на главную страницу
визитка
назад
назад карта
Патологические изыскания отвлекли наш интерес исключительно в сторону
вытесненного. После того как нам стало известно, что и Я в собственном
смысле слова может быть бессознательным, нам хотелось бы больше узнать о
я. Руководящей нитью в наших исследованиях до сих пор служил только
признак сознательности или бессознательности; под конец мы убедились, сколь
многозначным может быть этот признак.
Все наше знание постоянно связано с сознанием. Даже бессознательное мы можем
узнать только путем превращения его в сознательное. Но каким же образом это
возможно? Что значит: сделать нечто сознательным? Как это может произойти?
Мы уже знаем, откуда нам следует исходить. Мы сказали, что сознание
представляет собой поверхностный слой душевного аппарата, т. е. мы сделали его
функцией некоей системы, которая пространственно ближе всего к внешнему миру. Это
положение может быть принято с большой натяжкой, и оно относится скорее к
явлению, чем к сути дела. Согласно нашей схеме, функцию сознания мы связываем с
объясняющей частью мозга, которая предполагает свою противоположность,
действующую, или чувствующую часть. Пространственно, впрочем, не
только в смысле функции, но на этот раз и в смысле анатомического расчленения.
Наше исследование также должно исходить от этой воспринимающей
поверхности. Т.о., Фрейд исходит из идеи сознания
как воспринимающей поверхности, отражающей рефлекторные схемы. Из
замечания Скляра: "В данном случае Фрейду приписывается то, что лежит в русле
его исследований, но никак не связано с применяемым им дуалистическим методом. О
дуализме Фрейда Заикина сама говорит ниже. У Фрейда диалектический метод не
полагается, а предполагается, он снят. На поверхности - голый дуализм. То, что
вводит в заблуждение - это нахождение Фрейдом во всём противоположностей. Но
дуализм этим и ограничивается. Определив противоположности, затем Фрейд
рассматривает их как самостоятельные, рядом положенные, различные объекты и
рассматривает отношения между ними как внешние. Имеет ли право такой метод на
существование? Если он дает результаты, то, разумеется, имеет. Я вообще считаю,
что познание, в том числе и относительно применяемых им методов, необходимо,
хотим мы этого или не хотим, проходит последовательно все фазы - от элементарных
методов до сложнейших, и более сложные методы, может быть, характеризуются тем,
что к менее развитым добавляются какие-то новые компоненты.
У Фрейда W
относится к внешнему осознаваемому миру, и он и берет схему W - Bw и получает
осознанное восприятие, что и дает ему основание рассматривать сознание как
поверхностную структуру. Затем он т.о. созданный объект противопоставляет
другому такому же искусственному объекту Оно, с которым связывает
непроизвольные влечения, относящиеся к "глубинным психологическим структурам". И
так как факты говорят о том, что т.о. содержание созданных им объектов
оказывается переходящим друг в друга, то он и задается вопросом, как это
возможно, и строит соответствующую модель. Причем, в полном соответствии с его
практикой врача, он задается вопросом о том, как можно сделать бессознательные
процессы осознанными потому именно, что осознание снимает бессознательный
характер влечений; и создает отвечающие этой цели психотехнологии. Нельзя
приписывать Фрейду понятийный аппарат, которым он не пользовался." А это
целиком и полностью соответствует делению полушарий мозга на объясняющее и
действующее, где объясняющее как раз и выполняет функции воспринимающей
поверхности. В этом плане мы ни на йоту не отходим от пути, по которому шёл
Фрейд.
Само собой разумеется, что сознательны все восприятия,
приходящие извне (чувственные восприятия), а также изнутри, которые мы называем
ощущениями и чувствами.
