Последний из могикан

  Это специфически Генина особенность: занимаясь чем либо, он настолько сосредоточивается на деле, что уже вокруг себя ничего не замечает. И когда подходишь к нему с каким-нибудь вопросом, он смотрит на тебя полными недоумения глазами: мол, кто ты, и откуда ты взялся, ведь в моей реальности ничего подобного тебе не существует: в моей реальности существуют сопротивления, транзисторы, схемы, аппаратура, но ты-то что такое? Словом, полное впечатление, что человек только что с луны свалился. Но этим дело не кончается. Ты задаешь ему вопрос, и видно, что он не понимает вопроса и не знает, что ответить, а так как что-то ответить нужно, то он и соображает, что лучше ответить: да или нет, или пожать плечами так, чтобы спрашивающий мог интерпретировать пожатие по своему усмотрению, а чаще всего просто говорит: не знаю. Словом, сомнамбула какой-то. И только когда ты от него уже уходишь, он вдруг останавливает тебя и говорит: "Ты чего приходил?" Это значит, что он пришел в себя и теперь с ним можно разговаривать.

Гена привычно стоит за своим столом. Он обычно работает стоя, и для этого сделал себе подставку, что-то в роде маленького столика, это как у французов, которым на таких столиках приносят завтрак в постель. Так вот, он ставит этот столик себе на стол и работает.
Раздается стук и дверь открывается. Гена, услышав стук, обнаруживает себя стоящим за своим столом. На открывающуюся дверь у него уже выработался рефлекс, и он автоматически поворачивает голову. Входит Евдокимыч. Лицо Гены, в соответствии с выработанным рефлексом, выражает внимание и вопрос, направленные в сторону начальства. Евдокимыч машет рукой: мол, я не официально. Евдокимыч хочет что-то сказать, но натыкается на лицо сомнамбулы, и понимает, что поговорить не с кем. "Да я так, так"- говорит он и ретируется. Между тем, сомнамбула перешёл, в соответствии с упавшим на него раздражителем, в другую реальность: он смотрит на неожиданно полупустую комнату и начинает что-то соображать: там, где стояли рабочие столы, ничего нет. Его взгляд, упавший на отгороженный закуток в дальнем конце длинной узкой комнаты, представлявший собой что-то в роде кабинета, в котором на широком роскошном столе стоял советских времен "роботрон", которым никто не пользовался, роскошный стул-вертушка, на котором за последние сто лет никто не сидел, потому что этих людей уже давно  нет, и несколько железных сейфов, встретили голые стены. Взгляд Гены не выразил ни удивления, ни сожаления: он знал, что это должно было произойти. "Интересно, а шкафы с комплектацией сохранились?»- задал себе вопрос Гена. Эти, советских времен огромные нигде не учтенные шкафы с комплектацией, несмотря на тот урон, который в своё время нанес их содержимому уволившийся вместе со своей командой Витя Носачев, питали все эти перестроечные и постперестроечные годы работы лаборатории. Шкафов тоже не было. Гену не покадило в последнее время ощущение, что он живет в мире призраков. Сколько людей было в отделе! Сколько людей сидело в этой комнате, один к одному. А в остальных комнатах отдела! И всё это крутилось, вертелось, постоянно не хватало времени...и какие были дела и планы! А какие были праздники! Где всё это? Где все эти люди? Нет,    никого нет. Разве что только их призраки бродят по пустым комнатам. Впрочем, отдела ОМАиС больше не существует. Существуют его быстро сокращающиеся остатки в виде бюро в составе отдела главного механика.
Дверь с шумом отворилась, и в комнату заглянули любопытствующие женские лица. Это Ольга и Наталья. Отдел главного механика переезжает сюда, и женщины смотрят, где будут работать. Гена хочет сказать, что летом работать в этой комнате невозможно из-за жары, но думает, что это не его дело. Женщины деловито садятся за стол и раскладывают бумаги. Входит Филиппыч. "Филиппыч, с тебя шесть рублей"- говорит Наталья. "Ничего себе - недовольно говорит Филлипыч- я накрываю поляну, и с меня еще шесть рублей." "Филиппыча сократили, и он накрывает поляну - как-то механически думает Гена. - А я не накрываю поляну" Он чувствует неловкость, но не чувствует угрызений совести.
Наконец, женщины уходят, и Гена остается один. Он снова наклоняется над схемой, и вдруг его словно осенило, вернее, возникло ощущение освобождения, словно кто-то со стороны ему сказал, что он сегодня на работе последний день. Эта радостная мысль заставила его остановиться, и мысли направились по другому руслу. "Сейчас только утро - подумал он - манежиться тут целый день..." Этот целый день показался ему вечностью. "Постой, постой - сказал он себе - Так, у меня в сознании, что я сегодня отрабатываю последний день. Значит, я уволился. - он задумался - А с какого числа я уволился?" Он стал припоминать. Как обычно, числа припомнить он не мог, но инстинктивно знал, что это должно было относиться к предшествующим дням. Радость нахлынула на него: так, значит, я могу уйти в любой момент, раз я уже уволен. Я свободен! "Тогда что я здесь делаю? - с недоумением спросил он себя.- Постой, постой, ведь ты сдал пропуск, значит, ты не мог оказаться в отделе. Никто тебя бы не пропустил через проходную."- и у него возникло ощущение, словно какая-то сила выносит его за пределы завода на свободный воздух.
Он спустился в заводское кафе. В кафе было полутемно и душно, стояла плотная очередь рабочих. Стоять в очереди его не устраивало, и он пошёл к выходу. Дверь захлопывалась мощной пружиной и открывалась с трудом. Он открыл дверь и подставил под неё ногу, чтобы она сразу не захлопнулась. Её перехватил входивший рабочий. Они перебросились шуточками и разошлись.
Оставалось выйти через проходную. Где -то в глубине себя он испытывал легкое беспокойство, но тот, кто сейчас шел, был не он, а его двойник, и всё происходящее происходило словно не с ним, а с его двойником, а это ему  было всё равно.
На проходной металлоискатель был выключен. Рядом на стуле, положив ноги на соседний стул, дремал охранник. Гена вышел  на улицу и почувствовал, что возвращается к себе. "Что это было? - подумал он.- привычка?"

12.06.07 г.