на главную страницу
визитка
назад
Взгляд на человека в фильме Досталя.
перекликается чем-то со взглядом на человека Воланда в “Мастере и Маргарите”. Отличие в том, что в “Мастере и Маргарите” это отношение к человеку связано с личным отношением интеллигента к “человеку обыкновенному”, с его личной несовместимостью с законами, в соответствии с которыми тот живет, и отсюда - смертельная усталость героев “Мастера и Маргариты” и их стремление к покою.
Отношение к “человеку обыкновенному” с точки зрения позиции интеллигенции дано в булгаковских “Роковых яйцах” и “Собачьем сердце”
С отношением Булгакова к “человеку обыкновенному” перекликается и позиция Бунина с его откровенно выраженным если не отвращением, то, во всяком случае, безразличием к простому человеку
Различие между Буниным и Булгаковым лишь в том, что отношение Бунина к человеку обыкновенному - эмоциональное, отношение Булгакова - рациональное. Эмоциональное отношение делает невозможным, несовместимым существование эмоционала Бунина в соответствии с законами, устанавливаемыми человеком обыкновенным. Бунину неинтересно, что какая-н. прачка “антиресуется” поэзией, и он решительно против того, что он, Бунин, должен просвещать её на этот счет. Потому что поэзия для Бунина - это не объект рассмотрения, а образ жизни. И Бунина передёргивает, когда он видит, как в послереволюционное время солдаты на середине улицы строем , красуясь, мочатся в лице любующихся этим зрелищем “дам”
За этим требованием большевиков к интеллигенции просвещать народ видятся две вещи. Сама по себе идея просвещения народа “при царском режиме” носилась в воздухе, и эта идея нашла своё отражение в художественной литературе. Однако есть в этом нечто иное, а именно, отношение к народу как к малому ребенку, и, как вы думаете, что может стоять за этим отношением? За этим отношением, как оказалось, стояло стремление к тому, чтобы ребенок оставался ребенком, потому что если ребенок, да вдруг вырастет, так ведь он, пожалуй, и перестанет нуждаться в учителях. И что тогда делать учителям? Значит, за этим просвещением на самом деле стоит нечто иное, а именно, монополия на истину со стороны учителей и тем самым консервация отношения учитель - ученик, а тем самым и власти учителя над учеником. Что мы и имели во все годы существования советской власти. Как оказалось, система могла существовать лишь до тех пор, пока оставалась незыблемой монополия власти “учителей” на истину.
Рациональное отношение Булгакова непосредственно в чувственной сфере не проявляется, и поэтому он в состоянии физически жить в среде человека обыкновенного, и это связано именно с тем, что действительная его жизнь - в сфере духа, а не чувственности. Однако чувственная реальность порядка, устанавливаемого человеком обыкновенным, создает ограничения на проявление и работу рационального. Нигде рациональное рационалиста Булгакова, как и эмоциональное эмоционала Бунина в среде человека обыкновенного не играют и не могут иметь самостоятельной, самодостаточной функции. Всюду они допускаются ровно в той мере, в той степени, в какой они соответствуют законам функционирования человека обыкновенного. И поэтому Булгаков, оставаясь в России, чувствовал себя совершенным механизмом, который не используется, который оказывается не в состоянии работать в тех технических условиях, в которые он оказался поставлен. И отсюда - ощущение им того, что он не живет, а существует, и накапливающаяся усталость от того, что ничего не будет, что то, что есть, будет вечно. И отсюда - ощущение безысходности и желание покоя, когда не будет этой тюрьмы для его рационального, всякий шаг за пределы которой грозит уничтожением рационального, которое вынуждено подчиняться законам существования человека обыкновенного, прячась в том гетто, которое тот устроил для всего, что развито более, чем он сам, и контролирующий каждый его шаг. Законы рационального, как и законы художника, надстраиваются над законами инстинкта, который является сущностью человека обыкновенного, и поэтому доминирование последнего ведет к разрушению, уничтожению и рационального, и художественного.
