Кажется,
от чего зависит наше отношение к человеку? Иногда задумаешься и не можешь
понять. Вот он и "неправильный", а к нему испытываешь симпатию, а вполне
"правильный" вызывает раздражение. А вот, кажется, и попал в точку. Возьмите
майора Витю Дрыгина. Вполне правильный товарищ. Я хочу сказать, стандартный. И
сегодня и через сто лет он будет всё тем же: как все. Он не вызывает никаких
эмоций, потому что в нём нет неожиданностей. Существуют точки, на которых он
стоит, и эти точки у него не изменяются. Он вообще не в жизни, а где-то рядом с
ней и, кажется, все его усилия направлены на то, чтобы ей соответствовать и в то
же самое время в себе не изменяться. Поэтому он вроде бы и здесь, рядом с вами,
и в то же самое время его нет, а вместо него некоторая вполне стандартная
величина. И не большинство ли людей представляют собой подобные стандартные
величины со своими бзиками, самолюбиями, тщеславием, лживостью и т.д. Это
величины, отлитые жизнью, поразительные в своём постоянстве приспособления к ней
доступными ими средствами, так что и их тщеславие, и самолюбие и всё прочее
всего лишь инстинкты, отражающие способы их приспособления.
К татарину Саулят Саимову у нас всегда относились с усмешкой. Так как имя его
выговорить было сложно, его перекрестили в Сашу. Усмешка же была связана с тем,
что Саша был именно не такой, как все. Он жил сам по себе, в соответствии со
своим собственным законом, ко всему же тому, что относится к стандартизации,
делающей всех нас похожими друг на друга, он, в свою очередь, относился с
хитростью, в чем я немедленно убедился, как только начал работать с ним.
Особенностью Саши было то, что он имел увлечение, и это увлечение
относилось к здоровью. Он постоянно испытывал всевозможные системы голодания, в
том числе сухого; и, кроме прочего, ел лук и не обращал никакого внимания на то,
какого рода эмоции лучной запах вызывает в окружающих. Сам по себе лучной запах,
постоянно как аура окружающий его, отталкивал. Но так как Саша был не русский, и
поэтому свой-то он свой, однако, чужой, то ему с его запахом не досаждали и
терпели.
Я в те времена рисовал схемы, а Саша занимался
их монтажом, и очень скоро я убедился, что при всём том, что в своём деле он
дока, однако делал всё "лишь бы работало", то есть тут могли быть и всевозможные
и сопли, и неаккуратность, но так как во всём переплетении проводов мог
разобраться только специалист, то это сходило ему с рук, так как на заводе не до
аккуратности, лишь бы всё работало. Так что нравились мне методы работы Саши или
не нравились, но мне пришлось с ними смириться.
Тем не
менее, между мной и Сашей установились отношения взаимного понимания. Почему он
с пониманием относился ко мне, сказать не берусь, с моей же стороны моё
понимание Саши основывалось на непроизвольном уважении: всё же в Саше была
какая-то своя точка, свой собственный вектор жизни, независимый от общего
стандартного вектора, против которого Саша открыто не выступал, но на практике
обманывал
его. Словом, хитрый татарин.
Спецы новые времена
восприняли с воодушевлением. Витя Носачев со своей командой теперь вместо работы
на завод бился на системой охранной автосигнализации, и как только они её
добили, уволился с бригадой с завода и организовал фирмочку по установке
автомобильной сигнализации. Фирма существует и по сей день, круг лиц в фирме
остается неизменным, единственное, что изменилось, это то, что денег у ребят
стало больше, но как сделали они однажды схему сигнализации, так она до сих пор
и кормит их. А ведь на заводе конструировали всевозможные системы
автоматизированного управления. Милькевич организовал свою электронную фирмочку
по производству электронных приборов. Занят поиском заказов и имеет торговую
точку на радиорынке. Так что всё это воодушевление оказалось на деле маленьким,
мелким и частным вместо того громадного конструкторского бюро, которое когда-то
существовало. Впрочем, что говорить о бюро, когда сегодня и когда-то громадного
завода нет. Совсем по песне "и по камешку, по кирпичику растащили кирпичный
завод". Витя Носачев купил новую ауди, на мой вопрос "как живется" Витя
справедливо ответил: трудно, потому что с изменением количества денег изменяются
и потребности. Милькевич вместо стоящих дыбом во все стороны курчавых волос и
вечно растерзанной бороды сегодня носит косичку, бороду пользует кремами, так
что она приобрела вполне приличный ухоженный вид, ходит в брюках и рубашке
светлых тонов и не расстается с кейсом. Словом, приобрел вполне буржуазный вид.
Я, в свою очередь, поклялся, что больше во всю мою жизнь ни на какую падлу
работать не буду, и слово своё держу.
