Таким я оставил свой дом. Когда я
возвратился, я уже был другим. И я был не один. Со мной была женщина. Но я
возвратился, и, возвратившись, я почувствовал себя таким, каким был, покидая
дом. Да, мне казалось, что я снова тот, каким был, покидая дом. В моём кармане
звенели ключи от моего дома. И всё было по-прежнему. Я оказался в палисаднике
моего дома, и словно не замечал изменений, которые произошли. Вернее, я их
заметил, но это было "так", ведь я вернулся, и время, которое прошло со времени
моего ухода, уничтожилось, сократилось, и теперь я стыковал моменты времени
ухода и возвращения, и жизнь продолжится от точки, когда я ушел. Всё время, в
которое меня не было, уничтожено, исчезло, и моя жизнь, прежняя жизнь
продолжилась.
Я стою в палисаднике. Зелени, которая когда-то обвивала
штакетник и которую вы видите на снимке, нет. Штакетник стоит голый. И нет
цветов, которые всегда росли в палисаднике. Я стою на голой земле. Штакетник
тянулся по всей улице. Но слева штакетника нет, остались лишь столбы, на которых
он держался. Я словно оказался вне времени. Я стоял и то, что называется, был в
себе, окружающее же меня представало передо мной как реальность, которая
окружает меня, но это была другая реальность, реальность меня сегодняшнего.
Время словно остановилось, или это я остановился во времени, а время текло, и не
существовало для меня времени и действий, которые оно несет с собой, а - только
его результаты. И всё же как-то время, наверное, отсчитывалось, потому что я
различал "до" и "после". Стояли столбы от штакетника, но вот уже и столбов нет,
а есть только вывороченные ямы из-под них. Но вот уже нет штакетника и напротив
моего подъезда, а стоят только столбы. А я говорю себе, что это ничего. Что
штакетник убрали для того, чтобы построить лучший забор. Но вот и столбов
штакетника нет, а есть только вывороченные ямы из-под него. А я говорю себе, что
это даже лучше. Что-то трогает меня за плечо, чтобы я оглянулся назад. И
позади я вижу подмытый водой фундамент дома, из -под которого течет вода. Я
думаю, что нужно куда то позвонить по поводу аварии, но что то останавливает
меня: никуда не нужно звонить.
А в это время моя женщина
отходит в сторонку и кому-то звонит по мобильнику, и я слышу, как она кому-то
говорит: "Я тут кайфую по полной программе. Всё настолько классно, что нет слов.
Знал бы ты, сколько бабок я поимела в последнее время". Я, словно посторонний
самому себе, думаю, с кем она там разговаривает, наверное, с одним из своих
поклонников. Но это меня не трогает, потому что я к ней уже ничего не чувствую.
А ведь когда-то я её любил. Женщина, которая покупается. Когда-то, когда я её
любил, я и возможности подобного предположить не мог. Впрочем, для меня
сегодняшнего это не имеет значения, потому что продажность - это - норма, это -
в порядке вещей. Я отвлекаюсь от женщины и её жизни. Рука лезет в карман,
достает ключи, я поднимаюсь по ступеням каменного крыльца и открываю ключом
дверь. И увидел совсем не то, что ожидал увидеть, но что, кажется,
увидеть предчувствовал, потому что произошедшее далее я принял как то, что так и
должно быть и не могло быть иначе: весь дом внутри был не то, чтобы
перестроен, но стены, отделяющие одни квартиры от других, были разрушены, так
что получилось что-то в роде общака. Навстречу мне выскочил какой-то шибздик с
претензиями, который сразу же мне не понравился. Я отшвырнул его в сторону, тем
не менее, он за мной увязался, так что мне в связи с этим пришлось периодически
его поколачивать, что, как кажется, не производило на него особенного
впечатления. Из комнаты я прошел в другую, и здесь натолкнулся на группу
пацанов. Я уже всё понял. "Привет"- сказал я. Кто-то лениво ответил, но в целом
моё появление не вызвало никакой реакции. Я пустился в путешествие по дому, и
всюду наталкивался на группы пацанов с аналогичными приветствиями с моей стороны
и безразличной реакций с их. Я уже понял, что возвращения домой не получилось,
что мне уже никогда не доведется встретиться с самим собой. Но, по-моему, это
меня не опечалило, я просто вернулся к себе, сегодняшнему. Привязавшийся ко мне
хвост мне порядком надоел. Я схватил его и начал обрабатывать уже серьёзно, но
он был словно резиновый, словно Ванька-Встанька. Он был из тех, кто убеждениям
не поддается. Оставив его, я вышел из дома. Стояла глубокая ночь, и я устремился
в темноту. Мне не было весело. Нет. Но что-то пёрло из меня, и темноту оглушал
мой голос: "Эх, калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка
моя". Навстречу мне из темноты с радостным с лаем бежали собаки для того,
чтобы некоторое время сопровождать певца.
11.08.11 г.