Нас было четверо приятелей, и у четверых подружек было четверо приятелей, и ими были мы. В школе. И я никак не ожидал, что после школы всё это так резко изменится. Понять это, конечно, как-то можно, и объяснить всё это можно, но всё это будет уже с иных позиций и иных точек зрения, но уж никак не со школьной. А я, как видно, после школы остался всё тем же школьником. И принять то, что случилось со всеми, я, как видно, не мог, хотя, наверное, этого и не осознавал, потому что мне казалось, что та жизнь, которой я живу, это и есть вся жизнь, и эта жизнь истинная, а любая другая жизнь, какой бы она ни была, таковой не является.
    Уже перед окончанием школы начались какие-то движения, какие-то ожидания, какие-то завихрения, понять которых я никак не мог. То приятели потянут меня в кафе, а в кафе вдруг совершенно перестают быть теми, какими я их всегда знал: начинаются какие-то непонятные мне разговоры о жизни, и сами они вдруг становятся важными, и ведут себя как-то странно. Выходим из кафе на улицу - опять люди как люди. И с подружками стало происходить что-то из ряда вон, как-то они изменились, стали какими-то чужими, я имею ввиду, что взгляды их стали всё больше на сторону. И действительно, школа кончилась - и всё исчезло, как будто ничего  и не было. То есть то все были школьниками, подчинялись правилам, а тут стали свободными людьми и вся огромная жизнь открылась перед ними, и все бросились в неё радостно и очертя голову. А я стою на берегу, и у меня нет даже желания ноги в этой жизни омочить: мне и так хорошо и ничего не нужно.
    И тут и случилось это самое, с Ирой, я имею ввиду, с моей подружкой. Она как-то странно стала на меня посматривать уже в конце школы. Конечно, это я уже потом, припоминая, эту странность в её взглядах на меня заметил, а в то время ничего этого не было. То вдруг она начинала  говорить со мной о жизни. Что это такое, о чем это она говорит, ничего этого понять я не мог, как будто мы сейчас, сегодня не живём, а вот школа окончится, и тогда-то и начнётся жизнь. Но вот школа окончилась. Я понимаю, в первое время  кто-то искал работу, кто-то собирался учиться дальше, так что все озабочены были, ну, и я, конечно, тоже. Когда же я после первых озабоченностей пришел в себя, вдруг обнаружил вокруг себя тишину. Вокруг меня никого не было. Толкнулся по приятелям- подружкам, и чувствую, что все  как-то изменились, стали другими. Даже не то, что почувствовал, что заняты они какими-то другими вещами, и у них в их жизни прежним отношениям места нет, но они сами по себе изменились, стали  совсем другими людьми, которых я не знал. Так что я словно оказался неизвестно каким образом на другой планете вместе, на которой живут существа, неизвестные мне. И, очутившись в этом незнакомом мне мире, я стал оглядываться по сторонам и присматриваться. И, оглядываясь и присматриваясь, я увидел Ирину и не узнал её в этом новом для меня мире. И не только я не узнал её, но и она не узнала меня. И когда я увидел её, раскрашенную, подобно  кукле, спешащую к подъехавшей иномарке, её, смотрящую прямо мне в глаза и меня не видящую, а на лице её  написана радостная улыбка, предназначенная гладкому владельцу машины, мне стало нехорошо, и захлопнувшаяся за Ириной дверь машины щёлкнула, как убийственный выстрел, и я умер, и меня не стало. Я умер, и я не стал сопротивляться смерти, я принял её. И, как оказалось, хорошо сделал, потому что  тот не в состоянии возродиться, кто не способен умереть. И позже я узнал, что очень немногие способны умирать.
    Когда же я воскрес, я воскрес в другой жизни, в жизни, в которой  Ирины  больше не было, словно она была вытеснена за пределы линии, очерчивающей мою жизнь.
