на главную страницу
визитка
назад
Если бы Я было только частью Оно, определяемой влиянием
системы восприятия, только представителем реального внешнего мира в душевной
области, все было бы просто.
Однако сюда
присоединяется еще нечто.
В других местах уже были
разъяснены мотивы, побудившие нас предположить существование некоторой инстанции
в Я, дифференциацию внутри Я, которую можно назвать Я-идеалом или
сверх-Я1. Эти мотивы вполне правомерны2. То, что эта часть Я не так прочно
связана с сознанием, является неожиданностью, требующей разъяснения. Нам
придется начать несколько издалека. Нам удалось осветить мучительное страдание
меланхолика благодаря предположению, что в Я восстановлен утерянный объект, т.
е. что произошла замена привязанности к объекту (Objektbesetzung)
идентификацией3. В то же время, однако, мы еще не уяснили себе всего
значения этого процесса и не знали, насколько он прочен и часто повторяется. С
тех пор мы говорим: такая замена играет большую роль в
1 Zur Einftihrung des NarziBmus; Massenpsychologie und Ich-Analyse. 2 Ошибочным
и нуждающимся в исправлении может показаться только обстоятельство, что я
приписал этому сверх-Я функцию контроля реальностью. Если бы испытание
реальностью оставалось собственной задачей Я, это совершенно соответствовало бы
отношениям его к миру восприятия. Также и более ранние недостаточно определенные
замечания о ядре Я должны теперь найти правильное выражение в том смысле, что
только система W — Bw может быть признана ядром Я.
Что стоит за понятием системы W-Bw как ядра, как могло
явиться такого рода понимание? Каков общий подход Фрейда? Психологический. Что
это значит? Это значит, что те действительные объекты, с которыми он имеет дело,
это феноменологические объекты, объекты сознания. Вы помните, что Фрейд и на них
перенес принцип причинности. При этом хотя он и опирается на данные анатомии и
физиологии, тем не менее, последние у него выступают в качестве фона, на котором
разворачиваются картины феноменологических процессов. Поэтому практически нигде
в его работах мы не встретим термина "рефлекс" в качестве объективной категории
притом, что всюду он имеет дело с отражением закономерностей работы рефлекторных
схем в феноменологии. И поэтому не случайно рефлекторный принцип у него вытеснен
в бессознательное, Оно, которое так или иначе проявляется в сознании. Поэтому
можно считать, что истинным объектом его исследования, положенной стороной у
него является сознание как феноменологический факт, в котором является
бессознательное, сознание, которое в то же самое время является у него также
орудием, при посредстве которого им исследуются явления бессознательного. Т.о.,
психологизм Фрейда заключается в том, что он занимается вопросами душевной жизни
через наблюдение её изнутри. Да, конечно, сознание у него - это в первую очередь
орудие, средство исследования бессознательного. Рефлекторные закономерности
являются у него не извне, как это имеет место у И.П.Павлова, а изнутри, и
орудия, которые он применяет, являются феноменологическими орудиями, и способы
воздействия, влияния на бессознательное также являются у него
феноменологическими.
Итак, Фрейд имеет дело с сознанием, которое
рассматривается им в качестве положенного, поскольку система W-Bw
рассматривается им в качестве ядра я, причем, существеннейшим компонентом
системы W-Bw является слово, речь как основной способ как исследования душевной
жизни пациента, так и влияния на неё. 3 Trauer und Melancholie.
образовании Я, а также имеет существенное значение в
выработке того, что мы называем своим характером.
Первоначально в примитивной оральной фазе Относительно
оральной фазы я хочу заметить следующее: существует различие между действующим и
воспринимающим объектом. Это распределение ролей присутствует во всем. Если губы
к губам, язык к языку и т.п., то всегда одна сторона выступает в качестве
действующей, другая - воспринимающей. Всегда присутствует это распределение
ролей, причем, удовольствие испытывают обе стороны. Одна сторона, т.ск.,
излучает, другая сторона воспринимает излучения. А это означает, что
взаимодействующие стороны должны быть заряжены противоположным образом. Но рот
ведь воспринимает и воздействует также и на сосок груди, вызывая в ней
возбуждение, и вообще на любую часть тела. Но и в этом последнем случае точно
также это относится к противоположному распределению ролей. И это относится,
конечно, не только к оральной области. Это относится и к рукам, которые точно
также выступают либо в роли воспринимающих, чувствующих, либо в роли
действующих, и вообще это распределение относится к любым взаимодействующим друг
с другом частям тел индивидов.
Второе, на что я хочу обратить ваше
внимание - это на разницу ощущений, связанных с верхним и нижним этажами, с
верхней половиной тела и нижней. Я полагаю, что в целом здесь действует механизм
в том числе бесконтактного замыкания верхней части тела на нижнюю, причем, в
этом отношении верхняя часть выступает в качестве воспринимающей и активной
относительно нижней части. То есть верхняя часть выступает в качестве
действующей, тогда как нижняя часть испытывает потребность, чтобы на неё
воздействовали. Это разделение в первую очередь связано с оральной областью и
кистями рук, поскольку речь идет о верхнем этаже. Здесь есть ощущение
вторичности в том числе и того, что касается грудей. Поцелуй груди и связанные с
этим ощущения носят эротический характер, то есть связано со вторичными половыми
признаками, с объясняющей функцией нервной системы. Тогда как ощущения от низа
уже являются непосредственными, непроизвольными, инстинктивными. Я хочу сказать,
что ощущения, которые мы получаем от верха, являются в значительной
степени объективированными и эстетическими, удовольствие, которое мы при этом
испытываем, также носит характер вторичности, включенности сюда
объективированности. Здесь имеет место удовольствие от отношение к объекту.
