на главную страницу
визитка
темы
Мне кажется, нет ничего тупее умного человека. Умный человек - это как
породистая собака, которая может существовать только при наличии хозяина,
который её содержит, а в противном случае она погибает. Нет, конечно, породистой
собаке всякая дворняжка завидует, когда она видит, в какой холе проходит
существование породистой собаки, какая у неё блестящая шерсть, как гордо она
вышагивает на поводке рядом с хозяином. Чего бы только не дала дворняга, чтобы
оказаться на месте породистой собаки. И не замечает дворняга, с какой тайной
завистью породистая собака смотрит на неё, свободную, ни к чему не привязанную,
принадлежащую только себе. И как хотела бы она оказаться на месте дворняги. Да,
она очень хотела бы оказаться на месте дворняги, но так, чтобы при этом все
жизненные удобства её существования сохранились. Так что вся эта мечта о свободе
у породистой собаки проходит в фантазиях, в реальности же она следует за своим
хозяином.
Нас трое школьных товарища: я, вечный отличник, Вася,
уверенный хорошист, и Слава - неуверенный троечник. Из нас троих Славу я считаю
самым продвинутым по жизни. Он уже давным-давно познал женщин во всех их
возможных видах, а также не дурак выпить. Он любит говорить о жизни, и то, что
он говорит, всегда верно. Я бы и хотел быть, как он, но мои принципы меня не
пускают. Вася же находится где-то между нами: у него и принципы есть, и от жизни
он не отворачивается.
И вот как-то случился случай, который удивил меня
гораздо больше, чем моих товарищей. Как-то мы познакомились с тремя девушками, и
что-то на меня нашло, и я ударился в красноречие "и затмил всех". Потом Слава
сказал: "Да если бы я так умел говорить, все женщины были бы мои". Однако на
самом деле, когда я говорил, это не я говорил. Это был не я, а кто-то другой,
которого я не знал и о существовании которого не имел представления. И это
заставило меня задуматься. Оказывается, я могу, но ничего об этом не знаю. Позже
наши новые знакомые девушки всё поглядывали на меня, ожидая от меня
прежнего красноречия, но ничего этого во мне уже не было.
Я пришел к выводу, что я подобен сороконожке, которая любит задумываться над
тем, как она ходит. В те редкие моменты, когда она забывает задумываться, она
вдруг начинает резво бежать. Во всё же остальное время её чело перерезает
глубокая морщина задумчивости, и в этом состоянии она уже решительно ничего не
делает и ни на что не способна, и, что, пожалуй, хуже всего, ей ничего и не
нужно.
С какой завистью я поглядываю во время перемен на Витю Саплинова,
на нашего графа Сапельдонского, который тискает раскрасневшихся от возбуждения и
удовольствия девушек. И мне пришла в голову мысль, что его ум знает, как всё это
нужно делать, мой же ум этого совершенно не только не знает, но на достижении
этого знания у него стоит гриф "стыдно". И в результате этого получилось так,
что хочу, но не могу. У меня разрыв. Разрыв между умом и чувством. Чувства у
меня существуют сами по себе, а ум - сам по себе, и в результате этого вечно у
меня получается, что не я снимаю, а меня снимают, причём, когда мой ум
обнаруживает, что я снят, он то, что называется, бьёт меня по мордасам и самым
грубым образом разрывает связь. И я ему подчиняюсь, потому что я и он - это
одно, а чувства - это то, что у меня вытеснено.
Нет, ну, с этим что-то
надо делать, а то что же это, там, сисечки, писечки, и что же это, всё это
мимо?! Или только то, что само выберет меня, а вовсе не то, что мне нравится? И
вот тут мне и пришла в голову мысль: поскольку надежда на то, что когда-нибудь
чувства начнут мною руководить, проблематична, мне нужно научить мой ум
действовать. Ведь, в конце концов, нашим умом определяются наши возможности к
действию. Сам по себе ум - дурак. Что в него ни заложи, то он и будет делать. И
вот тут-то у меня и возникла идея, как это следует сделать. Мне и раньше
говорили, что то, что я делаю, это не моё, это не я, это искусственность и
неприемлемость. И я, конечно, следовал умным советам и изживал эту свою
способность "делать не своё", повторять что-то чужое, то, что называется, быть
не самим собой. Да, я всё это в себе изживал как дурное качество. Но ведь это
всё было во мне, значит, присуще моей природе. А если это присуще моей природе,
значит, так это должно и быть. И нужно не изживать, как говорили, эту
натянутость и ложь, а, напротив, развивать и совершенствовать с тем, чтобы это
можно было использовать в качестве средства, которое послужит тому, что мне
нужно в реальной практической жизни. Вот я незадолго до этого говорил о
стадном мышлении, так ведь я к этому только принюхался, только открыл для себя
существование всей этой независимой от человека громадины реальности. Люди
говорят, рассуждают, и думают, что это говорит и рассуждает их сознание, что это
- истина - а на самом деле это природа, а не истина.
А теперь, после сказанного, перейдем к тренировкам. Сейчас мне нужно
убедиться, что метод научения ума, который я избрал, что этот метод работает,
что он эффективен, что его можно использовать.
Я обычно прислушиваюсь к моему внутреннему голосу, к тому, что он
подсказывает. А он подсказывает мне начать с Мопассана.
26.05.09 г.