на главную страницу
визитка
темы
Я смотрю на дурака с сожалением. Я смотрю на него с
чувством презрения, может быть, не слишком глубоким, может быть, даже отчасти и
влюбленным, потому что он -
мой дурак. Мне обычно бывает за него неловко, и, тем не менее, не
прислушиваться к нему я не могу. Я к нему прислушиваюсь, а часто и следую за
ним. И, однако, во всех случаях следования за ним я чувствую, что это - не то,
совсем не то, что я хотел бы делать. И когда дурак говорит мне, что
"такова жизнь", меня его аргумент не убеждает.
Вот и сейчас дурак
ударился в рассуждения.
"Всё-таки формула "не верь, не бойся, не
проси", хотя она и исходит из кругов не уважаемых, мне видится очень верной.
Насчет "не верь, не бойся" - об этом в другой раз. А сегодня я хочу говорить о
формуле "не проси".
Всё дело в том, что просить - это
позиция. Я не говорю здесь о том, что человек использует просьбы в качестве
сознательного средства достижения его целей. Я не об этом принципе говорю. Я
говорю о просьбе человека, который оказался в безвыходном, затруднительном,
неудобном положении, вызвавшем в нём испуг, стрессовое состояние, то, что
называют измененной формой сознания, а на поверку - бессознательной схемой
деятельности. Когда человек просит вовсе не потому, что хочет просить, а потому,
что испуг, страх у него настолько сильны, что его действия осуществляются на
уровне бессознательного, он оказывается отчужден от самого себя, зависим от тех
бессознательных импульсов, на путь управления которых он ступил. В
результате подкрепленной просьбы бессознательные импульсы начинают
влечь его по жизни, и содержанием этих импульсов являются импульсы по
отношению к нему другой стороны.
Стоит человеку это сделать один раз и получить положительное
подкрепление, и он будет делать это и во все последующие разы. Он уже не сможет
противостоять ситуации. Он уже будет надеяться на кого-то и следовать за кем-то.
На мой взгляд - это инстинктивно - рефлекторная схема, создающая совестливого
человека. Когда человек просит о чем-то другого человека, то уже сама по себе
просьба вызывает в другом человеке точно также измененную форму сознания. С
одной стороны, он понимает, что, откликаясь на просьбу, он делает услугу другому
человеку. С другой стороны, откликаясь на просьбу, он, соответственно, нечто
отрывает от себя, что приводит его самого в стрессовое состояние. Ведь
особенность человеческой психики состоит в том, что отдаваемое и принимаемое
измеряется человеком разными мерами. То, что человек отдает, обладает для него
наивысшей ценностью, ему трудно это делать, его "жаба душит". И в то же самое
время, принимая нечто, он не ощущает ценности принимаемого, ему кажется, что
другой стороне это ровным счетом ничего не стоит. А ведь так не бывает. И т.о.
получается так, что то, что вы даете, обладает сверхценностью, то же, что
получаете, обладает минимальной ценностью, и поэтому, отдав нечто, вы уже не
можете восполнить отданное, сколько бы вам ни возвращали.
Капиталистический принцип товарного обмена - это принцип свободы.
Производится обмен эквивалентными товарами, обмен же рассматривается в качестве
эквивалентного в силу того, что обе стороны согласились на обмен. Обмен
произошел - и все отношения закончились. Товарный обмен - это одноразовый акт.
Собственно "человеческие отношения" в нём присутствуют ровно до тех пор, пока
ведутся переговоры по поводу "купли-продажи". Купля-продажа совершена - и вам
налево, мне направо, ну, и до свидания. В России до капиталистического
принципа свободы далеко. В России в основном всё строится на "человеческих
отношениях": я тебе что-то сделал, и тем самым превратил тебя в обязанного мне.
И тем самым мы уже образовали систему.
Во всех этих отношениях мы
получаем два типа людей: один тип людей - тех, о которых мы говорим, это тип
людей, однажды попросивших, и противоположный тип людей, понявших для себя
прелесть отношений зависимости других от них.
Кулаков в России называли
кровопийцами. Кровопивец - это психологическое определение человека, который
вызывает в вас ощущение, что он из вас пьёт кровь. Но опять же, если вам
приходит в голову, что из вас пьют кровь - то это уже осознание. А если из вас
пьют кровь, а вам даже от этого еще и лучше, еще приятнее, тогда как?"
Дурак замолчал, и лицо его выразило затруднения, связанные с движением мысли.
