на главную страницу
визитка
темы
1. Вы согласны, что если на
тело А действуют две противоположные силы Р и F,
P>F, то в результате этого тело будет двигаться с ускорением
w, т.е. что (Р-F)/m=w?
2. Вы согласны, что если Р - это
вес тела А по отношению к некоторому другому телу В, так что сила
тяжести вызывает его ускоренное движение g по отношению к нему, то его
масса m=P/g? И тогда P-F=wP/g?
3. Вы согласны, что если вес тела
уменьшить на некую величину Q, то можно получить такое же
ускорение w, но с противоположным знаком?
Решение.
w(P-Q)/g=F-(P-Q). Исключая из уравнения неизвестную силу F. получим:
Психологическая
интерпретация
Пусть любовь является силой, которой
определяется вес материальной точки А, которая есть Петя по отношению
к материальной точке В, которая есть Маша, так что точка А
стремится к контакту с точкой В подобно тому, как объекты земли
стремятся к её поверхности, если ничто не препятствует им в этом, то
есть если на них не действуют противоположные силы, отрывающие их от
земли. Итак, Маша возбудила в Пете силу притяжения к ней F1
В то же самое время, на точку А действует сила симпатии F2
к Кате. Тем, что определяет массу Пети, является положение, согласно
которому по настоящему любить можно только одного человека, и посему
Петя сосредоточивается на Маше. Однако случай позволяет Пете открыть
также прелесть Кати, вследствие чего положение, согласно которому можно
любить только одну женщину, смягчается, сердце Пети становится более
широким, и единственная женщина хотя и продолжает притягивать его к себе
с прежней силой, однако в то же самое время иные соблазны, прежде
не затрагивавшие сердце Пети, переместились в центр его внимания, а
вместе с этим и поведение Пети изменилось, и с тем же ускорением, с
каким до сих пор он психологически приближался к Маше, он стал удаляться
от неё.
Подобного рода изменения в поведении широко
представлены в художественной литературе. Так, в "Обыкновенной истории"
Гончарова хорошо показано возникновение сил, противоположных
любовному влечению. Вот ниточка развития процесса:
Когда Александр подъехал, она, бледная, опустилась в кресла от
изнеможения - так сильно работали в ней нервы. Когда он вошел...
невозможно описать этого взгляда, которым она встретила его, этой
радости, которая мгновенно разлилась по всем ее чертам, как будто они
год не видались, а они виделись накануне. Она молча указала на стенные
часы; но едва он заикнулся, чтоб оправдаться, она, не выслушав,
поверила, простила, забыла всю боль нетерпения, подала ему руку, и оба
сели на диван и долго говорили, долго молчали, долго смотрели друг на
друга. Не напомни человек, они непременно забыли бы обедать.
Сколько наслаждений! Никогда Александру и не мечталось о такой
полноте искренних, сердечных излияний. Летом прогулки вдвоем за городом:
если толпу привлекали куда-нибудь музыка, фейерверк, вдали между
деревьями мелькали они, гуляя под руку. Зимой Александр приезжал к
обеду, и после они сидели рядом у камина. до ночи Иногда велели
закладывать санки и, промчавшись по темным улицам, спешили продолжать
нескончаемую беседу за самоваром. Каждое явление кругом, каждое
мимолетное движение мысли и чувства - все замечалось и делилось вдвоем.
Минутами, когда он успевал забыть прошлое, он верил в возможность
счастья, в Юлию и в ее любовь. В другое время он вдруг смущался в пылу
самых искренних излияний, с боязнию слушал ее страстный, восторженный
бред. Ему казалось, что вот, того и гляди, она изменит или какой-нибудь
другой неожиданный удар судьбы мигом разрушит великолепный мир
блаженства. Вкушая минуту радости, он знал, что ее надо выкупить
страданием, и хандра опять находила на него. Однакож прошла зима,
настало лето, а любовь не кончалась. Юлия привязывалась к нему все
сильнее. Ни измены, ни удара судьбы не было: случилось совсем другое.
Взор его просветлел. Он свыкся с мыслию о возможности постоянной
привязанности. "Только эта любовь уж не так пылка... - думал он однажды,
глядя на Юлию, - но зато прочна, может быть вечна! Да, нет сомнения. А!
наконец я понимаю тебя, судьба! Ты хочешь вознаградить меня за прошлые
мучения и ввести после долгого странствования в мирную пристань. Так вот
где приют счастья... Юлия!" - воскликнул он вслух.