Я утверждаю, что это
утверждение ошибочно. И в данном случае за этим "само собой разумеется" как раз
и скрывается некритически принятое положение. Вопрос же о том, почему это
положение было принято некритически, связан как раз с вытеснением. Впрочем, это
не та сторона дела, которую мы станем здесь обсуждать. Для нас важно то, что мы
сознательно воспринимаем всего лишь небольшую часть из множества
падающих на нас раздражителей, как внешних, так и внутренних. Это связано по
меньшей мере с двумя вещами: во-первых, с тем, что наша нервная система
воспринимает раздражители, порог воздействия которых ниже порога, при котором
они "привлекают внимание сознания". В другом месте мы уже говорили о том, что
подпороговые раздражители, воздействуя на нервную систему, способны
суммироваться, вследствие чего повышается чувствительность нервной системы к
ним, так что в конечном счете они становятся надпороговыми и начинают
осознаваться. Второй момент связан с направленностью деятельности субъекта
и, соответственно, внимания его сознания. Мы ощущаем (воспринимаем) только
то, на что направлено внимание нашего сознания, то есть произвольное
внимание; оно оказывается наиболее чувствительно к вещам, которые связаны с
нашей сознательной деятельностью, и сила внимания в этом направлении
затормаживает восприятие посторонних, в том числе и значительных,
надпороговых раздражений. Но от того, что наше сознание не занималось
этими раздражениями, не значит, что они не действовали на нервную систему. И,
более того, наше произвольное внимание дополняется непроизвольным, когда внешние
раздражители привлекают наше внимание без того, чтобы при этом оказалось
включено сознание.
В связи со сказанным, следует иметь ввиду
также и еще одну вещь: раздражители действуют на нервную систему. Действуя на
нервную систему, они возбуждают соответствующие рефлекторные схемы, которые так
или иначе реагируют на эти воздействия. Т.о., одновременно и параллельно с той
деятельностью, которую мы совершаем сознательно, наряду с этой деятельностью в
нас протекает масса бессознательно, инстинктивно - рефлекторно совершающихся
деятельностей, которые мы не осознаем, но которые в своё время в той или иной
форме дают знать о себе нашему сознанию.
Наконец, необходимо обратить
ваше внимание на то, о чем уже шла речь на наших семинарах, а именно, что для
того, чтобы некий раздражитель был воспринят сознанием как обладающий
определенным смыслом, должно уже раньше существовать его отражение в субъекте.
Что я этим хочу сказать? Вот вы видите лошадь. Но для того, чтобы вы увидели
лошадь, в вашей голове уже должен существовать её образ. Если не существует
такого определенного образа объекта, человек получает просто какие-то пятна,
какую-то неопределенную массу ощущений. Образы отдельностей реальности должны
быть построены и определены как определенные образы для того, чтобы сознание
могло ими оперировать. Разумеется, деятельность сознания связана с построением
образов объектов реальности. Об этом мы с вами говорили. Т.о., сознание либо
имеет дело с известным, то есть с тем, что соответствует существующему в
сознании образу (объекта), и тогда совпадение раздражения с образом дает
определение раздражения как, скажем, всё той же лошади, либо же сознание
занимается построением образа объекта из тех раздражений, которые оно получает
от объекта и который в конечном счете будет определен как лошадь.
И, наконец, важнейшее: согласно закону противоположностей, для того, чтобы
нечто могло быть каким-либо образом осознанно, оно должно подпираться множеством
бессознательных вещей. А это значит, что всякий сознательный процесс
предполагает существующий "за его плечами" снятый сложнейший слой
бессознательных процессов, из которых одни вытеснены, другие же представляют
собой "чистные влечения", то есть не были никогда осознанны. Т.о., из
неосознаваемого материала один материал выводится из сознания, превращаясь
из цели процесса отражения в отражение как средство, и эта часть относится к
произвольному компоненту мышления, которым обеспечивается целесообразный,
контролируемый субъектом процесс, Другой же материал представляет собой
неосознаваемый компонент влечений.
Фрейду, вследствие принятия им
неверного положения, теперь приходится искать то место, где "может скрываться
бессознательное", о чем мы и читаем далее.
Как, однако, обстоит
дело с теми внутренними процессами, которые мы — несколько грубо и недостаточно
— можем назвать мыслительными процессами? А
далее Фрейд оставляет эту сторону дела и переходит к вопросу о том, как,
посредством какого рода механизмов бессознательное способно стать осознаваемым.