Поэтому естественно, что интеллигенция была всегда под жестким прессингом власти, поскольку, с одной стороны, она являлась средством формирования сознания масс, и поэтому была нужна власти, а, с другой, так как интеллигенция, по определению, является мыслящей массой, то она легко выходит из-под контроля инстинкта власти. Поэтому власти не нужна была собственно мыслящая масса (как, кстати говоря, такая масса противопоказана и любой власти) Ей нужны были люди “около этого”, “люди из народа”, “рабочая интеллигенция”, которая уже по сути и воспитанию не способна производить новое знание, но лишь повторять слова своих учителей. И именно потому, что, в соответствии с воспитанием, у них остается положенной чувственность, а не рациональное отношение к реальности. Сложилось отношение, подобное тому, которое имеет место в религии с её вечными догматами и её монополией на истину. И, как вы полагаете, разве случайно Сталин, “ в качестве верного ученика Ленина”, имевший какое - никакое церковное образование воспроизвел на просторах огромной страны это религиозное отношение. Разве случайно на Красной площади возник мавзолей и разве Ленин не был духовным богом Сталина, на который он ни разу, ни из какого соблазна, не покусился? И разве имя Ленина в течение всех лет советской власти не было для народных масс синонимом имени Спасителя?! Но вся беда в том, что ученик, обожествивший истину Учителя, если он остается всего лишь её адептом, как показывает практика, превращается, рано или поздно, также и в её гробовщика.
Наконец, стоит упомянуть об отношении к доминированию в социальной системе человека обыкновенного писателя Аверченко, который не мог понять, как могло случиться так, что вчерашний Ванька, работавший с утра до вечера, а в воскресные дни пляшущий и играющий на гармошке, сегодня ходит в кожаной куртке с маузером на боку и вершит государственные дела.
Во всех рассмотренных примерах мы наблюдаем одни и те же признаки: интеллигенция - это прослойка общества, живущая своим трудом. Её труд отличается сложностью и в силу этого высоко оплачивается, так как как её производство, так и воспроизводство требует больших капитальных вложений. Но дело не только в том, что материальное положение интеллигенции ухудшилось, основным стало то, что её из массы, производящей новое знание (имеются ввиду в первую очередь социальные науки), превратили в массу, которая должна была проводить в жизнь догмы марксизма - ленинизма,
а на эту должность годился только человек обыкновенный. Тем самым развитие этой ветви науки было прервано. И когда перед страной возникли проблемы, Ванькам от интеллигенции, естественно, сказать было нечего.
Фильм Досталя можно определить как фильм, посвященный ответу на вопрос, что такое человек обыкновенный.
Самое первое впечатление состоит в том, что в фильме нет злодеев как таковых. Впрочем, если серьёзно вдуматься, то в нём и не должно быть злодеев, потому что под злодеем понимается человек осознающий, то есть человек, поведение которого регулируется его сознанием. Но суть-то всего происходящего как раз и заключается в том, что человек обыкновенный - это существо особого рода, которое характеризуется тем, что у него нет сознания, или, может быть, более точно, нет осознания своего сознания. Он оказывается к этому неспособен, а неспособен он к этому потому, что осознание - это тяжелая работа, требующая, к тому же , условий для своего осуществления.
Нет, нет, не следует ходить далеко. Вам достаточно выйти на улицу. И вы увидите, как молодые люди старательно избавляются от своего сознания, от всего того, чтобы “было вбито им в головы предшествующим воспитанием”, если, конечно, хоть что-н. им было вбито. Этот переход из юношества во взрослую жизнь как раз и есть тот период, тот фильтр, через который проходит так или иначе каждый человек и который либо превращает человека в человека обыкновенного, либо же человек по преимуществу сохраняет свой человеческий облик. Сложность этого перехода состоит в том, что это - время, когда человек рождается как бы во второй раз. Это связано с тем, что изменяются регулировки, способы взаимодействия человека с внешней средой. Если в предшествующий период своего развития человек регулировал своё поведение посредством шаблонов,
внедренных в него взрослыми, и содержание его рассуждений представляло
собой проекцию его шаблонов на внешнюю среду, а независящие от него чувства, ощущения, которые
он испытывал и которые от него не зависели, были функцией от шаблонов, то теперь отношения переворачиваются. и основным регулятором становятся чувства. Пока человек управлялся шаблонами, мир и был для него миром положений, миром схем.