    Между тем, время шло, и те камни, которые были разбросаны, начали собираться. Но того, что было в школе, больше не было. Вокруг меня были всё те же люди, они что-то говорили мне, и они, наверное, считали меня чудаком, недотёпой, человеком, который не умеет жить, и "по-человечески" жалели меня, пытались "вовлечь", и я не сопротивлялся, позволял им это делать. Но сам я ни во что вовлечься не мог. Ко мне, как в добрые школьные времена, приходила Ирина, и говорила: "мы же с тобой друзья"- и я, внутренне усмехаясь,  потому что теперь она была для меня совершенно чужим, посторонним человеком, кивал. Как-то она зашла ко мне с целым кинофильмом о своей жизни. Человеку свойственно думать, что всё, что люди ни делают с ним, они делают это для его блага, но после моего воскресения по отношению к этой успокаивающей мысли добавилась мысль, противостоящая ей: "твоё только то, что захотел и сделал ты сам", и поэтому то, к чему с такой радостью моя душа готова была отнестись как к добру, мой рассудок поворачивал её лицом к себе и говорил: если это тебе нужно, сделай это сама.  И вот как-то Ирина пришла ко мне с целым фильмом из её жизни, чтобы показать мне, что такое настоящая жизнь и к чему я должен стремиться. В фильме, в котором было всё, что так дорого в нашей сегодняшней жизни, красивые дома, богато обставленные комнаты с её снимками в окружении то одних, то других мужчин. Были в этом фильмы  в том числе и    кадры, в которых она с подружкой из нашей же компании, обе голые,  на фоне двора роскошного дома, бассейна с голубой водой и мужчин, дурачатся. Я посмотрел её фильм и недоуменно смотрел на неё.  Ирину передернуло. "Хоть бы какая-нибудь реакция, холодный, как лягушка." "Так ты с этим фильмом пришла моей кровицы испить"- подумал я. "У тебя нет крови, вместо неё одна сукровица. Ты не мужчина". Очень мне хотелось её смазать, но я сказал себе: "Она тебя провоцирует, и именно этого она и хочет, потому что у неё минутка такая, что она хочет, и эту минутку она и называет жизнью. И если ты поддашься ей и её желанию, ты предашь человека в себе и откроешь в себе  путь животному, станешь под стать ей.. А я тебя, моя дорогая,  обману, не дам  удовлетворения и этим добавлю еще каплю в твоё животное озлобление  жизнью, потому что "настоящая  жизнь" - это жажда, которая не имеет удовлетворения, а жажда, которую невозможно удовлетворить, вызывает озлобление.
    Вы умеете прощать? Я - нет. Я могу забыть обиду, могу не обращать на неё внимания, но обниматься с обидчиком, как будто ничего не произошло, оправдывая его поведение тем, что "такова жизнь", этого я не умею. Для того, чтобы это уметь, нужно самому быть таким, какова логика жизни животных. Я давно уже знаю, что окружающая меня жизнь заключается в том, что люди пожирают друг друга и видят в этом и высшую цель и высшее удовлетворение, и не они в этом виноваты - просто человеческая животная природа такая, как и всякая животная природа вообще.
    Один из нас, четырех приятелей, обзавелся семьёй, детьми, заперся в четырёх стенах своего дома, считайте, что умер для дружбы. Осталось нас трое: я - вечный школьник, флегматичный Дима и Коля-верста. Сегодня Коля решительно в расстроенных чувствах.  Молчит и расстраивается. Коля получил письмо от Вали. Как-то Валя заявила Коле: "Я иду в армию". И, как водится, начала ему лапшу на уши вешать: де в армии она и профессию приобретет, и материально как-то да будет обеспечена, де пока Коля не стал на ноги, а, мол, как только станет на ноги, так она и будет с ним "уже навсегда". И Коле ничего не оставалось, как слушать её и верить. Между тем, Саня передала мне слова Вали: "Уж в армии я на`бусь от души, на всю оставшуюся жизнь". И добавила: "Ты остереги Колю: что он, как дурак, ей верит". Но я Сане обещать этого  не стал: это было не только бесполезно, но и опасно для дружбы: дружба не любит горестных гонцов. В конце концов, это их  внутреннее дело, и пусть каждый пройдёт свою часть пути.
    И вот Коля получил письмо с сигналом. В письме Валя, как обычно, пишет, что любит и скучает, и всё вроде бы как обычно, если бы не фотографии в конверте, на которых она в военной форме среди солдат, и на одной из фотографий, дурачась, висит на каком-то солдате. И вот Коля весь вечер рассматривает фотографии и расстраивается. И его расстроенное состояние хмурым облаком висит в комнате. Наконец,  расстроенное состояние Коли выливается в то, что и письмо и фотографии летят на пол. Мы понимаем, что внутри Коли нечто щелкнуло. Дима оживляется: "Давайте пригласим Саню". Саня - девушка Димы, единственная из четверых подружек, которая осталась нашим другом. "Нужно купить шампанского. У меня есть пятьдесят рублей. Коля, у тебя есть что-нибудь?" Коля вытаскивает 50 рублей. "У меня есть сотня"- говорю я, беру деньги и отправляюсь за шампанским.

13.03.11 г.