Тогда как контакт с низом дает непосредственное наслаждение, здесь уже нет
объекта, и целующий низ предается уже собственным телесным ощущениям, а не
ощущениям от воспринимаемого им внешнего объекта.
И, наконец,
взаимодействие двух низов уже представляет собой непосредственное инстинктивное
плохо управляемое отношение, мало зависящее от тормозящих функций сознания.
И еще по поводу отношения верха и низа. Внизу у нас собирается три различные
вещи "в одном флаконе". В психологическом плане каждая из них играет свою роль.
Ощущения, которые идут из этой области, существенно влияют на наше
психологическое состояние и отношение с теми, с кем мы имеем дело. В зависимости
от компонентов этой целостности и положенности и снятости анальной, урертальной
и генитальной составляющих, а также динамики отношений напряженности между
ними, в зависимости от восприятия картины этих ощущений, мы получаем те или иные
бессознательные, неуправляемые, независящие от нас импульсы, существенно
определяющие как общий наш эмоциональный фон, так и бессознательную составляющую
реакции на раздражения. Верхняя часть тела в этом смысле выступает в качестве
наблюдающей и воспринимающей. И так как, в свою очередь, верхняя часть находится
в определенном наблюдающем непосредственные проявления низа состояния, то в
результате мы получаем равнодействующую их двух этих компонентов: т.ск.,
наблюдающей системы ощущений и инстинктивной. Согласитесь, что, действительно,
вся наша непроизвольность начинается снизу, и она в конечном счете диктует
верху, что делать, чтобы был осуществлен разряд низа. Низ, т.о., существенным
образом определяет вектор верха.
Т.о., я хочу сказать, что разделению
нервной системы, в первую очередь большого мозга на две противоположные функции
действия и отражения соответствует подобного же рода и разделение тела. Это
нужно понимать, ведь действительно, верхняя часть тела является воспринимающей,
обеспечивающей физическое существование. Нижняя часть является выделяющей. Уже
здесь заложена противоположность верха и низа, начала и конца собственно
физиологических процессов и этим же обусловливаются и функция наблюдения и
выделения: ведь для введения в организм необходима оценка того, что в него
вводится, тогда как механизм выведения изначально заряжен отрицательно
относительно скапливающегося напряжения. индивида трудно отличить
обладание объектом от идентификации. Позднее можно предположить, что желание
обладать объектом исходит из Оно которое ощущает эротическое стремление как
потребность. Вначале еще хилое Я получает от привязанности к объекту
знание, удовлетворяется им или старается устранить его путем вытеснения1.
1. В нескольких предложениях Фрейд употребляет два разных термина для
обозначения одного и того же явления: привязанность и обладание, что характерно
для попыток описания объектов феноменологической реальности, так как описываемый
феноменологический конструкт обладает многими свойствами при том, что эти
свойства в феноменологическом плане перетекают в друг друга, не обладают
границей между собой, не отграничены друг от друга.
2. Фрейд говорит об
эротической потребности. Но с тем же успехом можно говорить о пищевой
потребности. Не случайно эротическая потребность выражается термином "голод",
который характерен для пищевой потребности, причем, практика их применения
показывает переход пищевой и эротической потребности друг в другаи их взаимное
влияние, наложение друг на друга. Поэтому я считаю, что на деле пищевая и
половая потребности суть противоположности, образующие систему. Это
противоположности, поскольку характеризуются противоположными векторами. Но обе
эти стороны образуют систему, то есть они тождественны относительно
характеризующих их общих закономерностей. Это - тема, которой могут заняться
заинтересовавшиеся ею.
Если мы нуждаемся в
сексуальном объекте или нам приходится отказаться от него, наступает нередко
изменение Я, которое, как и в случае меланхолии, следует описать как
внедрение объекта в Я; ближайшие подробности этого замещения нам еще
неизвестны.
1.
А как это выглядит с рефлекторной точки зрения? Во-первых, нужда в сексуальном
объекте и вынужденный отказ от него - это разные вещи, хотя вынужденный отказ от
сексуального объекта предполагает в нем нужду. Во-вторых, с рефлекторной
точки зрения мы имеем дело с общими закономерностями инстинктивной реальности.
Если существует актуализированный инстинкт, то он требует своего удовлетворения,
оказывая давление на "душевную жизнь", то есть феноменологию субъекта. Опыты
Павлова показывают, что в этом случае возникает поиск эрзац-объекта, на котором
разряжается энергия инстинкта. А однажды произошедший разряд устанавливает тем
самым вторичную рефлекторную связь инстинкта, которая в условиях затора его
реализации начинает выступать в качестве разрядника энергии инстинкта. Это и
есть схема возникновения перверзий, о чем Фрейд на своём языке и говорит (см.его
"Очерки по психологии сексуальности".
2. Затем, другая сторона: Фрейд
начинает с привязанности, с обладания объектом. Речь, следовательно, идёт
об инстинкте и об объекте инстинкта, о связи, отношении между ними. Та
интроекция как следствие обладания объектом, о которой говорит Фрейд, есть не
что иное, как результат процесса отражения как 1.свойств объекта
потребности, так и 2.способов субъекта взаимодействия с объектом. С одной
стороны, отражение свойств объекта как позитив, с другой стороны, отражение
способов действия с объектом как негатив. Одно соответствует другому, является
его отражением, другой стороной того же самого.