Александр
задумался и говорил вполголоса, как будто с собой.
- Приобрести право не покидать ее ни на минуту, не уходить домой ..
быть всюду и всегда с ней. Быть в глазах света законным ее
обладателем... Она назовет меня громко, не краснея и не бледнея,
своим... и так всю жизнь! и гордиться этим вечно...
Говоря этим высоким слогом, слово за слово, он добрался, наконец, до
слова: супружество. Юлия вздрогнула, потом заплакала. Она подала ему
руку с чувством невыразимой нежности и признательности, и они оба
оживились, оба вдруг заговорили.
На другой
день Александр отправился к Лизавете Александровне открывать то, что ей
давно было известно, и требовать ее совета и помощи. Петра Иваныча не
было дома.
- Что ж, хорошо! - сказала она, выслушав его исповедь,
- вы теперь не мальчик: можете судить о своих чувствах и располагать
собой. Только не торопитесь: узнайте ее хорошенько.
- Ах, ma tante, если б вы ее знали! Сколько достоинств!
- Например?
- Она так любит меня...
- Это, конечно, важное достоинство, да не одно это нужно в
супружестве.
Тут она сказала несколько общих истин насчет супружеского состояния,
о том, какова должна быть жена, каков муж.
- Только погодите. Теперь осень наступает, - прибавила она, -
съедутся все в город. Тогда я сделаю визит вашей невесте; мы
познакомимся, и я примусь за дело горячо. Вы не оставляйте ее: я
уверена, что вы будете счастливейший муж.
Она обрадовалась.
Женщины страх как любят женить мужчин; иногда они и видят, что брак
как-то не клеится и не должен бы клеиться, но всячески помогают делу. Им
лишь бы устроить свадьбу, а там новобрачные как себе хотят. Бог знает,
из чего они хлопочут.
В другой раз не пускала его в театр, а к знакомым
решительно почти никогда. Когда Лизавета Александровна приехала к ней с
визитом, Юлия долго не могла притти в себя, увидев, как молода и хороша
тетка Александра. Она воображала ее так себе теткой: пожилой, нехорошей,
как большая часть теток, а тут, прошу покорнейше, женщина лет двадцати
шести, семи, и красавица! Она сделала Александру сцену и стала реже
пускать его к дяде. Но что значили ее ревность и деспотизм в сравнении с
деспотизмом Александра? Он уж убедился в ее привязанности, видел, что
измена и охлаждение не в ее натуре, и - ревновал: но как ревновал! Это
не была ревность от избытка любви: плачущая, стонущая, вопиющая от
мучительной боли в сердце, трепещущая от страха потерять счастье, - но
равнодушная, холодная, злая. Он тиранил бедную женщину из любви, как
другие не тиранят из ненависти. Ему покажется, например, что вечером,
при гостях, она не довольно долго и нежно или часто глядит на него, и он
осматривается, как зверь, кругом, - и горе, если в это время около Юлии
есть молодой человек, и даже не молодой, а просто человек, часто
женщина, иногда - вещь. Оскорбления, колкости, черные подозрения и
упреки сыпались градом. Она тут же должна была оправдываться и
откупаться разными пожертвованиями, безусловною покорностью: не говорить
с тем, не сидеть там, не подходить туда, переносить лукавые улыбки и
шопот хитрых наблюдателей, краснеть, бледнеть, компрометировать себя.
Искренние излияния стали редки. Они иногда по целым часам сидели, не
говоря ни слова.
О будущем они перестали говорить, потому что
Александр при этом чувствовал какое-то смущение, неловкость, которой не
мог объяснить себе, и старался замять разговор. Он стал размышлять,
задумываться. Магический круг, в который заключена была его жизнь
любовью, местами разорвался, и ему вдали показались то лица приятелей и
ряд разгульных удовольствий, то блистательные балы с толпой красавиц, то
вечно занятой и деловой дядя, то покинутые занятия...
"И что это за любовь! - думал он, - какая-то сонная,
без энергии. Эта женщина поддалась чувству без борьбы, без усилий, без
препятствий, как жертва: слабая, бесхарактерная женщина! осчастливила
своей любовью первого, кто попался;
- Вы - мой муж! смотрите, - сказала она, показывая
вокруг, - скоро все это будет ваше. Вы здесь будете владычествовать в
доме, как у меня в сердце. Я теперь независима, могу делать, что хочу,
поехать, куда глаза глядят, а тогда ничто здесь не тронется с места без
вашего приказания; я сама буду связана вашей волей; но какая прекрасная
цепь! Заковывайте же поскорей; когда же?.. Всю жизнь мечтала я о таком
человеке, о такой любви... и вот мечта исполняется... и счастье
близко... я едва верю... Знаете ли: это мне кажется сном. Не награда ли
это за все мои прошедшие страдания?
