Проснувшись, относительно увиденного сновидения с облегчением говорим: это всего
лишь сон. И не замечаем, что вся наша жизнь - сон, и отличие от сна только в
том, что после сна мы просыпаемся, и благодаря этому мы узнаем, что всего лишь
спали. И, найдя это отличие нашего т.н. бодрствующего состояния от сна, мы
делаем различение между нашей жизнью и сном. Однако, находясь во сне, мы всё
происходящее с нами во сне воспринимаем как реальность, если исключить из
рассмотрения поверхностный сон непосредственно перед пробуждением, а делать это
исключение необходимо, поскольку поверхностный сон представляет собой переходный
процесс. Но если всё то, что происходит с нами во сне, нами принимается за
реальность, то и жизнь мы принимаем за реальность просто потому, что в жизни мы
не просыпаемся. И тогда наша смерть - это не что иное, как пробуждение,
пробуждение от сна, который мы называем жизнью. И точно также, как сон
прерывается пробуждением, и не существует перехода от сна к пробуждению,
поскольку наше пробуждение просто прерывает, обрывает наш сон, то же самое
происходит и с нашей смертью, которая оказывается прерыванием, обрыванием сна,
который мы называем жизнью и который представляет собой множество следующих друг
за другом снов. В этой мысли - больше правды, чем неправды, поскольку наше
сознание - результат действия природных сил, это феномен, явление работы
инстинктов, то есть собственно природных механизмов, который существует,
пока существуют эти природные процессы. И точно также, как происходящее с
нами во сне от нас не зависит, так что мы оказываемся в основном всего лишь
страдающими наблюдателями того, что с нами происходит, хотя, разумеется, при
этом мы пытаемся оказывать сопротивление пугающим нам моментам сновидений, в
целом, однако, безуспешно, совершенно то же самое происходит с нами в
нашей реальной жизни. Различия никакого нет, и нам всего лишь кажется, что мы
обладаем волей, однако всё то, что мы способны делать, это существующие у нас
рефлекторно - инстинктивные механизмы, работа которых от нас не зависит и
которыми определяется сон нашей жизни. Мы можем действовать в сне нашей
жизни так и в той мере, в какой у нас эти механизмы есть. Мы можем
пытаться затормаживать их активность, но лишь временно и в небольшой степени, и
мы не можем действовать, если действие требует от нас поведенческих схем,
отсутствующих в предпосылках наших инстинктов. И, т.о., вся наша жизнь - это
природный процесс, который от нас не зависит и который мы всего лишь наблюдаем и
переживаем и от которого, в конечном счете пробуждаемся. И это пробуждение есть
не что иное, как распад материи, из которой мы состоим.
Как обычно, после ночной смены пришел домой и завалился
отсыпаться. Не знаю, сколько времени я проспал, но проснулся с чувством
недоумения от того, что проснулся, поскольку было ощущение, что причины никакой
для этого не должно быть, поскольку никого я не ожидал и чувствовал, что должен
спать дальше. Это моё недоумение заставило открыть глаза. Рядом со мной стояла
красивенькая девочка лет пяти и с удовольствием улыбалась. Спящие еще мозги
поворачивались туго. Тут я услышал женские голоса на кухне, материн и еще
чей-то, сказавший "Ковалева". Мозги начали просыпаться: Зина! Тут раздался
стук каблуков, и вошла она сама, и весь мир, то есть комната, засветилась всеми
цветами радуги и всеми возможными необыкновенными своей красотой и формами
цветов. Я оказался в другой реальности, словно поднялся и воспарил в воздухе.
Зина примостилась рядом со мной. Девочка сказала: и я хочу к вам. "Подожди"-
сказала Зина. "Почему же подожди"- сказал я, и девочка с наслаждением
примостилась между нами. А я всё плыл и плыл. Скоро мать позвала нас обедать.
После обеда мы втроем снова оказались на моей "девичьей", по выражению одной
моей подруги, постели. Мы разговаривали, и на каком-то слове я споткнулся, и
подумал о самом слове, и тут я почувствовал, что что-то мне мешает. Я подумал,
что мне мешает, и понял, что у меня включились мозги, и то, что мы начали
разговаривать и слова наши текли сами собой и имели только то значение,
что ими поддерживалось наше состояние совместного полета, и явилось
предвестником того, что на каком-то слове я споткнусь, и подумаю о нём, и
фокус моего сознания переместится в реальность, то есть мозги мои включатся,.
что и случилось; и включение мозгов начало вытеснять мой полет, и полет в
окружающей меня восхитительно сияющей прекрасной реальности начал сжиматься и
входить в меня.
Зина тихонько прошептала
полувопросительно-полуутвердительно: "Мама подглядывает?". Я и девочка
устремили наши взгляды на кухонное окно. В нём появилось лицо матери, слепо
пытающееся что-то рассмотреть. "Ревнует" - подумал я. "Ты будешь досыпать?"-
спросила Зина. "Нет"- сказал я.
Я провожал Зину, пытаясь
запомнить, сохранить, запечатать в себе пережитое мной состояние. Потом я
смотрел на удаляющуюся с девочкой Зину, и внезапно, словно откуда-то со стороны,
явилась мысль: "И ты тоже меня предала". И эта мысль словно подвела черту под
произошедшим.
"Хотя, причем здесь предала, не предала.
Когда мы испытываем какие-то ощущения, переживания, мы непроизвольно проецируем
их на человека, с которым это переживание связано, и полагаем, что это наше
переживание общее. Однако на деле не существует общих переживаний. Каждый
человек переживает лишь свои собственные ощущения и живет в своем мире, и этот
мир у каждого человека своей. Есть лишь эти наши проекции на других людей, и то,
как видит один человек другого, это разные видения, разные миры и разные мысли.
Это разные сущности. И мир Зины, конечно, не совпадает с моим. Зине дана
способность воздействовать на мужчин. И когда она воздействует на кого-то, ему
кажется, что она в него "влюблена". Однако это - не так. Она воздействует на
мужчину для того, чтобы испытать сам этот механизм дистанционного полевого
воздействия на него, чтобы вызывать в нём это состояние восторга и влюбленности
в неё, которое он проецирует на неё, в то время, как испытывает его сам, и
наслаждаться своей властью. Так что, конечно, когда Зина воздействует на этого
конкретного мужчину, она воздействует на этого конкретного мужчину. Но для неё
важен мужчина вообще, а не этот конкретный единичный мужчина, и поэтому она не
привязана ни к кому. Когда же я сказал "И ты тоже предала меня", то это
единственно связано с моей влюбленностью в неё, влюбленностью, которую она
поддерживает, позволяя в какие-то минуты переживать состояния полета.
В свою очередь, Гребенщиков, точно также при помощи своих механизмов воздействия
на женщин вообще, воздействовал на Зину, и влюбил её в себя, и она точно также
проецировала своё состояние влюбленности на него, для которого она не была
исключением, но она привлекала его именно потому, что "отдавалась его чарам", и
конечно, как у меня с Зиной, так и у Зины с Гребенщиковым, всё кончилось ничем.
Проводив Зину, я упал в постель досыпать, недоумевая перед теми состояниями
восторга и полета, в которые меня приводит уже одно появление Зины. Но оно и
существует, пока она рядом. Я всё пытался запомнить пережитые ощущения, заснул,
а когда проснулся, ощущал лишь течение моей обычной жизни.
26.11.12 г.