3. Второй аспект,
характеризующий рефлекс, представляет собой переход его от его пассивной стадии
к активной. Именно, на пассивной стадии речь идет об отражении объекта инстинкта
и формирования на этой основе действий, обеспечивающих его ассимиляцию (либо
диссимиляцию). Когда Фрейд говорит о внедрении объекта в я, то понято это
может быть только таким образом, что объект отражен субъектом. Внедряется объект
в я, конечно, не непосредственно, а опосредованно, путем своего отражения
в субъекте.
4. Вторая фаза заключается в опрокидывании рефлекса: если
вначале на действия объекта инстинкта формируются действия-реакции на
свойства объекта, то опрокидывание (в других текстах этому термину соответствуют
термины "оборачивание", "оборачивания") связано с постепенным смещением процесса
реакции на раздражения от объекта, сопровождающегося постепенным отражением
объективных свойств объекта, на активные действия по отношению к нему на основе
отраженных объективных его свойств; и т.о. пассивная реакция отражения объекта
замещается активной реакцией воздействия на него. В особенности наглядно этот
процесс проявляет себя относительно отрицательных рефлексов: процесс пассивной
негативной реакции завершается активным воздействием на объект в соответствии с
теми же самыми стратегиями, которые применял этот объект по отношению к субъекту
(если иметь ввиду межсубъектные отношения). Опрокидывание рефлекса
соответствует фазе идентификации, поскольку субъект начинает отвечать
воздействующему на него объекту тем же и в этом смысле превращается в
воздействующий на него объект.
5. Важнейшее следствие из
описанного отношения пассивная - активная реакция состоит в том, что тем самым
устанавливаются непосредственные, бессознательные (которые, конечно, могут
осознаваться) связи между субъектами, которые выступают по отношению к ним как
потребность, требующая своего удовлетворения. Другой человек становится для
субъекта необходимым для удовлетворения своих собственных инстинктов. Другой
человек становится средством удовлетворения субъектом своих инстинктов, которые
проявляются себя в рассматриваемом аспекте прежде всего в психологической форме.
Другими словами, для субъекта целью этого рода взаимодействий является в первую
очередь не материальное, а психологическое удовлетворение. И здесь мы
наталкиваемся еще на одну форму системных противоположностей, связанную с
параллелизмом психологического и материального удовлетворения и использования
материальных отношений в качестве средства для удовлетворения психологических
потребностей и, в свою очередь и обратно, удовлетворение чужих психологических
потребностей ради материальных средств и условий существования.
6. Теперь
зададимся вопросом, что происходит, когда нам приходится отказаться от объекта
удовлетворения инстинкта. В какое положение мы в этом случае попадаем и что в
себе феноменологически обнаруживаем? У нас существует инстинкт, требующий своего
удовлетворения, и существует система рефлексов, выработанных по отношению к
объекту удовлетворения. Т.о., активизация инстинкта активирует рефлекторную
схему, и получается так, что объект, который мы до сих пор рассматривали как
внешний, этот объект мы обнаруживаем теперь в себе в форме его галлюцинаторных
образов.
Может быть, с помощью такой интроекции (вкладывания),
которая является как бы регрессией к механизму оральной фазы, Я облегчает или
делает возможным отказ от объекта. Может быть, это отождествление есть вообще
условие, при котором Оно отказывается от своих объектов. Во всяком случае
процесс этот, особенно в ранних стадиях развития, наблюдается очень часто; он
дает нам возможность предположить, что характер Я является осадком отвергнутых
привязанностей к объекту, что он содержит историю этих выборов объекта.
Как можно попытаться проинтерпретировать эти факты с
нашей точки зрения? Что такое то, что Фрейд называет регрессией к оральной фазе?
Я уже говорила о различии верха и низа, говорила о том, что верх выполняет
воспринимающие функции, низ - непосредственную функцию связи со своим объектом.
Низ, следовательно, фиксирует непосредственную зависимость от объекта и связь с
ним, верх - объективированность по отношению к объекту. Поэтому то, что Фрейд
называет регрессией к оральной фазе, на мой взгляд происходит в результате
сформированного отражения объекта и отношений с ним. Поскольку отражение
создано, оно становится объектом мышления. Я подчеркиваю эту сторону: объектом
мышления может быть только сформировавшееся отражение. Идеальный характер
мышления связан именно с тем, что оно имеет дело не с реальными объектами,
которые для субъекта являются в качестве чувственных, а с отражением объектов.
Т.о., возникает совершенно иная структура, очевидно, непосредственным образом
никак не связанная с непосредственными, чувственными отношениями субъекта с
объектом. Если теперь мы возьмем отражение, то получаем снятие чувственного
отношения вот в каком смысле: поскольку отражение оказывается объектом мышления,
постольку нарущается его непосредственная обратная связь с объектом, его реакция
на объект. Воздействие объекта сохраняется, сохраняется процесс его отражения,
но теперь отражение перестает функционировать по схеме "ощущение как восприятие
действия объекта и чувство как реакция на это ощущение" Чувство как реактивная
составляющая отражения замещается мышлением, и именно переработка мышлением
отражения формирует обратное воздействие на объект. Но тем самым чувственное
отношение к объекту снимается, а тем самым также снимание и отношение обладания
объектом. Отражение объекта превращает объект из настоящего субъекта в его
прошлое. Объект в виде отражения оказывается внутри субъекта, становится его
содержанием и именно в этом смысле идентифицируется с ним. Но это означает также
переключение либидозной энергии с чувственного отношения к реальности на
рациональное. А подобного рода применение либидозной энергии и есть сублимация.