И схему, которую он в связи с этим строит, мы, конечно, должны принять к
сведению. Доходят ли эти процессы, совершающиеся где-то внутри аппарата,
как движения душевной энергии на пути к действию, до поверхности, на которой
возникает сознание? Или, наоборот, сознание доходит до них?
Ниже Фрейд говорит, что эти две возможности немыслимы. Но так ли уж они
немыслимы? Если мы обратим внимание на анатомическое строение нервной системы,
то увидим, что она образует иерархическую систему "с высшими и низшими этажами"
Процессы вполне могут протекать на низших этажах системы, не затрагивая высших,
"не заходя на них" Более того, само по себе этого рода отношение представляется
вполне нормальным. Но тогда у нас возникает вопрос о том, какие необходимы
условия "для захода на высшие этажи". Очевидно, что это может быть связано
только с одним фактом - с тем, что нижними этажами не обеспечивается адекватное
взаимодействие со средой, не обеспечивается, если хотите, гомеостаз с ней,
понимаемый в расширительном смысле. Т.о., развитие систем непосредственно
связано со сложностью тех задач, которые они принуждены решать. Это - движение
снизу вверх. Но одновременно с этим движением существует также и противоположное
движение, движение сверху вниз, которое заключается в возникающих у человека
потребностях и требованиях их удовлетворения, и в этом случае мы идем от
сознания вниз. Другими словами, это - две стороны противоположности, и каждая из
сторон оказывается средством для реализации другой стороны. Возникающая
потребность нуждается в средствах для своей реализации, а такие средства
обеспечиваются, в конечном счете, рефлекторными структурами, обеспечивающими
практические действия. Но, в свою очередь, для получения рефлекторных структур
требуется сознание, во всяком случае, механизм, обладающий способностью
отражения и его осмышления Мы замечаем, что здесь кроется одна из
трудностей, встающих перед нами, если мы хотим всерьез оперировать с
пространственным, топическим представлением душевной жизни. Обе возможности
одинаково немыслимы, и нам следует искать третьей. В другом месте' я уже
указывал, что действительное различие между бессознательным и предсознательным
представлениями заключается в том, что первое совершается при помощи материала,
остающегося неизвестным (непознанным), в то время как второе (vbw) связывается с
представлениями слов. В последнем высказывании
содержатся две мысли. Первая мысль представляется особенно важной. Фрейд говорит
о бессознательных процессах как не познанных. Это глубоко верно. Мы в результате
наших отношений с реальностью приобретаем множество рефлексов. Но от того, что
мы всё это приобрели, вовсе не означает, что мы всё это знаем. Мы можем уметь
делать многие вещи, но мы при этом, если специально не занимались этим вопросом,
не знаем как мы это делаем. Вам нужны примеры для этого? Ваш собственный опыт
ничего не говорит вам по этому поводу? Возьмите Милтона Эриксона и Гриндера и
Бендлера в качестве этого рода примера. (Но точно также справедливо и обратное
отношение: наше знание о том, что и как должно делаться, вовсе не означает, что
все эти вещи мы сами способны делать)
Субъекту самому по себе сложно, если вообще возможно, получить такого
рода знание относительно своей собственной непосредственности, так как в этом
случае оказывается невозможной объективация. Ведь для того, чтобы нечто
познавать, необходимо это нечто объективировать, иметь возможность его
наблюдать. Но наблюдение собственного действия невозможно, потому что в этом
случае оказывается невозможно запустить рефлекторную схему, так как она
оказывается заторможенной сознанием. Если же вам удается запустить рефлекс, то у
вас блокируется сознание. Это связано с тем, что из двух сторон
противоположности одна сторона непременно оказывается снята. Если вы не
канатоходец, то есть если у вас нет стереотипов движений по канату, станьте на
канат и попытайтесь с него помочиться. Вы сами увидите, что у вас из этого
получится. А получится у вас "либо-либо". Этим и объясняется то обстоятельство,
что для того, чтобы стало возможно познание того, что вытеснено, а всякий
непроизвольно образованный рефлекс вытеснен (и когда при этом речь идет
специально о сопротивлении, то это, если хотите, сопротивление
противоположностей, и оно может быть проанализировано как со стороны своей
устойчивости, так и снятия), человеку нужен другой человек, который позволяет
человеку объективироваться относительно себя самого. Другой человек
оказывается для него своеобразным зеркалом, в котором человек видит свой образ.