Подобного рода затруднения у него возникают обычно, когда ему приходит в голову
идея прямо противоположная, и он готов доказывать прямо противоположные
положения, но не знает, что делать с положениями высказанными. Сейчас, в свете
новой идеи, они кажутся ему ложными. Но ведь еще минуту назад они казались ему
истинными, и кто может поручиться ему, что и новая идея через минуту не
покажется ему такой же ложной, как и предшествующая, поскольку у него возникнет
еще какая-то идея. И таким образом дурак замолкает, и лицо его принимает
недовольное выражение, и когда он обращает свой взгляд на меня, мне кажется, что
он недоволен мной.
"Человеческие отношения - это сущность человеческих
отношений в России.- говорит он мрачно и недовольно.- Например, возьми ребенка.
Он целиком зависит от родителей. Он только берет, а родители только отдают. Так
что здесь, конечно, нет эквивалента. Но когда родители становятся старенькими,
то они только берут, а дети им только отдают. И т.о. получается равновесный
обмен."- лицо дурака всё больше мрачнеет от бесплодных усилий его мысли. Он
говорит, но чувствует, что мысль его не попадает "в точку", что он "стреляет"
мимо цели, и это обстоятельство портит ему настроение.
"Вот возьми самую
обыденную ситуацию: мать рожает девочку, разводится с мужем. Девочка обвиняет
мать в том, что она лишила её отца. И мать начинает чувствовать себя в глазах
девочки "во веки проклятой", и вот 25-летняя бездельница сидит на шее матери,
свесила с неё ноги и болтает от удовольствия, а мать работает на нескольких
работах, только чтобы удовлетворить свою чадунюшку, перед которой она чувствует
себя в неоплатном долгу."- дурак опять замолкает, а я начинаю понимать,
что всё его философствование представляет собой попытку переработать какое-то
недавнее впечатление.
"Давай, рассказывай, что
произошло" - пытаюсь я навести дурака на след. Но своеобразие дурака заключается
в том, что вместо того, чтобы прямо сказать, в чем дело, он сначала плетет
паутину, в которую потом это дело и вставит.
"Помнишь Толика
Мансурова? Он всё ходил на заводе этаким заморышем. И мы его еще сколько то
времени не видели, а потом на тебе, появился, и мы его не узнали, совсем другой
человек стал, из заморыша превратился в этакого крепкого кулака. Ты еще тогда
удивился, с чего у него такое резкое превращение. Он ответил, что побывал на
каких-то там курсах. Ну, насчет курсов не знаю, но то, что мышление его
изменилось, это точно."
"И вот я не понимаю, как это могло так произойти.
Я человек от природы жадный. То есть не жадный, а скупой. То есть не скупой, а
как Чичиков: я и не прочь поделиться деньгами, но как-нибудь так, чтобы
мои деньги не уменьшились. Потом этот инстинкт, как мне кажется, ослаб, но тогда
он был силен. И вот то, что меня поразило, что тогда я, при всей моей жадности,
то есть не жадности, а скупости, то есть даже не скупости, а я так, как
Чичиков, не хочется мне, чтобы деньги, которые у меня есть, не хочется,
чтобы их стало меньше. Это помнишь как в рассказе Салтыкова-Щедрина "Пропала
совесть" Самуил Давыдыч Бржоцкий победил муки совести: " -- Это сто зе! это
ницего! только ты крепце дерзи меня, Лия! -- уговаривал он жену во время самых
отчаянных пароксизмов, -- и если я буду спрасивать скатулку -- ни-ни! пусть лущи
умру! " То есть стойкий был человек. Ну, и я тоже вроде как этот Бржоцкий, хотя,
может быть, и несколько в противоположном роде".
"Что я хочу сказать?
- я хочу сказать вот об этом самом пароксизме совести. Я тогда с этим Толиком,
предчувствовал возможные муки от совести, и избежал их. Я же тогда попросил
Толика вынести с завода списанный принтер, и Толик вынес. Он вынес принтер, а я
ему сразу в зубы триста рублей, и этим разочаровал и потряс его до основания,
потому что никакие триста рублей ему не нужны были, а нужна была моя зависимость
от него, то, чтобы я ему должен. И как он ни вставал на дыбы, а я заставил его
взять эти деньги, и теперь мог спать спокойно. Так что капиталистический принцип
свободны был мной соблюден полностью."
"Я всегда говорил: нельзя
расслабляться. А тут я расслабился. От счастья расслабился. От того, что всё
получилось. Словом, дал волю своей душе. А нельзя давать волю душе, ни по каким
видом. Помнишь ремарку Ленина по поводу действия на него "Лунной сонаты":
хочется людей по головкам гладить; а по этим головкам надо бить."
"Ну,
вот, Ленин, в качестве гениального человека, несмотря на нежность в душе разума
не терял. А с меня, дурака, что возьмёшь: и буду знать, что дело может плохо
кончиться, а не остановлюсь. А здесь, конечно, от чувств совершенно расслабился,
за что и был немедленно наказан, поскольку вызвал у человека рефлекс ему не
свойственный.