Поскольку характер личности отвергает или приемлет эти влияния из истории
эротических выборов объекта, естественно наперед допустить целую шкалу
сопротивляемости. Мы думаем, что в чертах характера женщин, имевших большой
любовный опыт, легко найти отзвук их привязанностей к объекту. Необходимо также
принять в соображение случаи одновременной привязанности к объекту и
идентификации, т. е. изменения характера прежде, чем произошел отказ от объекта.
При этом условии изменение характера может оказаться более длительным, чем
отношение к объекту, и даже, в известном смысле, консервировать это отношение.
Другой подход к явлению показывает, что такое превращение эротического выбора
объекта в изменение Я является также путем, каким Я получает возможность
овладеть Оно и углубить свои отношения к нему, правда, ценой значительной
уступчивости к его переживаниям. Принимая черты объекта, Я как бы навязывает Оно
самого себя в качестве любовного объекта, старается возместить ему его утрату,
обращаясь к нему с такими словами: «Смотри, ты ведь можешь любить и меня — я так
похоже на объект». Я уже говорила о пассивном и
активном отношении к реальности. Переход к мышлению связан с переходом от
пассивного к активному отношению к реальности. Этот переход представляет собой
качественный скачок и важен в первую очередь с психологической точки зрения,
поскольку в этом случае происходит смещение сверхоценки объекта на сверхоценку
себя. Пока присутствует инстинктивно-рефекторное отношение, то "я не могу жить
без тебя"; переход к мыслительному отношению осуществляет смещение на
осознания субъектом самого себя в качестве сверхценного объекта.
Происходящее в этом случае превращение объект-либидо в нарцистическое либидо,
очевидно, влечет за собой отказ от сексуальных целей, известную десексуализацию,
а стало быть, своего рода
1 Интересной параллелью
замены выбора 'объекта идентификацией служит вера первобытных народов в то, что
свойства принятого в пищу животного перейдут к лицу, вкушающему эту пищу, и
основанные на этой вере запреты. Она же, как известно, служит также одним из
оснований каннибализма и сказывается в целом ряде обычаев тотемической трапезы
вплоть до святого причастия. Следствия, которые здесь приписываются овладению
объектом, действительно оказываются верными по отношению к позднейшему выбору
сексуального объекта.
сублимацию. Более того, тут возникает вопрос, заслуживающий внимательного
рассмотрения, а именно: не есть ли это обычный •путь к сублимации, не происходит
ли всякая сублимация посредством вмешательства Я Я хочу
заметить, что я по самой сути своей феноменологически связано с оральной
областью. Но я также связано и с речью. Я и речь неотделимы друг от
друга, и я полагаю, что с этой точки зрения если даже у животных и существует их
я, поскольку ведь у животных есть характер, а Фрейд явно рассматривает
характер как свойство я, то подобного же рода я присуще также и
человеку. Однако помимо этого чувственного я у человека благодаря его
речи существует также его духовное я, то есть само себя осознающее я,
и когда человек ощущает себя человеком, а не животным, то это ощущение
соотносится с чувством духовности его я., которое сперва
превращает сексуальное объект-либидо в нарцистическое либидо с тем, чтобы в
дальнейшем поставить, может быть, ему совсем иную цель1? Не может ли это
превращение влечь за собой в качестве следствия также и другие изменения судеб
влечения, не может ли оно приводить, например, к расслоению различных слившихся
друг с другом влечений? К этому вопросу мы еще вернемся впоследствии.
Хотя мы и отклоняемся от нашей цели, однако необходимо остановить на некоторое
время наше внимание на объектных идентификациях Я. Если таковые умножаются,
становятся слишком многочисленными, чрезмерно сильными и несовместимыми друг с
другом, то они легко могут привести к патологическому результату. Дело может
дойти до расщепления Я, поскольку отдельные идентификации благодаря
противоборству изолируются друг от друга и загадка случаев так называемой
«множественной личности», может быть, заключается как раз в том, что отдельные
идентификации попеременно овладевают сознанием. Даже если дело не заходит так
далеко, создается все же почва для конфликтов между различными идентификациями,
на которые раскладывается Я, конфликтов, которые в конечном итоге не всегда
могут быть названы патологическими.
Человеческая жизнь представляет собой две противоположные тенденции: с одной
стороны, идентификация субъекта с новым отражением вносит соответствующие
изменения в его я т.о., что оно, приняв в себя новое содержание,
начинает противопоставляться другим содержаниям я субъекта, с которыми он
прежде идентифицировался. На практике, однако, как правило, все содержания
"zu grunde gehen", опускаются в основание. Как правило, у нормального
субъекта этого рода идентификации никогда не бывают полными, но выполняет
какие-то частные функции в его жизнедеятельности и представляют собой игру,
имитацию. В то же время, наряду с возникновением новых идентификаций идет
противоположный процесс "приведения идентификаций к общему знаменателю"
(Сравните с теорией когнитивного диссонанса Л. Фестингера и теорией равновесия
Ф. Хайдера), что препятствует распадению я на множество независимых друг
от друга частей, позволяя сохранять его целостный характер.
Как бы ни окрепла в дальнейшем сопротивляемость характера в отношении влияния
отвергнутых привязанностей к объекту, все же действие первых, имевших место в
самом раннем возрасте идентификаций будет широким и устойчивым.
Это - важное положение в первую очередь вот в каком отношении: Всякая
рефлекторная схема образована по отношению к чему-то другому, что выступает в
качестве её подкрепления. Поэтому в процессе жизни рефлекторные схемы образуют
структуру, в которой последующие рефлекторные схемы оказываются предопределены
(фактически запрограммированы) предшествующими рефлекторными схемами. Мы уже
говорили об активности рефлекторных схем, о том, что рефлекторные схемы - это
своего рода живые сушества, которые требуют своего функционирования, тренировки
и удовлетворения, и именно это является причиной, по которой над ними
формируются последующие рефлекторные схемы, обеспечивающие их удовлетворение.