На этом и основывается искусство психоанализа.
Вторая часть мысли
определяет предсознательное как вещь, которая связывается со словом, то есть
какая-то непосредственная реальность выражается в форме слов. Какого рода
реальность стоит за этим высказыванием Фрейда? Фрейд хочет сказать, что
бессознательное является в форме непроизвольного высказывания И это
положение Фрейда имеет чрезвычайную важность, поскольку непроизвольно,
неподконтрольно вырывающиеся высказывания, слова непосредственно отражают ту
душевную (инстинктивно - рефлекторную) реальность субъекта, которая за ними
стоит. Я не полагаю, что этого рода непроизвольные высказывания представляют для
вас какую-то тайну, в особенности если вы русский человек и в особенности если
вы вернее, ваша душа, "не испорчены образованием". Это действительно так. О
человеке мы можем судить по тому, что и как он говорит, отделяя мясо от костей,
то, что он говорит и то, как он это говорит. Метод свободных ассоциаций Фрейда
имеет ввиду обеспечение условий для запуска этого рода непроизвольного процесса
словесных помоев, которые льются по большей части изо рта человека. Вы только
позвольте ему не контролировать себя, отключить сознание, стать самим собой, и
вы много чего узнаете о человеке. Впрочем, если вы послушаете себя (запись того,
что вы наговорили, находясь в таком состоянии), то, конечно, вы также много чего
сможете узнать о себе. Если вы, таким образом, сумеете, во-первых, войти в такое
непосредственное состояние и выскажете всё, что думаете, а потом послушаете
себя, то, конечно, вы сможете многое узнать о себе. Вся беда в том, что вряд ли
самому вам это удастся сделать. Для этого нужен кто-то, кто будет рядом с вами,
нужна другая человеческая душа - какая? сочувствующая? контролирующая?
нейтральная? но если нейтральная, то это уже не душа, а если контролирующая - то
она скорее вызовет агрессию. Но, как бы там ни было, в этом случае с
необходимостью возникает перенос, и только благодаря переносу и
оказывается возможным непосредственный поток неконтролируемых высказываний,
которые в то же самое время наблюдаются высказывающим благодаря существующему
переносу, потому что высказывающийся при этом опирается на душу, чувство,
ощущение того, к кому он адресует свою речь. Основное здесь заключается в том,
чтобы тот человек, на которого или в которого как в помойное ведро вы выливаете
свои помои, свой гной, выдержал бы всё это и вы не почувствовали с его стороны
отторжение. Как это может сделать помойное ведро? Может быть, играя эту роль, а
не выступая в качестве действительного помойного ведра с тем, чтобы весь ваш
гной вылился, но вылился мимо него. Потому что ведь иначе нельзя, невозможно, вы
не можете не заразить его своими болезнями, не можете не отравить его.
Т.о., вытесненное является непроизвольным словоизвержением в условиях
актуального переноса. Здесь впервые сделана попытка дать для системы Vbw
и Ubw такие признаки, которые существенно отличны от признака отношения их к
сознанию. Вопрос: «Каким образом что-либо становится сознательным?» —
целесообразнее было бы облечь в такую форму: «Каким образом что-нибудь
становится предсознательным?» Тогда ответ был бы таким: «Посредством соединения
с соответствующими словесными представлениями слов». <...> Итак,
обеспечение условий для словесного поноса дает в качестве своего результата
экскременты пациента, которые становятся предметом исследования
рационализирующего сознания в первую очередь психоаналитика. Когда Фрейд говорит
о "внешней", объективированной позиции относительно психологического материала,
доставляемого пациентом, то позиция эта является единственно возможной. Пациент
благодаря переносу может рассматривать вас в качестве своего отца или чего-то
(кого-то) близкого, но вы, в качестве рационализатора, не имеете права
становиться по отношению к нему ни в какое личностное отношение, так как в
противном случае вы входите в ситуацию пациента и становитесь одним из её
элементов; другими словами, вы становитесь действующим лицом ситуации
пациента и тем самым подпадаете под действие и законы помоев пациента.