Игорь, конечно, мне здорово помогает. Нет, не физически, а советами.
Так то у меня у самого руки не из зада растут. И я, конечно, рассиропился, как
говорится, душа раскрылась. И вот из-за доброты Игоря я превратился решительно в
Чичикова. Этакая сволочь, правда, иначе меня не назовешь. "Игорь, ты столько
меня выручал, сколько я тебе должен?" Ну, не может Игорь тебе сказать, сколько
ты ему должен, поскольку отношения не те. Ты понимаешь, если ты нормальный
человек, то пойди, купи бутылку, и не спрашивай, "сколько должен". И вот
представь себе, вроде не жадный, а жадность одолела в силу бескорыстности
и дружеского расположения ко мне Игоря. То есть вот такая у меня способность:
как только хорошая, чистая ситуация, так обязательно нужно её переговнять,
обмерзить. Я как-то прочитал, что есть люди, с которыми нельзя по-человечески.
Вот я из таких людей."
"Сам понимаешь, "ничто на земле не проходит
бесследно". Конец дня, а я с утра на одном бутерброде. Естественно, весь в
грязи, в масле. Иду мимо Игорева гаража. А здесь уже собрались Игорь, Андрей и
еще какой-то мужик. И стоит Витина машина. "У тебя зажевать ничего нет?"-говорит
Игорь. "Сам с голода пропадаю, сейчас иду домой"- глупо-высокопарно отвечаю я.
Ребята начинают уговаривать Витю съездить наверх в магазин. Витя отнекивается,
он, мол, в трусах, и ему неудобно. Игорь ко мне:"Поезжай с ним" И я этак с
холуйской готовностью говорю: "Конечно, только я Витину машину испачкаю". Мои
слова сразу убедили Витю, и он сказал, что сейчас переоденется и поедет" Я же
пошел своей дорогой, чувствуя себя обгаженным с ног до головы. То есть мои слова
насчет денег Игорю показали ему, что я считаю себя обязанным ему, и следствием
этого явилась его психологическая установка на то, что он может использовать
меня, как ему заблагорассудится. Установились человеческие отношения
зависимости.
И вот тут я сказал себе "стоп". Когда я о чем-то
спрашиваю Игоря, это его дело - ответить мне или нет, и его дело - спросить цену
за ответ или не спросить. Если Игорь не спрашивает цену за ответ - я ему ничем
не обязан. Знаешь ли, важно чувствовать себя свободным, не связывать себя ни с
чем. И, конечно, тот импульс, который я вызвал в нём выражением своей
обязанности перед ним, этот импульс должен быть уничтожен. Я должен изменить
свою позицию. В отношениях между людьми всегда так: одна сторона не может ничего
потребовать от другой стороны, если другая не соглашается с её требованиями"
-А одиночества - не боишься?-спросил я.- Ведь человеку важно чувствовать, что
он - не один, что он связан душевными, человеческими отношениями с людьми. Ведь
иначе холодно, да и незачем жить.
-Ну, это твой взгляд
на вещи - холодно сказал дурак.- Но всякий человек должен спросить себя, что
является центром его жизни: его собственная жизнь и его собственные интересы или
жизнь и интересы других людей. И проживает он, т.о., собственную жизнь или он
живет, существует в жизнях других людей в качестве некоего прилагательного к их
жизням.
-Я не думаю, что всё это так категорично выглядит - заметил я.
-Пожалуй, нет. Но меня поражают некоторые люди, которые не только живут по
сути чужой жизнью, но и не мыслят для себя никакой иной жизни. Они вечно
существуют при ком-то, и этим существованием при ком-то счастливы. Это приживалы
от природы. У них словно нет ничего своего: они существуют и радуются и
огорчаются чужими радостями и заботами. Знаешь, что мне кажется здесь
основным? - Это то ли чувство вины, то ли чувство благодарности, какая-то смесь
этих двух сторон. Чувство благодарности связано с тем, что кто-то сделал нечто
для вас чрезвычайно важное, что делать был не обязан для вас ни в какой мере.
Например, если ребенок в семье родной, то он предъявляет родителям свои
требования, ощущая себя "в своём праве" Но если это некий приемный ребенок, как
у Мопассана в "Мадемуазель Перль", то она чувствует себя в семье, и семья ей это
показывает, что она занимает в ней место, на которое не имеет права. И отсюда у
неё бесконечное чувство вины, что она живёт в семье, не имея на это право, и
этим же формируется вся её психология. В подобного рода положение человек
ставится либо обстоятельствами, от него не зависящими, либо же он сам ставит
себя в это положение. Он оказывается заключенным в клетку благодарности, которая
не позволяет ему вырваться из его холуйского, неравноправного положения.
27.06.09 г.