При этом в осовании рефлекторной системы, естественно, лежат в первую очередь
"самые глубокие", инстинктивные схемы, над которыми надстраиваются все более
опосредующие их рефлекторные схемы, являющиеся вторичными, третичными и т.д. А
так как рефлекторные схемы формируются "от рождения", то и оказываются, что
проблемы взрослого коренятся в детстве. Это обстоятельство заставляет нас
вернуться назад к моменту возникновения Я-идеала, ибо за последним скрывается
первая и самая важная идентификация индивидуума, именно — идентификация с отцом
в самый ранний период истории развития личности2. Здесь
следует иметь ввиду две противоположные вещи: непосредственно чувственное - и
осознанное отношение. Естественно, что осознанное отношение имеет в своем
основании (отражает) чувственное отношение. Я здесь хочу подчеркнуть одну
важнейшую особенность чувственного отношения, поскольку оно рассматривается
относительно его истоков. Чувственное отношение, конечно же, характеризуется
двумя вещами: с одной стороны, непосредственно - практическим отношением
влечений и, с другой стороны, противоположной сущностью., которая относится к
отражающей системе. Так вот, что касается отражающей системы, то она на
феноменологическом уровне и в отсутствие содержания непосредственного действия
выступает в качестве ощущения сверхъестественного, того, что находится в себе и
не подчиняется никакой логике помимо этого сверхъестественного действия.
Последующее наложение этого сверхъестественного отношения к реальности на
чувственные объекты определяет последние как обладающие сверхъественными, не
подчиняющимися никакой логике свойствами. Этот уровень отношений в области
чувств и регулировок является важнейшим фактором и существенно
определяет то, что называют народной психологией с её "ощущением",
"восприятием", "чувствованием" сверхъественных, неконтролируемых сил и объектов.
Осознанное и сверхъестественное отношение к реальности характеризуются
противоположными векторами: сверхъестественное отношение отрицает "всякую
разумность", всякую материальность, то есть отрицает любое осознание, защищая
тем самым область чувственного как самостоятельную, независимую и
самодостаточную область. И точно такое же отношение к нему со стороны
осознанности, которое определяет сверхествественное отношение к реальности как
заблуждение. И, тем не менее, эти две стороны не могут существовать одна без
другой, так как сверхестественное отношение вызывает ощущение чуда, и,
соответственно, удивления и является силой, которая заставляет выполнять
осознание представляющегося сверхъестественным.
Если мы будем
рассматривать процесс идентификации с отцом со стороны осознанности, то дело в
том, что со стороны отражающей чувственности отец выступает в качестве
сверхъестественного существа вследствие существующего рассогласования между
уровнями развития ребенка и взрослого. Но дело здесь, конечно, не в отце, а в
объективном положении ребенка по отношению к взрослым. Совершенно естественно,
что ребенок идентифицирует себя со взрослыми как сверх-я, как идеал.
Здесь всё связано именно с расстоянием ребенка по отношению к взрослым и
желанием стать таким же, как они. Такая идентификация, по-видимому, не
есть следствие или результат привязанности к объекту; она прямая,
непосредственная и более ранняя, чем какая бы то ни было привязанность к
объекту. Однако выборы объекта, относящиеся к первому сексуальному периоду и
касающиеся отца и матери, при нормальных условиях в заключение приводят,
по-видимому, к такой идентификации и тем самым усиливают первичную
идентификацию.
1 С введением нарциссизма мы теперь,
после того как отделили Я от Оно, должны признать Оно большим резервуаром
либидо. Либидо, направляющееся на Я вследствие описанной идентификации,
составляет его «вторичный нарциссизм».
2 Может быть,
осторожнее было бы сказать «с родителями», так как оценка отца я матери до
точного понимания полового различия — отсутствие пениса — бывает одинаковой. Из
истории одной молодой девушки мне недавно случилось узнать, что, заметив у себя
отсутствие пениса, она отрицала наличие этого органа вовсе не у всех женщин, а
лишь у тех, которых она считала неполноценными. У ее матери он, по ее мнению,
сохранился. В целях простоты изложения я буду говорить лишь об идентификации с
отцом.
Все же отношения эти так сложны, что возникает
необходимость описать их подробнее. Существуют два момента, обусловливающие эту
сложность: треугольное расположение Эдипова отношения и изначальная
бисексуальность индивида.
Упрощенный случай для ребенка
мужского пола складывается следующим образом: очень рано ребенок обнаруживает по
отношению к матери объектную привязанность, которая берет свое начало от
материнской груди и служит образцовым примером выбора объекта по типу опоры
(Anlehnungstypus); с отцом же мальчик идентифицируется. Оба отношения существуют
некоторое время параллельно, пока усиление сексуальных влечений к матери и
осознание того, что отец является помехой для таких влечений, не вызывает
Эдипова комплекса1. Идентификация с отцом отныне принимает враждебную окраску и
превращается в желание устранить отца и заменить его собой у матери. С этих пор
отношение к отцу амбивалентно, создается впечатление, будто содержащаяся с
самого начала в идентификации амбивалентность стала явной. «Амбивалентная
установка» по отношению к отцу и лишь нежное объектное влечение к матери
составляют для мальчика содержание простого, положительного Эдипова комплекса.
Давайте примем этот абзац за пример отношения противоположностей: мальчик и
мать и влечение к матери. Две стороны противоположности. Т.ск.,
противоположные стороны притягиваются. Отец имеет тот же заряд, что и мальчик.