Т.о., между отношением пациента к психоаналитику и отношением психоаналитика
к пациенту имеет место противоречие, которое разрешается рациональным вектором
действий психоаналитика как лечащего врача, который направлен на облегчение
страданий пациента.
Здесь же необходимо указать и еще на одну сторону
дела: процесс выговаривания того, что накопилось внутри, вызывает у пациента
чувство облегчения, а в те моменты, в которые благодаря высказываниям у пациента
возникает понимание содержания исходящего из него непроизвольного, он испытывает
чувство катарсиса, чувство освобождения себя от давления на свою психику
непроизвольных сил.
Отсюда следует, что психоаналитический процесс может
длиться бесконечно, поскольку пациент, получающий облегчение благодаря
психоаналитическому сеансу, привыкает к тому, что всю рациональную работу делает
за него психоаналитик, и как следствие у пациента снимается запрет на создание
отягощающих рефлексов, поскольку у него существует возможность разряжать их.
Пациент в результате этого лишается возможности стать для самого себя
психоаналитиком. Разумеется, позволить себе такую роскошь состоятельные
люди могут.
Если таков именно путь превращения
чего-либо бессознательного в предсознательное, то на вопрос: «Каким образом мы
делаем вытесненное (пред)сознательным?» — следует ответить: «Создавая при помощи
аналитической работы упомянутые подсознательные опосредствующие звенья».
Сознание остается на своем месте, но и бессознательное не поднимается до степени
сознательного. В то время как отношение внешнего восприятия к Я совершенно
очевидно, отношение внутреннего восприятия к Я требует особого исследования.
Когда Фрейд разделяет внешнее и внутреннее восприятие, он противопоставляет
фактически актуальное взаимодействие с внешней средой с её последующим
отражением в структурах психики. Поэтому он и говорит о поверхностном уровне
сознания, поскольку речь идет о душевной жизни. А душевная жизнь подразделяется
на актуальную душевную жизнь "здесь и теперь" и душевную жизнь, определяемую
прошлым. Ведь человек имеет дело с настоящим, которое непрерывно превращается в
прошлое. Т.о., всякое текущее жизненное содержание непрерывно вытесняется в
прошлое следующим моментом настоящего, и поэтому всё наше прошлое
оказывается вытесненным. Различие между вытесненными элементами заключается в
том, что одни из них вытеснены в прошлое, будучи осознанны, но, в то же самое
время, за этим осознанием всегда стоят неосознанные элементы. Но также и в
настоящем мы осознаем только часть действующих на нас его элементов, тогда как
другая часть входит в наше прошлое неосознанной, образуя отягощающий нас слой
бессознательного, то есть образуя непроизвольную часть нашей психики. В этом
смысле к бессознательному относится всё наше прошлое, которое состоит из
вытесненного осознанного и в силу этого произвольного материала и материала
неосознанного.
Дело, однако, в том, что то, что мы понимаем под
осознанным материалом, на самом деле представляет собой вторичную вещь. Для
того, чтобы нечто было осознанно, должно существовать отражение, то есть ранее
неосознанная структура, образ, который обнаруживает человек в себе, и внешний
раздражитель, ему соответствующий. В этот момент возникает отношение (суждение)
"это есть то", другими словами, воспринимаемый объект благодаря существующему в
голове человека его коду (идеальному образу), узнается, и тем самым
устанавливается соответствие между прообразом и образом, или внешним объектом и
его нервным кодом, благодаря чему и происходит их взаимное определение и
осознание. Следовательно, для того, чтобы что-то могло быть осознано,
необходимо, чтобы отражение в его рефлекторной форме уже существовало. Мы можем
осознать (узнать) во внешности только то, что уже существует в нас.