С рождением чувственного отношения к реальности, возникает ситуация, которую образно можно представить так, что человек внезапно для себя вдруг падает в какую-то яму, так что все те правила, обязательные положения, обязательные схемы поведения, которыми он
руководствовался в своей детской жизни, становятся чем-то внешним и далеким
и малопонятным и малозначительным, тогда как понятными и значительными для него
становятся его собственные чувства, мысли и импульсы к действию. Жизнь наполняется непосредственными и яркими красками в противовес сухим абстрактным положениям. И он уясняет себе, что вот эти краски, эти чувства, мысли, влечения, импульсы к действиям - это и есть настоящая живая жизнь, это его жизнь. Возникает ощущение жизни и стремление и необходимость её реализации. Нужно жить теперь. Тогда как все то, что не относится к чувственной жизни, всё это стоит на пути жизни, хотя обычно и является средством для неё. И поэтому все устремления - в направлении реализации жизни, реализации чувственности, все же остальное - работа, учеба, всё это обязательное -отходят на второй план, всё это - постольку
- поскольку, но сейчас - жить, жить и жить, это самое главное и самое важное
Переворачивание состоит в том, что ребенок по преимуществу, во всяком
случае, в той мере, в какой он является социальным существом, является
рациональным. Ребенок - существо рассуждающее. Ребенок - существо вынужденно
рассуждающее, потому что ему так или иначе, в той или иной форме, но приходится
социализироваться. Но вот наступает момент, когда время, отведенное на процесс
социализации, заканчивается, предполагается, что социальные схемы внедрены в его
бессознательное, и он “выпускается”, вернее, природа выпускает его на волю. И вот
здесь, в зависимости от прочности и уровня социализации, мы получаем либо
существо, всё поведение которого регулируется его природными
инстинктивно-рефлекторными схемами, либо тем, что у Юнга зовется самостью -
содержанием коллективного бессознательного бесконечного ряда его предков, либо,
наконец, схемами его прижизненного воспитания. Но во всяком случае имеет место
противопоставление его непосредственной, чувственной реальности его воспитанию,
выполняющему функции его сверх-Я, затормаживающего и сублимирующего непосредственные проявления
его чувственности.
И когда мы видим молодых людей, самоутверждающихся посредством мата, сигарет и
пива, “отрывающихся по полной”, мы наблюдаем естественную инстинктивную попытку
животного избавиться от чуждых, мешающих самореализации его чувственности, схем.
Если хотите, это - борьба животного за свободу, стремление избавиться от
упряжки, которая накладывается на него социальностью, протест против
социальности. И всюду, где этот процесс завершается успехом, мы получаем
человека обыкновенного.
Мы всюду наблюдаем, что социальные классы сами воспроизводят себя. Мы видим, что подавляющее число детей работников становятся работниками, подавляющее число детей интеллектуалов становятся интеллектуалами и т.д.
Объясняется это обстоятельство достаточно просто: воспитание и жизнь представителя слоя населения не содержит в себе ничего из содержания жизни других слоев, но все привычки, навыки данного слоя на основании принципа заражения передаются
его потомкам. Поэтому ко дню совершеннолетия даже при условии фактической возможности перехода в другой класс и даже при переходе в другой класс человек на всю жизнь остается представителем своего класса, как, например, Горбачев, кем бы он ни был по форме, по содержанию на всю жизнь остаётся
Мишкой-трактористом. Разумеется, из всякого правила есть исключения. Но ведь исключение подтверждает правило.
Т.о. у человека обыкновенного возникает разрыв между его чувственностью и социальными схемами поведения, причем, отношения с последними,
так же и с ними регулируются посредством чувств и средствами, которыми обеспечивается
их выполнение, являются либо вера, сознательная или бессознательная, либо страх. Тогда как само по себе, со стороны своего объективного содержания, никакое положение
социальной схемы для него имеет один единственный смысл - инстинктивно - рефлекторный.