"Одинаковые заряды отталкиваются", но отталкиваются они на почве конкуренции
относительно противоположной стороны. Т.о., по отношению к противоположной
стороне имеет место привязанность к объекту, стремление к обладанию. По
отношению к элементам этой же стороны противоположности имеет место
идентификация, осознание, что мальчик и отец являются элементами одного и того
же рода. Тем не менее, следует заметить, что влечение к матери мальчика является
нежным, то есть определяется его отражающей, объясняющей, а не действующей
стороной, тогда как отношение отца к матери является не отражающим, не
объясняющим, а фактическим, действующим. Т.о., отношения к матери у мальчика и
отца полярные: у мальчика это нежное (любовное) отношение в том смысле, что оно
положено, тогда как у отца это отношение сексуальное, и оно также положено. И в
нормальном случае эти отношения у детей к родителям противоположного пола
сохраняются на всю жизнь. То противоречие, которое при этом возникает между
мальчиком и отцом, это противоречие между сексуальным и любовным отношением,
поскольку вектор этих отношений противоположен: сексуальное отношение в основе
своей есть агрессивное, насильственное отношение в противоположность любовному,
выполняющему функции защиты своего объекта. И противоречие между мальчиком и
отцом опирается на противоречие в отношении к своему объекту каждого из них.
При разрушении Эдипова комплекса необходимо отказаться от объектной
привязанности к матери. Вместо нее могут появиться две вещи: либо идентификация
с матерью, либо усиление идентификации с отцом. Последнее мы обыкновенно
рассматриваем как более нормальный случай, он позволяет сохранить в известной
мере нежное отношение к матери. Благодаря исчезновению Эдипова комплекса
мужественность характера мальчика, таким образом, укрепилась бы. Совершенно
аналогичным образом Эдипова установка маленькой девочки может вылиться в
усиление ее идентификации с матерью (или в появлении таковой), упрочивающей
женственный характер ребенка.
Имеется ввиду следующее. Вместе с половым созреванием резко изменяется
ориентировка ребенка: наступает ослабление связи мальчика с матерью, ребенок
стремится к свободе, самостоятельности, и от отношения привязанности к матери с
лежащей в её основе сексуальной составляющей ребенок переходит к реализации
возникшего стремления обладания женщинами вообще и на этой почве он
идентифицируется с отцом как человеком, состоявшемся в этом отношении. При этом
изменяется и его отношение к женщинам на отцовское. Т.о., снятая сексуальная
составляющая отношения к матери переадресовывается другим объектам, с матерью же
сохраняется только нежная часть. Но и она может уйти, если мальчик влюбляется
(?)
Эти идентификации не соответствуют нашему
ожиданию, так как они не вводят оставленный объект в Я; однако и такой исход
возможен, причем у девочек его наблюдать легче, чем у мальчиков. В анализе очень
часто приходится сталкиваться с тем, что маленькая девочка, после того как ей
пришлось отказаться от отца как любовного объекта, проявляет мужественность и
идентифицирует себя не с матерью, а с отцом, т. е. с потерянным объектом. Ясно,
что при этом все зависит от того, достаточно ли сильны ее мужские задатки, в чем
бы они ни состояли. Речь идет, следовательно, о формах
идентификации, о том, с кем из родителей ребенок себя идентифицирует, и то, с
кем именно, определяется его бисексуальностью и, надо полагать, положенностью
психологической мужской либо женской составляющей в его характере, то есть кем и
в какой мере себя мальчик либо девочка чувствуют - мужчиной либо женщиной.
Скажу, что меня всегда забавляют люди, стремящиеся переделать на основе своего
чувства также и свою физиологию, но еще больше меня забавляют люди, которые
выполняют это желание. Согласитесь, если женщина чувствует себя мужчиной, то она
найдет сотни мужчин, которые чувствуют себя женщинами, и вот вам и соответствие
противоположностей. И это всё совершенно нормально, здесь нет никаких отклонений
в этой противоположности физиологического и психологического.
Таким образом, переход Эдиповой ситуации в идентификацию с отцом или матерью
зависит у обоих полов, по-видимому, от относительной силы задатков того, или
другого пола. Это один способ, каким бисексуальность вмешивается в судьбу
Эдипова комплекса. Другой способ еще более важен. В самом деле, возникает
впечатление, что простой Эдипов комплекс вообще не есть наи-
' Ср. Massenpsychologie und Ich-Analyse, VII.
более частый случай, а соответствует некоторому
упрощению или схематизации, которая практически осуществляется, правда,
достаточно часто. Более подробное исследование вскрывает в большинстве случаев
более полный Эдипов комплекс, который бывает двояким, позитивным и негативным, в
зависимости от первоначальной бисексуальности ребенка, т. е. мальчик находится
не только в амбивалентном отношении к отцу и останавливает свой нежный объектный
выбор на матери, но он одновременно ведет себя как девочка, проявляет нежное
женское отношение к отцу и соответствующее ревниво-враждебное к матери. Это
вторжение бисексуальности очень осложняет анализ отношений между первичными
выборами объекта и идентификациями и делает чрезвычайно затруднительным понятное
их описание. Возможно, что установленная в отношении к родителям амбивалентность
должна быть целиком отнесена на счет бисексуальности, а не возникает, как я
утверждал это выше, из идентификации вследствие соперничества. Нормой
является как частный, так и полный Эдипов комплекс. Частный Эдипов комплекс
характеризуется подавленностью ( малой количественной характеристикой ) одной из
противоположных частей в бисексуальности. Здесь очевидны варианты: положенность
мужского либо женского и их совпадение либо противоречие с физиологическим полом
субъекта. В этом случае понятен характер идентификации. Но если, при тех же
самых условиях, но соотносительные силы психологического аспекта бисексуальных
компонентов колеблются вокруг равновесия, то в зависимости от давления ситуации
мы будем получать противоположные картины, характеризующие отношения
идентификации с объектом и привязанности с ним.