Следовательно, бессознательное является первичным, сознание - вторичным в том
отношении, что содержание сознания возникает лишь на почве
существующего содержания бессознательного.
С другой стороны и тем самым
мы видим, что бессознательное "поднимается" на уровень сознания и это -
естественный процесс. Можно сказать, что бессознательное характеризуется
самодвижением, самореализацией, и этот процесс в качестве своего результата
имеет то, что бессознательное содержание взрывает свое подпольное состояние,
выходя на свет, каковым является сознание. Этот процесс можно рассматривать как
инстинкт, как программу: любое бессознательное стремится "наружу". Но оно
способно выходить наружу в двух своих видах: оно может выходить наружу
непосредственно в качестве рефлекторных импульсов, и оно может выходить наружу в
форме осознания. Выходя наружу в качестве импульсов и закрепляясь в этой форме
выхода, оно становится элементом актуального непроизвольного компонента
жизненного процесса человека. Торможение этих схем и взрыв подполья рефлексов
происходит только тогда, когда они приводят к отягощению, когда перестают
выполнять функции приспособления к реальности.
Вопрос о
бессознательном остается сложным вот в каком отношении. Фрейдом рассматривается
отягощающая сторона сил бессознательного. При этом бессознательное
рассматривается как своего рода отрицательность, которая должна быть осознанна и
через осознание ею снимается её отрицательность. На деле, однако, положение
вещей едва ли не является прямо противоположным вот в каком отношении. Если мы
обратим внимание на процессы мышления, то обнаружим, что то, что мы называем
сознанием, по преимуществу является вещью формальной, механистической,
действующей в соответствии с некоторыми правилами, которые для самого сознания
выступают по большей своей части в качестве априорных, то есть не осознаваемых,
в качестве непосредственно данных, истинных. С этой точки зрения сознание в
своих действиях исходит по большей части из некоторой совокупности правил,
которые, объективно говоря, являются "как если бы они были истинными", причем,
эти правила могут изменяться. Сознание само по себе неспособно произвести
никакое качественно новое знание. Не случайно ходячее выражение: "запиши себе в
подкорку" Мы вводим в подкорку какие-то данные и установку на решение задачи, и
если наши усилия сосредоточиваются на этой стороне дела, то через какое-то время
бессознательное выдает нам результат, который мы и оформляем словесно. Как всё
это варится внутри нас, что там происходит, нам это неизвестно. Мы получаем
результат готовым, мы его всего лишь оформляем. Если вы обратите внимание на ваш
сознательный уровень, то увидите, что сознание функционирует в соответствии с
формальными законами, с тем полем знания, которое у вас существует. Но всё это
поле знания есть результат, который подпирается силой бессознательного - силой
рефлекторных схем нашего опыта. Отсюда еще раз возникает сомнение в
правиль-
' Das Unbewufite // Intern. Zeitschr. fur
Psychoanalyse, Bd. 3, 1905, или: Saramlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre,
4 Folge, 1918.
ности допущения, что все сознательное связано с
поверхностной системой восприятие — сознание (W — Bw). !!!
Внутреннее восприятие дает ощущения процессов, происходящих в различных,
несомненно также в глубочайших слоях душевного аппарата. Они мало известны, и
лучшим их образцом может служить ряд удовольствие — неудовольствие. Они
первичнее, элементарнее, чем ощущения, возникающие извне, и могут появляться и в
состоянии смутного сознания. То, что со стороны
феноменологии Фрейд определяет как удовольствие либо неудовольствие, с
объективной стороны представляет собой показатель отклонения равновесия в каком
- либо отношении в положительную либо отрицательную сторону. Сами эти ощущения
имеют множество градаций, и, в частности, ощущение пути, дороги либо тупика, и
соответственно, ощущение импульса к движению по этому пути либо же к прекращению
движения либо движения вспять, в сторону и т.п.