Саша уволился с
завода тихо и неприметно. Связи я с ним не терял. Выглядел он довольным, и не
потому, что к нему покатили деньги, а потому, что, как он выразился, "стал
свободным". Занимался переметкой трансформаторов и подобными же вещами.
Денег особых его занятие не приносило, но "на хлеб и лук" хватало, "а что еще
нужно свободному человеку в этой жизни". Однако после того, как однажды он
вступил в конкуренцию с бомжами за выброшенные изделия с медным проводом и те
его сильно избили, Саша задумался над образом жизни, и тут произошел совершенно
неожиданный поворот.
Была у Саши старенькая "Волга", и в
сезон он стал покупать оптом овощи и сам же их реализовывал. Вид он приобрел
унылый. При встрече со мной отводил глаза в сторону. Было самое время подначить
его с его "свободой", но я не делал этого, да и ответ на подначку был заранее
известен, потому что Саша был не из тех, кто, подобно мне, болен обидчивостью.
Так что я его не подначивал. Но внутренне не переставал удивляться тому, что
Саша явно насилует себя, занимаясь торговлей. Я не мог понять, в чем же тут
заковыка, что именно заставляет Сашу заниматься делом, которое явно против его
шерсти. Конечно, можно было бы задать этот вопрос Саше напрямую, но я
сомневался, чтобы он сам знал ответ на этот вопрос. Единственное, что я заметил,
потому что ведь и было же с кем сравнивать, это то, что Саша продолжать жить на
хлебе и луке, и это в отличие и от Носачева, и Милькевича, у которых увеличение
количества денег влекло за собой увеличение количества потребностей, которые
необходимо было удовлетворять. Я подходил к Саше и говорил: "Ты прямо следуешь
моей клятве: работаешь на себя". Я чувствовал, как внутренне Саша
оскаливался от злобы, но Саша со своей привычной хитростью не привык раскрывать
себя и отвечал только: "Нет, это не моя песня". Я не мог удержаться от вопроса:
"Так зачем же ты тогда этим занимаешься?" Саша стереотипно отвечал: "Да ты же
знаешь, что со мной произошло". Я также стереотипно кивал головой и отходил в
сторону, но меня не покидала мысль: "Нет, что-то здесь, да не то. Хитрит Сашка"
Между тем время шло, и у меня чем дальше, тем больше нарастало ощущение, что
Саша чем-то обрастает и что вследствие этого что-то должно произойти. Саша
менялся. Было ощущение, что он чего-то ожидает. И однажды у него вырвалось: "Ну,
всё!" Но чем было это всё?
Я понимал, что у Саши скопились
деньги. Скопились деньги - и что? Разве не будет он всё также крутиться
как белка в колесе, и будет их всё также копить. Что еще может измениться?
И вот Саша сказал: "Да здравствует свобода!"
Саша и
раньше намекал на то, что однажды он расширится. Я понимал, что он накопил
столько денег, что может пустить их в ход, что появится что-то другое, более
широкое и мощное, и радовался за него как за человека, который прошел
определенный путь и тем самым "также и нам указал дорогу".
Человеческие мозги - довольно странная вещь. Саша уже приступил "к своей
революции", а я стоял рядом, наблюдал, и не мог понять, о какого рода "свободе"
он говорит и причем здесь вообще свобода.
На днях Саша
заговорил о колбасе, и почему-то в моей бедной голове, не знаю почему, возникла
фантазия, что Саша будет сам её делать. И именно это я ему удивленно и сказал,
потому что чувствовал в этом какую-то несообразность, и встретил не менее
удивленные Сашины глаза: "Да ведь я её заказал". И тут словно молния пронзила
мой мозг: а Саше больше не нужно ничего самому делать. Всё отныне, от начала и
до конца, могут делать его деньги, его рабы, которые и будут исполнять его волю.
И в этом и заключается его свобода. И, кажется, я впервые почувствовал, что
такое свобода: я всегда думал, что человек, делающий деньги, является рабом
денег. Так обычно и бывает. Знакомый мне
торговец говаривает: "Не могу удержаться в праздники дома. Постоянные мысли:
сколько за это время я мог бы заработать". Но есть во всём этом еще и другая
сторона: человек своей волей организует производство, которое он сам хочет
организовать и в этом проявляется его свободная и действительная воля. В этом, в
организации созидательного процесса и заключается подлинная свобода воли
человека. И я рассудил совершенно так, как в своё время рассуждал Витя Дрыгин.
"Ишь ты, японцы, смотри ты, какая нация, чего достигла". Я подумал: "Смотри ты,
освободился Сашка!" И я не то, чтобы позавидовал Саше, а так. Я
подумал о моей клятве себе, что я никогда ни на кого больше не буду
работать", которую как-то дал себе, и почувствовал, что сравнительно с сашиным
принципом свободы она бледно выглядит.
13.06.12 г.