Ближе к вечеру мы компанией отправились вверх по Дону, на Змеиный остров. Вы же знаете, какая в этом году жара. Мы даже палатку не стали ставить, не хотелось душится. Всё было как обычно: наловили рыбы, сварили уху, подурачились, попели, наконец, успокоились.
Среди ночи проснулся. Тишина. Только, кажется, слышно, как шуршит рядом черная вода. Звезд не видно. И даже ночью не проходит эта духота.
Зашел в теплую воду. До чего хорошо. Поплыл, наслаждаясь, ни о чем не думая.
Кажется, целая вечность прошла в этом состоянии забытья, состоянии между сном и бодрствованием. Наконец, в какой-то момент прошла ленивая мысль, что пора возвращаться. И тут же возникло приятное ощущение, как я сейчас, чуть-чуть уставший, освежившийся, выйду из воды, завалюсь на лежанку из пахнущей свежескошенной травы и буду спать, спать без задних ног.
Я поднял голову над водой: в двух шагах ничего не было видно. Со всех сторон меня окружала темнота. Не чувствовалось даже течения. И какая-то необъяснимая лень что-л. делать, что-либо изменять, охватила меня. Вроде и надо бы что-то делать, но лень, не хочется ничего изменять, в этой приятной прохладе и в этой неподвижности, забытья всего и вся. И снова я погрузился в какое-то забытье, какую-то неподвижность, и снова не знаю, сколько прошло времени и где я и что со мной.
Когда я очнулся в следующий раз, внутри меня уже что-то настойчиво говорило, что пора что-то предпринимать, и это было не то, что беспокойство, «а так». И я поплыл, поплыл лениво, очевидно, полагая, что, куда бы я ни греб, всё равно выгребу к берегу. И снова я не помню, сколько времени длилось это ленивое взмахивание руками.
И только в момент следующего «момента истины» до меня, наконец, доходит, что, во-первых, я сейчас неизвестно где, что у меня нет никаких ориентиров, что если я и плыву, то плыву неизвестно по какой траектории и что хватит, накупался уже, и пора что-то делать. А что делать, было не слишком понятно. Если бы я чувствовал течение, тогда вопросов не было бы. Но меня среди этой неподвижной ночи, неподвижного воздуха окружала такая же неподвижная, по-видимости, вода. Собственно, передо мной было два выбора: один, представлявшийся мне разумным, ничего не делать, не тратить силы, а ждать, когда начнет светать. И второй вариант – выбрать наугад какое-нибудь направление и стараться придерживаться его, хотя, правда, было неизвестно, как это можно сделать. По причине нетерпеливости характера я, разумеется, характера не выдержал и поплыл, теперь уже окончательно придя в себя.
Становилось прохладно, над рекой начал подниматься серый плотный туман: близилось утро. Как ни странно, но через какое – то время нога зацепилась за ил, и я понял, что это – берег. Теперь, наконец, я мог определить направление течения и то, на каком берегу нахожусь.
Стоять ранним утром в густом сыром тумане, после нескольких часов, проведенных в воде, облепленным набросившимися на тебя кровожадно и торжествующе звенящими комарами, удовольствие не из приятных. Спасение одно – в воде. Но лезть в воду снова…от воды меня тошнило.
Судорожно отбиваясь от комаров, попытался уйти от Дона, но через несколько десятков шагов стерня почти убедила меня в том, что так я далеко не уйду. И тут я услышал где- то вдали слабый треск мотора. Где –то дальше была дорога. Я торопливо выжал плавки и, уже несмотря ни на что, медленно, но упорно направился в направлении растаявшего в тишине звука.
Через какое-то время я оказался на степной дороге. Уже почти рассвело. Видимо, был пятый час утра. Хоть бы какая-нибудь машина проехала. Ростов я проплыть мог, я бы и увидел и услышал его, значит, направление известно. И я бодро пошел по дороге, предвкушая, как буду рассказывать приятелям о ночном приключении и как мы будем смеяться.
До Ростовского центрального рынка меня подбросил грузовик из рыбколхоза. Меня не слишком прельщала перспектива передвигаться по городу в одних плавках, хотя, в общем, народ у нас ко всему привычен и ничему не удивляется. Но всё-таки. Особенно не хотелось, чтобы увидел кто-то из знакомых, а ведь обязательно увидят. Ну, да делать нечего. Главное, чтобы выглядело естественно, не показать, что у меня что-то не так. Мол, спортсмен, и всё, что есть, так и надо, так и задумано. И даже берите пример.
Был только шестой час, но на рынке народа было больше, чем хотелось бы. Да ведь в Ростове и вообще летняя ночь – это «день отдыха». Впрочем, не знаю, как я выглядел со стороны, но до домой я добрался без приключений.
Дома у нас все уже были на ногах. К нам приехала Катюшка с детьми, и всё внимание домашних отвлечено на гостью. Я незаметно просочился в свою комнату и приобрел, наконец, цивильный вид.
-Ну, как твой мальчишка?- говорит Катюшка.
-Какой еще мальчишка? - недовольно - механически парирую я и тут же соображаю, что мать Катюшке что-то насочиняла: как же так, её сыну скоро тридцать лет, а он до сих пор не женат. Катюшка скептически кривит губы: мол, я всё поняла. И тут раздается резкий, отчаянный звонок в дверь. Я открываю. На пороге стоит Света с широко открытыми отчаявшимися глазами. Я подношу палец ко рту: молчи. Света смотрит на меня как на выходца с того света, потом выражение глаз её изменяется, она набрасывается на меня и начинает бить меня своими кулачками: «Сволочь, скотина, чтоб ты провалился, чтоб ты сдох» Катюшка с устранившимся скепсисом в лице наблюдает сцену. Появляется мать, видит выражение лица Катюшки и елейно говорит: «Светочка, проходи, проходи».
01.07.07 г.