Следующий
момент, который здесь же присутствует, состоит в том, что мы испытываем не
удовольствие или неудовольствие, но форму единства этих двух сил и
(качественной) положенности одной из сторон, чем и определяется качественная
характеристика, которая называется удовольствием либо неудовольствием. Поэтому в
той или иной форме, но за ощущением удовольствия всегда
ощущается в качестве фона сопровождающее его и неотделимое от него ощущение
неудовольствия, либо же наоборот.
За качественной характеристикой стоит
его количественная характеристика относительно противоположного отношения,
которой определяется, если хотите, насыщенность качества. В связи с этим, говоря
о противоположностях, для которых отрицание одной стороны противоположности
связано с положительным содержанием другой стороны противоположности,
неудовольствие предполагает, но не полагает положительность противоположной
стороны. Формальное отрицание относится к самой данной положенной стороне
противоположности. Например, если её количественная относительно другой стороны
характеристика стремится к единице, мы смело можем утверждать данное качество;
но если количественная характеристика стремится к нолю, то естественно, что мы
применяем к данному качеству отрицательную частичку "не". Следовательно,
формальное отрицание (либо утверждение) относится к самой данной стороне
противоположности. При этом здесь следует иметь ввиду, что между
соотносительными количественными характеристиками сторон противоположности
существует граница, за которой качество стороны противоположности начинает
определяться как отрицательное. Например, если эта граница 0,3, то начиная со
значения < 0,3 качество будет определяться как недостаточное, и при этом
возникает такая ситуация, при которой положенная сторона противоположности
начинает ощущаться и как следствием ощущения как показатель реальности -
рассматриваться в качестве отрицательной, тогда как противоположная, снятая
сторона ощущается как положительная и рассматривается как желательная.
О большом экономическом значении их и метапсихологическом обосновании этого
значения я говорил в другом месте. Эти ощущения локализованы в различных местах,
как и внешние восприятия, они могут притекать с разных сторон одновременно и
иметь при этом различные, даже противоположные качества. <...>
Ощущения и чувства также становятся сознательными лишь благодаря соприкосновению
с системой W, если же путь к ней прегражден, они не осуществляются в виде
ощущений. Сокращенно, но не совсем правильно мы говорим тогда о бессознательных
ощущениях, придерживаясь аналогии с бессознательными представлениями, хотя эта
аналогия и недостаточно оправдана. Применительно к
теории противоположностей это должно выглядеть т.о., что бессознательные
ощущения и чувства, как и представления и мысли, связаны со снятой
стороной, с восприятиями, которые характеризуют снятую сторону. В этом смысле
снятая сторона - это всегда своего рода фон, положенная сторона - это сторона,
находящаяся в фокусе сознания. Разница заключается в том, что для
доведения до сознания необходимо создать сперва посредствующие звенья, в то
время как для ощущений, притекающих в сознание непосредственно, такая
необходимость отпадает. То есть восприятия, находящиеся
в фокусе сознания, выступают в качестве осознанных ощущений, чувств,
представлений, мыслей. Какая здесь присутствует запятая между внешними
восприятиями W и восприятием представлений и пр. Ведь для того, чтобы все эти
вещи воспринимались, необходимо, чтобы они чем-то производились. А так как речь
идет о внутренней среде (о "душевной жизни"), то их источником может быть только
снятая сторона противоположности в той мере, в какой и мысли, и чувства и
ощущения являются как непроизвольные, "возникающие неизвестно откуда". Т.о., это
вот одна сторона связи. Ей соответствует, или противостоит мыслительная,
чувственная и иная произвольная деятельность положенной стороны
противоположности, значение которой состоит в противоположном отношении влияния
на снятую сторону и определения программ её деятельности.
Как это можно
понять. Когда мы говорим о восприятиях снятой стороны противоположности, то мы
имеем ввиду какие-то раздражители. Но действие положенной стороны
противоположности точно также может рассматриваться по отношению к снятой как
раздражители.
И здесь же следует указать на специфически словесные
раздражители. Словесные раздражители перекодируются в снятой стороне
противоположности в непосредственно-рефлекторные, как и обратно, разряд
рефлекторных импульсов перекодируется в словесные раздражители положенной
сознательной стороны. