Я как-то
по весне рассказывал Володе Минкину, как ходил с тургруппой.
Как здорово, когда мужчины и женщины в одной какой- нибудь комнатушке
переодеваются и спят. Но есть во всем этом и минусы. Как-то одна девица говорит:
"У меня месячные начались, я не могу тяжести таскать. И вот мы с приятелем
её рюкзак по очереди на себе несли, добрались до привала, высунув языки, а она
за бабочками принялась гонятся. Вова слушал меня, и глаза его, когда речь зашла
о комнате с переодеваниями, привычно замаслились, когда же
речь зашла о приключении с месячными, он посеръёзничал, потом словно от чего-то
отмахнулся, де с ним этот фокус не пройдет, и сказал: "Ты же в этом году опять
пойдешь?"-"Пойду"- "Возьми меня с собой." Почему нет?
К вечеру приехали на турбазу в горах. Вся турбаза - домишко и зачуханный пункт
питания. Измученные, в каком виде были, в таком и упали. Проснулись от утренней
прохлады. Вышли на воздух, осмотрелись. Куда ни кинь глаз - довольно пологие
горы, тянущиеся в бесконечность к горизонту, покрытые зеленой травой и
лишь кое-где утыканные группками хилых деревьев. И в окружающем безмолвии
возникло чувство бесконечной заброшенности и одиночества. Вова поежился:
"Не знаешь, городишко какой-нибудь есть здесь поблизости?" Я показал на
пустынный горизонт и пожал плечами. До самого завтрака Вова, как попугай,
повторял одно и то же: "Должен же где-то поблизости быть хоть какой-нибудь
город. Ты должен знать. Должен знать название." Я помалкивал.
После завтрака туман в низине рассеялся, и в паре километров Вова,
наконец, увидел городишко, над которым в разных местах над отдноэтажными домами
возвышалось несколько домов не выше пяти этажей. Вова начал теребить меня:
"Пойдем в город!" Я с недоумением смотрел на него: "Ты для чего сюда приехал?
Тебе что, своего города мало? " Между тем, группа уже собралась на осмотр
местных пещер. "Да ну их с их пещерами, чего я в них не видел. Пойдем в
город". Так как, в конечном счете, всё-таки это я Володю сюда затащил, хотя мог
отговорить его от внезапно пробудившегося в нём желания поучаствовать
в компании мужчин и женщин, переодевающихся и спящих в одной комнате, и, с
другой стороны, "друзей одних не бросают", наконец, мной руководило всё-таки
какое-то чувство ответственности за него", я внял, в конце концов, его желанию,
и мы отправились в город.
Где-то через полчаса оказались на въезде в
город. Здесь, у шоссе, стояло несколько ларьков, рядом здание полицейского
поста и тут же совершенно не обустроенная, вся в рытвинах, но явно
обустраиваемая, площадка, поскольку тут же находилась строительная техника.
Вова остановился и сказал: "Знаю я тебя. У тебя нет никакой определенной цели.
Ты сам не знаешь, что тебе нужно. С тобой заморочаешься ходить, ты будешь перед
каждой тумбой останавливаться и неизвестно для чего её разглядывать. Мы с тобой
расходимся, а через... Сейчас 10 часов. В два часа здесь же встречаемся". Я
почувствовал, как Володя с его неуправляемостью начинает выводить меня из себя.
Но он - взрослый и ни в малейшей степени независимый от меня человек. Вова
углубился в город, а я возвратился на базу, а к двумя часам спустился вниз.
Места было не узнать. В стороне стояла тяжелая строительная техника, от до этого
уродливой площадки только что с рёвом отъехал тяжелый самосвал с землей, и моему
взору открылась сама площадка с ровным утрамбованным песком. На другой стороне
площадки стоял Володя, а у полицейского поста копы тормозили проезжающие
машины.
У каждого человека - свои заморочки. Моя заморочка
состоит в том, что если "нормальные герои всегда идут в обход", то я иду
напрямик. И вторая заморочка состоит в том, что предпочитаю запретные пути. И я
пошел прямо по проваливающемуся под ногами песку, загривком ожидая реакции со
стороны копов. Впрочем, реакции с их стороны я не слышал, и мной овладевало
чувство беспокойства и несправедливости: ведь я должен быть наказан. Меня вообще
возмущало, что я разрушаю идеально ровную поверхность песка, точно
также, как меня возмущало бы, если бы это делал кто-то другой.
Так я шел по песку, и когда уже подходил к концу площадки, вдруг провалился в
песок по грудь: под моей тяжестью плохо укрепленные бетонные блоки, подпирающие
стену песка, накренились. Разумеется, это были не зыбучие пески, однако
всё равно из песка выбираться надо, и мне казалось, что сделать это будет
трудно, и я сказал Володе: "Помоги". Но, может быть, потому, что песок был
сырой, я туловищем сверху образовал воронку и наконец высвободил ноги и очутился
на поверхности песка, а через минуту стоял на твердой земле. Посмотрел на
произведенное мной разрушение, потом пришло возмущение тем, что бетонные блоки
были плохо закреплены, и это второе возмущение вытеснило первое, то есть я
решил, что ни в чем не виноват, и успокоился.
Между тем
Володя смотрел на меня торжествующе. На мой вопросительный взгляд он сказал:
"Посмотри, что я надыбал" - И открыл сумку. Сумка кишела большими черными
тараканами. Я дико посмотрел на Володю, как на сумасшедшего: "Зачем это тебе?!"
- "Пригодятся"- ласково сказал Володя. Тут только я обратил внимание на его
испачканную одежду, и только тут в нос мне ударил жуткий канализационный запах.
Я представил себе, как он в этом виде явится на базу, как эти твари там
расползутся... Для меня это был предел, когда сумасшествие одного превращается в
сумасшествие другого. Я повернулся и пошел прочь, и словно весь мир для меня
сузился до канализационной черноты и ползающих в ней больших черных тараканов, и
чувство невозможности из неё выбраться на поверхность овладело мной.
03.05.12 г.