Я не скажу, что мы с Максимом на короткой ноге. Но всё-таки мы, считай,
родственники, хотя бы и бывшие. Так что продолжаем встречаться, весной
рыбалка, осенью охота. У Максима в Манычской родственники живут, и мы
периодически отправляемся в станицу на рыбалку. Рыбачим, правда, не на самом
Маныче, а недалеко от места впадения Маныча в Дон. Хороша станица Манычская,
одно меня в ней раздражает: колок радио в центре. И орёт это радио,
посчитай, весь световой день: то музыка гремит, то дикторы бормочут, так что и
за километр от станицы слышно. Для чего, почему, не знаю. Может быть,
установили его в каком-нибудь пятидесятом году, да так и забыли о нём, потому
что привыкли
И вот выдалась как-то отличная ночь: теплый
ветерок относит комаров от берега, над головой тёмно-синее небо со словно
налепленными на нём крапинами звездами. В такую ночь мысли невольно
устремляются неизвестно куда, словно отрываются от земли. Закинули мы
донки, лежим на земле, смотрим в небо, можно сказать, кайфуем. Ночь - вообще
вещь коварная, потому что в ночи ничего не видно, и кажется, что что бы ты ни
говорил, этот поглотится чернотой ночи, и с "возвращением дневного светила от
того, что было сказано ночью, ничего не останется". И вот, пребывая
в этой "отрешенности от всего земного", я услышал от Максима рассказ, своей
странностью не позволившей мне отнестись к нему как всего лишь к тем
призракам, которые являются в ночи. Максим начал говорить, а из предшествующего
разговора я понял, что Максим имеет ввиду время, когда он еще жил с Ириной.:
"Как-то среди бела дня потянуло меня в сон. Я стараюсь днём не спать, потому что
потом ночью не засну, так что даже поставил таймер на двадцать минут.
Может быть, в этом была моя ошибка или специальное намерение, потому что если
поставить будильник на пятнадцать минут, то через пятнадцать минут даже сам
проснешься с чувством свежести, а тут, наверное, предчувствовал, что провалюсь в
"мёртвый" сон, и потому и поставил таймер на 20 минут, потому что если через 15
минут не проснешься, но уже будешь спать дальше. И вот и таймер прозвонил, и я
почувствовал, что он прозвонил, и я хочу проснуться - и не могу. Меня
сопровождает ощущение, что я хочу выбраться из сна, борюсь с ним и,
однако, так и остаюсь на самом дне его. Накупил в магазине массу яиц. И девочка
купила массу яиц. Идём из магазина. Мы живем в одном общежитии. Мы в
командировке, от разных организаций, и живем даже в разных городах . Девочка
худенькая, красоты никакой. То есть обычная девочка. Девочка говорит: "У меня от
голода живот к спине прилип, за эти два дня столько пришлось крутиться, что
почитай, что ничего не ела. Сейчас приду, нажарю яиц. Я и на тебя нажарю? -
говорит она, и я отмечаю это "я и на тебя нажарю". Входим в общежитие. В узком
коридоре наши лица сближаются, мы очень близко смотрим в глаза друг друга,
и наши губы соединяются в поцелуе, и я испытываю ощущение любви. Ощущение любви
не к этой девочке, а просто ощущение любви в губах само по себе. И я знаю, что и
девочка точно также испытывает ощущение любви, но ощущение любви не ко мне, а
ощущение любви само по себе. Я словно чувствую мозги девочки, и это -
рассуждающие мозги, и их рассуждения относятся просто к жизни: вот она бегает по
работе, вот у неё прилип живот к позвоночнику, вот она сейчас нажарит яиц, в том
числе и на мою долю. Понимаешь, она всё это рассуждает, и это и есть она. Я
вскочил на постели, вырвавшись из сна, и продолжаю думать о произошедшем: я не
чувствовал с ней напряжения, которое связано с отношениями с женщинами. И, хотя
я не чувствовал любви к ней, я чувствовал любовь на своих губах. Я оставался
самим собой, как и она оставалась самой собой. И как близко и отчетливо я видел
её лицо. Оно не некрасивое и не красивое. Оно просто лицо. Как это могло
получиться, что лицо человека, которого я никогда не видел, явилось так
отчётливо, и вся она, худенькая, с тонкими ногами, просто, чтобы не
сказать бедно, одетая. Как могла получиться вся эта отчётливость? И самое
главное - я полностью оставался самим собой, как и она - сама собой, и как
естественно и обычно произошло соединение губ и это ощущение любви в губах- без
всякого зажима, без всякого напряжения. И мне отчаянно захотелось удержать эту
реальность сна, не дать ей уйти, остаться с ней и в ней. Я хотел удержать в себе
её лицо, её фигуру почти подростка, и её рассуждения, которые словно не касались
её самой, а существовали словно сами по себе. И тут мной овладело мысль: я
имел дело с образом. А если это образ, то почему я не могу удерживать его.
Почему я не могу жить этим образом и с этим образом? Почему? И почему этот
образ не может быть самой жизнью? Потому что на самом деле, когда мы говорим о
жизни, мы имеем дело с её образами." Максим умолк. Молчал и я. Ведь он
рассказsdfk
не для того, чтобы я комментировал рассказанное им. Он рассказал это потому, что
ночь, что блестки звезд в чёрном небе, что рядом неслышно несет свои воды Дон. И
тёплый ночной ветерок сдувает комаров в Дон. Скоро Максим ровно задышал. Я
натянул на голову сетку от комаров, и заснул.
Наступило утро. А то, что происходит ночью, не должно воскрешаться с
рассветом. Ночная и дневная жизнь - это разные жизни.
Между тем то, о чем рассказал мне Максим, не покидало меня. Я стал думать об
этом. Видимо, в человеке существует код соответствия, содержания которого люди
не осознают. И когда люди сходятся друг с другом, их взаимные отношения в
существенной своей части начинают определяться кодом соответствия т.о., что во
всём том, в чем коды соответствия людей совпадают, всё это людьми друг в друге
принимается, и всё то, в чем коды людей противоречат друг другу, людьми друг в
друге отвергается. И всё то, что в кодах безразлично не совпадает,
вытесняется из их сознания. Что касается тех фантазий, которые создаются людьми
относительно содержания их предпочтений, то они по большей части своей
определяются социальными факторами и к человеческой природе как таковой
отношения не имеют. То, о чем рассказал Максим, представляет собой код,
представленный в виде образа, во всех своих существенных пунктах, и проявлению
его, как я полагаю, весьма способствовала Ирина со своим кодом - антагонистом
коду Максима. Вы скажете: но ведь сошлись же они однажды, значит, было то, что
их связывало. Но а то вы не знаете сами, на какой почве фру-фру все эти
соединения происходят, полностью исчерпывающие себя через пару лет. И что по
истечении срока остаётся от того, что они когда-то называли
"любовью"?
Я думаю, в снах является в форме образов
бессознательная реальность человека. При этом любопытен материал, который
подбирается сновидениями для выражения содержания бессознательного. Иногда
просто поражаешься. Например, а причем во сне яйца, почему яйца? Открываю
сонник, читаю: "Указание на части личности, еще не реализованные или не
оплодотворенные сознательными действиями или побуждениями; ощущение чуда жизни;
знак желания удалиться от жизни". Но ведь всё это налицо и в сне, и последующем
поведении Максима. Что такое его сон, как не "указание"? Что такое его желание
сохранить образ как не желание чуда жизни, и что такое изменение его отношения к
Ирине как не уход от жизни, потому что семейная жизнь - это и есть жизнь,
и никакая другая жизнь не даёт такого ощущения полноты жизни.
05.02.13 г.