Александру мучительно было слышать эти слова.
- А если б я вас разлюбил? - вдруг спросил он, стараясь придать
голосу шутливый тон.
- Что с вами, Александр? - спросила она с беспокойством.
"Вот пристала! почем я знаю?" - думал он, но молчал.
- Вам скучно? - вдруг сказала она, и в голосе ее слышались и вопрос и
сомнение.
"Скучно! - подумал он, - слово найдено! Да! это мучительная,
убийственная скука! вот уж с месяц этот червь вполз ко мне в сердце и
точит его... О, боже мой, что мне делать? а она толкует о любви, о
супружестве. Как ее образумить?"
"Что, ежели я не поеду сегодня к Юлии?" - задал себе
вопрос Александр, проснувшись на другой день поутру.
Он прошелся раза три по комнате. "Право, не поеду!" - прибавил он
решительно.
- Евсей! одеваться. - И пошел бродить по городу.
"Как весело,
как приятно гулять одному! - думал он, - пойти - куда хочется,
остановиться, прочитать вывеску, заглянуть в окно магазина, зайти туда,
сюда... очень, очень хорошо! Свобода - великое благо! Да! именно:
свобода в обширном, высоком смысле значит - гулять одному!"
Он постукивал тростью по тротуару, весело кланялся со знакомыми
Проходя по Морской, он увидел в окне одного дома знакомое лицо. Знакомый
приглашал его рукой войти. Он поглядел. Ба! да это Дюмэ! И вошел,
отобедал, просидел до вечера, вечером отправился в театр, из театра
ужинать.
Юлия, видя, что он молчит, взяла его
за руку и поглядела ему в глаза.
Он медленно отвернулся и тихо высвободил свою руку. Он не только не
чувствовал влечения к ней, но от прикосновения ее по телу его пробежала
холодная и неприятная дрожь.
- Что ж вы ей сказали?
- Обыкновенно что: что ты также ее любишь без ума; что ты давно искал
нежного сердца; что тебе страх как нравятся искренние излияния и без
любви ты тоже не можешь жить; сказал, что напрасно она беспокоится: ты
воротишься; советовал не очень стеснять тебя, позволить иногда и
пошалить... а то, говорю, вы наскучите друг другу... ну, обыкновенно,
что говорится в таких случаях. Она стала такая веселая, проговорилась,
что у вас положено быть свадьбе, что и жена моя тут вмешалась. А мне ни
слова - каковы! Ну, что ж: дай бог! у этой хоть что-нибудь есть;
проживете вдвоем. Я сказал ей, что ты непременно исполнишь свое
обещание... Я уж нынче постарался для тебя, Александр, в благодарность
за услугу, которую ты мне оказал... уверил ее, что ты любишь так
пламенно, так нежно...
{...любишь так пламенно, так нежно - у Пушкина:
"...Любил так искренно, так нежно" (из стих. "Я вас любил...").}
- Что вы наделали, дядюшка! - заговорил Александр,
меняясь в лице, - я... я не люблю ее больше!.. я не хочу жениться!.. Я
холоден к ней, как лед!.. скорей в воду... чем...
- Ба, ба, ба! - сказал Петр Иваныч с притворным изумлением, - тебя ли я
слышу? Да не ты ли говорил - помнишь? - что презираешь человеческую
натуру и особенно женскую; что нет сердца в мире, достойного тебя?.. Что
еще ты говорил?.. дай бог память...
- Ради бога,
ни слова, дядюшка: довольно и этого упрека; зачем еще нравоучение? Вы
думаете, что я так не понимаю... О люди! люди!
Он вдруг начал хохотать, а с ним и дядя.
Ну, не тужи: я уж помог тебе.
- Как? когда?
- Сегодня же утром. Не беспокойся: Тафаева больше не станет тревожить
тебя...
- Как же вы сделали? Что вы ей сказали?
- Долго повторять, Александр: скучно.
- Но, может быть, вы бог знает что наговорили ей. Она ненавидит,
презирает меня...