Я полагаю, что мы не ошибемся, если допустим существование полного Эдипова
комплекса у всех вообще людей, а у невротиков в особенности. Аналитический опыт
обнаруживает затем, что в известных случаях та или другая составная часть этого
комплекса исчезает, оставляя лишь едва заметный след, так что создается ряд, на
одном конце которого стоит позитивный комплекс, на другом конце — обратный,
негативный комплекс, в то время как средние звенья изображают полную форму с
неодинаковым участием обоих компонентов. Это момент,
который должен будет исследоваться специально. В данном случае Фрейдом, в
приложении к нашей системе, показывается динамика отношений между сторонами
противоположности; эти колебания между ними, которые, перерабатывая события в
соответствии с состоянием отношений между сторонами противоположности, образуют
событийный ряд, характеризующийся то явно противоположными, крайними, то
смешанными, противоречивыми отношениями. . Я полагаю, что лежащая здесь идея
говорит о динамике, цикличности отношений, которая присуща отношению
противоположностей самим по себе; и именно, эта присущая им цикличность и
становится причиной как отношений, так и изменений отношений к событиям.
Отношения между противоположностями подобны колебаниям маятника, который имеет в
своих колебаниях две противоположные высшие точки и точку равновесия внизу. В
таком случае мы должны говорить об амплитуде колебаний маятника и о зависимости
величины его амплитуды от условий его колебаний, а также о влиянии на частоту
его колебаний "сил воздействия других маятников". Другими словами, система
противоположностей есть живая самореализующаяся система.
А этот взгляд
переворачивает наше отношение к пониманию динамики положенной и снятой стороны
противоположности в следующем смысле: до сих пор мы искали причину смены
положенной и снятой сторон только в давлении внешней среды. И влияние внешней
среды в этом отношении, безусловно, имеет место. Однако в определенном смысле
оно может, во всяком случае, поскольку это относится к жизни индивида,
рассматриваться в качестве вторичного. У меня всегда было ощущение, что в
исследовании отношения между сторонами противоположности с точки зрения влияния
внешней среды чего-то не хватает. И только теперь я поняла, чего именно:
цикличность отношений между противоположностями определяется их собственной
саморазворачивающейся и самореализующейся природой, которая в этом аспекте может
рассматриваться в качестве первичной. Внешняя среда "лишь" оказывает влияния на
эту цикличность в благоприятном либо отрицательном отношении. При
исчезновении Эдипова комплекса четыре содержащихся в нем влечения сочетаются
таким образом, что из них получается одна идентификация с отцом и одна с
матерью, причем идентификация с отцом удерживает объект-мать позитивного
комплекса и одновременно заменяет объект-отца обратного комплекса; аналогичные
явления имеют место при идентификации с матерью. В различной силе выражения
обеих идентификаций отразится неравенство обоих половых задатков. Таким образом,
можно сделать грубое допущение, что в результате сексуальной фазы,
характеризуемой господством Эдипова комплекса, в Я отлагается осадок, состоящий
в образовании обеих названных, как-то согласованных друг с другом идентификаций.
Это изменение Я сохраняет особое положение: оно противостоит прочему содержанию
Я в качестве Я-идеала или сверх-Я.
Здесь необходимо указать на важную составляющую
Я-идеала, связанную с предварительным словесным отражением его в
предсознании, что делает возможным переход к мышлению на словесном уровне. Выше
я уже говорила о двух составляющих чувственности - чувственности как
непосредственной реальности субъекта и чувственности как отражающей реальность
чувственности. Положениие, когда положенной становится отражающая составляющая
чувственности, является слово. Именно благодаря слову происходит выделение
"сверхобъектов", "оторванных от земной реальности". Там, где первым становится
слово в качестве представителя рефлекторной системы, возникает разрыв между
словом и сущностью того, что оно обозначает. Это связано с тем, что
чувственность представляет собой отражение воздействия объекта на субъект, то
есть отражение объекта в субъекте, а не непосредственно объекта (объект
определяется через его отношение к субъекту). Тогда как слово изначально имеет
ввиду объект, то, что находится вне субъекта. И в этом отношении на нулевом
уровне познания объективных свойств объекта последний и выступает в качестве
"сверхобъекта", некоей духовной сущности. Лишь по мере познания объекта
неопределенное ощущение духа замещается конкретным отражением объективных
свойств объекта. Непосредственно рефлекторное, чувственное отношение оказывается
на одной стороне, тогда как значение слова с его идеальным "указующим перстом",
на другой; значение слова оказывается заполнено не реальной чувственной
составляющей, но неопределенной духовной. Т.о. реальный объект начинает
представать с двух разных сторон: со стороны чувственной так, как он отражается
в субъекте, и в то же самое время этот объект оказывается некоей духовной
потенцией, тем, что обладает духовным содержанием, которое со стороны слов
ощущается как сущность объекта. Мы при этом не покидаем сверхчувственную
область. Т.о. возникает противоположность восприятия объекта как
характеризующегося чувственным и духовным аспектами. То, что относится к
сверх-я, связано с принципом идеализации, который обусловлен положенностью речи
в условиях, когда она "не доходит до своего объекта". Я говорю о положенности
чувственной системы, замкнутой на самое себя, то есть при снятом мышлении, когда
в ней доминирующей составляющей является слово.