Объективное же содержание схемы ему не то что недоступно, оно ему не
интересно. .
И, т.о., мы получаем человека, погруженного в себя, управляемого собственными импульсами и имеющего целью единственно самого себя.
Поэтому выше и было сказано, что во всём фильме, в общем, нет злодеев. Всюду мы
видим обыкновенных людей, одинаково одиноких и по одну, и по другую сторону колючей проволоки
их существования, отдельные существующие атомы, влекомые в том или ином
направлении обстоятельствами и следующие в своем поведении законам выживания
человеческого животного.
Вот конвойный видит, как тяжело работают заключенные. Он, молодой, сытый, подлетает к ним, берет лопату и со словами: вот как надо работать- весело и споро нагружает носилки. “Поняли!?”- говорит он, отдавая заключенному лопату. Заключенный смотрит на него, молодого, веселого и сытого, и им овладевает ненависть: “Не понял, повторите”. Издевательский ответ заключенного вызывает, в свою очередь, злость у конвоира, он бьет заключенного в лицо и уходит. И на этом всё закончилось. Сработали инстинкты именно так, как и должны были сработать, бесхитростно и прямо.
Вот ведут к гэбисту заключенного. “Мне бы поесть”- говорит заключенный.. Гэбист дает ему свои объедки, тот начинает торопливо есть и “признаваться”. “Еще бы поесть”. Гэбист дает ломоть хлеба. Заключенный помогает гэбисту писать на себя донос. Поев хлеба, он
ставит подпись "под признанием", с удовольствием отваливается от стола и, подзабывшись
и наглея, говорит: “Папироску!” - и привычно ставится на место ударом в зубы.
Существование, в котором жизнь и смерть - одно и то же.
Его ведут на расстрел трое конвойных. Подняли винтовки. “Ты бы отвернулся”-
замечает один из конвойных. “А мне не страшно"- отвечает конвойный- я теперь сытый”. Залп, и человека нет. Но это - не событие.
Конвойные ведут истощенного заключенного в суд. В поселке показывают сегодня “Свинарка и пастух”. Это - событие, и конвойные хотят успеть к фильму, но успевают только к концу, и искренне сожалеют, что не пристрелили доходягу “при попытке к бегству”.
Истории, истории, одна похожая на другую, и, в общем, нигде нет ни настоящей злости, ни настоящей ненависти. А что есть? Безразличие атома, который замкнут в своем мирке удовлетворения по возможности своих инстинктов и избегания боли. Вот единственный закон, который управляет всеми этими существами.
"-Отгадай загадку: стоят двое по обе стороны колючей проволоки: кто из них свободен?
-Тот, кто сыт.
-А вот ты сыт, а не свободен".
От чего бывают свобода и несвобода:
от своего физического существования (физическая зависимость)
Свобода и несвобода от себя (Зиновьев, Солженицын)
Солженицын, А.А.Зиновьев - это всё люди, которые, что бы они говорили и о чем бы ни говорили, они говорят о себе и высказывают себя, своё восприятие мира.. Тогда как Шаламов нигде не говорит о себе. Даже там, где он говорит о себе, он говорит о реальности.
Что такое духовная свобода? - это свобода от условий своего физического существования и от себя:
(Варлам Шаламов).
Разгадка загадки:
Они оба не свободны: один свободен
физически, но не свободен духовно. Другой свободен духовно, но не свободен
физически.
Поэтому Шаламов и говорил, что они оба - за колючей проволокой.
Свободные физически свободны благодаря тому, что перестали
быть людьми, или, может быть, никогда ими и не были. Духовность - необходимый признак
очеловеченного животного, а именно от неё они и отказались. Да и зачем
она нужна, эта духовность - взашей её, взашей. Ведь куда как проще, безопаснее и приятнее быть просто чувственным существом.
А что же Варламы Шаламовы? Что такое их духовность?
Их духовность - это их крест и их голгофа.
А вы, господа, от чего свободны? Не стоит, не отвечайте. Это ваш выбор..
10.06.07 г.