- Не все ли равно? я успокоил ее - этого и довольно; сказал, что ты
любить не можешь, что не стоит о тебе и хлопотать...
- Что ж она?
- Она теперь даже рада, что ты оставил ее.
- Как, рада! - сказал Александр задумчиво.
- Так, рада.
- Вы не заметили в ней ни сожаления, ни тоски? ей все равно? Это ни
на что не похоже!
Он начал в беспокойстве ходить по комнате.
- Рада, покойна! - твердил он, - прошу покорнейше! сейчас же еду к
ней.
- Вот люди! - заметил Петр Иваныч,- вот сердце: живи им - хорошо
будет.
Да не ты ли боялся, чтоб она не прислала за тобой? не ты ли просил
помочь? а теперь встревожился, что она, расставаясь с тобой, не умирает
с тоски.
- Рада, довольна! - говорил, ходя взад и вперед, Александр, и не
слушая дяди. - А! так она не любила меня! ни тоски, ни слез. Нет, я
увижу ее.
Петр Иваныч пожал плечами.
- Воля ваша: я не могу оставить
так, дядюшка! - прибавил Александр, хватаясь за шляпу.
- Ну, так поди к ней опять: тогда и не отвяжешься, а уж ко мне потом
не приставай: я не стану вмешиваться;
Как описанный Гончаровым процесс может выглядеть с точки зрения
физики? Предшествующая история любовных отношений Александра связана с
"предательством" женщины, что повергло Александра в хандру и неверие в
любовь. То разочарование, в котором пребывал Александр перед встречи с
Тафаефой, создало разность потенциалов между отрицательным,
неудовлетворенным в любовном отношении Александром, и той постоянной
влюбленностью, которой характеризовалась Тафаева, и отсюда возник
импульс удовлетворяющей себя влюблённости у Александра. Устойчивые
отношения с Тафаевой "вывели его из хандры" и "возвратили к жизни". У
Александра вполне уравновешены нервные процессы, и поэтому, поскольку
любовный инстинкт был в нём удовлетворён, должно было в его жизни
появиться другое, не связанное с любовным инстинктом, и если бы у
Тафаевой не было перекоса, связанного с гиперболизацией любовного
инстинкта, то, скорее всего, они "поженились бы и были счастливы"
счастьем привычки, поскольку равновесие в инстинктах было бы достигнуто.
Однако точки равновесия у Александра и Тафаевой различны, и
это привело к тому, что Тафаева начала его ревновать, устраивать сцены,
а так как всякое движение характеризуется инерционностью, а любовное
отношение непосредственно связано с чувствами удовольствия и
наслаждения, а особенность наслаждений состоит в том, что они не
повторяются при тех же самых условиях, но требуют для себя всё новых и
новых дров, Александр, в свою очередь, стал тиранить Тафаеву, причём,
Тафаевой его тирания воспринималась как проявление любви, то есть
положительно. Однако у Александра это не могло продолжаться долго:
вылетев в точку равновесия с Тафаевой, он по необходимости должен был, с
погашением любовной инерции, начать противоположное движение,
возвратиться в свою точку равновесия, по инерции вылететь в
противоположном направлении и впоследствии уже вообще расстаться с
потребностью "в любовном отношении душ".
Т.о.
начался процесс разрыва отношений с Тафаевой, процесс, в котором Тафаева
продолжала требовать от Александра удовлетворения своего инстинкта
любви, который теперь Александру доставлял не удовольствие, но
отталкивал.
Забавно мужское самолюбие Александра: когда он
узнал, что дядя дискредитировал его в глазах Тафаевой как любовника и
Тафаева "совершенно (по словам дяди) успокоилась", Александр
возмутился: так, значит, она не любила его, раз с её стороны не было ни
слёз, ничего, значит, ей всё равно, с кем, лишь бы было с кем,- и
это при том, что Александр это качество Тафаевой и всегда знал, только
человеку всегда представляется, что он исключение из правил.
Пример инстинкта восприятия субъектом себя как исключения
из правила я как-то прочитал на сайте одной девицы. Суть её сообщения
сводилась к тому, что она поехала в Египет, и к ней подсел местный
парень и начал нести пургу, что она единственная такая скромная и
замечательная, тогда как все остальные туристки только и думают, кому бы
отдаться. Девица незамедлительно от этих "спой, светик, не стыдись"
влюбилась и дело, естественно, кончилось тем, что парень её обобрал.
16.10.08 г.