Сверх-Я не является, однако, простым осадком от первых выборов объекта,
совершаемых Оно, ему присуще также значение энергичного реактивного образования
по отношению к ним. Его отношение к Я не исчерпывается требованием «ты должен
быть таким же (как отец)», оно выражает также запрет: «Таким (как отец) ты не
смеешь быть, т. е. не смеешь делать все то, что делает отец; некоторые поступки
остаются его исключительным правом». Это двойное лицо Я-идеала обусловлено тем
фактом что сверх-Я стремилось вытеснить Эдипов комплекс, более того — могло
возникнуть лишь благодаря этому резкому изменению. Вытеснение Эдипова комплекса
было, очевидно, нелегкой задачей Так как родители, особенно отец, осознаются как
помеха к осуществлению Эдиповых влечений, то инфантильное Я накопляло силы для
осуществления этого вытеснения путем создания в себе самом того же самого
препятствия. Эти силы заимствовались им в известной мере у отца, и такое
позаимствование является актом, в высшей степени чреватым последствиями. Сверх-Я
сохранит характер отца, и чем сильнее был Эдипов комплекс, чем стремительнее
было его вытеснение (под влиянием авторитета, религии, образования и чтения),
тем строже впоследствии сверх-Я будет властвовать над Я как совесть, а может
быть, и как бессознательное чувство вины. Откуда берется сила для такого
властвования, откуда принудительный характер, принимающий форму категорического
императива,— по этому поводу я еще выскажу в дальнейшем свои соображения.
Сосредоточив еще раз внимание на только что описанном возникновении сверх-Я, мы
увидим в нем результат двух чрезвычайно важных биологических факторов:
продолжительной детской беспомощности и зависимости человека и наличия у него
Эдипова комплекса, который был сведен нами даже к перерыву развития либидо,
производимому латентным периодом, т. е. к двукратному началу половой жизни. Это
последнее обстоятельство является, по-видимому, специфически человеческой
особенностью и составляет, согласно психоаналитической гипотезе, наследие того
толчка к культурному развитию, который был насильственно вызван ледниковым
периодом. Таким образом, отделение сверх-Я от Я не случайно, оно отражает
важнейшие черты как индивидуального, так и родового развития и даже больше:
сообщая родительскому влиянию длительное выражение, оно увековечивает
существование факторов, которым обязано своим происхождением.
Несчетное число раз психоанализ упрекали в том, что он не интересуется высшим,
моральным, сверхличным в человеке. Этот упрек несправедлив вдвойне — исторически
и методологически. Исторически — потому что психоанализ с самого начала
приписывал моральным и эстетическим тенденциям в Я побуждение к вытеснению,
методологически — вследствие нежелания понять, что психоаналитическое
исследование не могло выступить, подобно философской системе, с законченным
сводом своих положений, но должно было шаг за шагом добираться до понимания
сложной душевной жизни путем аналитического расчленения как нормальных, так и
аномальных явлений. Нам не было надобности дрожать за сохранение высшего в
человеке, коль скоро мы поставили себе задачей заниматься изучением вытесненного
в душевной жизни. Теперь, когда мы отваживаемся подойти, наконец, к анализу Я,
мы так можем ответить всем, кто, будучи потрясен в своем нравственном сознании,
твердил, что должно же быть высшее в человеке: «Оно несомненно должно быть, но
Я-идеал или сверх-Я, выражение нашего отношения к родителям, как раз и является
высшим существом. Будучи маленькими детьми, мы знали этих высших существ,
удивлялись им и испытывали страх перед ними, впоследствии мы приняли их в себя
самих».
Я-идеал является, таким образом, наследником
Эдипова комплекса и, следовательно, выражением самых мощных движений Оно и самых
важных судеб его либидо. Выставив этот идеал, Я сумело овладеть Эдиповым
комплексом и одновременно подчиниться Оно. В то время как Я является
преимущественно представителем внешнего мира, реальности, сверх-Я выступает
навстречу ему как поверенный внутреннего мира, или Оно. И мы теперь подготовлены
к тому, что конфликты между Я и Я-идеалом в конечном счете отразят противоречия
реального и психического, внешнего и внутреннего миров.
Все, что биология и судьбы человеческого рода создали в Оно и закрепили в нем,
все это приемлется в Я в форме образования идеала и снова индивидуально
переживается им. Вследствие истории своего образования Я-идеал имеет теснейшую
связь с филогенетическим достоянием, архаическим наследием индивидуума. То, что
в индивидуальной душевной жизни принадлежало глубочайшим слоям, становится
благодаря образованию Я-идеала самым высоким в смысле наших оценок достоянием
человеческой души. Однако тщетной была бы попытка локализовать Я-идеал, хотя бы
только по примеру Я, или подогнать его под одно из тех сравнений, при помощи
которых мы пытались наглядно изобразить отношение Я и Оно.
Легко показать, что Я-идеал соответствует всем требованиям, предъявляемым к
высшему началу в человеке. В качестве заместителя страстного влечения к отцу оно
содержит в себе зерно, из которого выросли все религии. Суждение о собственной
недостаточности при сравнении Я со своим идеалом вызывает то смиренное
религиозное ощущение, на которое опирается страстно верующий. В дальнейшем ходе
развития роль отца переходит к учителям и авторитетам; их заповеди и запреты
сохраняют свою силу в Я-идеале, осуществляя в качестве совести моральную
цензуру. Несогласие между требованиями совести и действиями Я ощущается как
чувство вины. Социальные чувства покоятся на идентификации с другими людьми на
основе одинакового Я-идеала. <...>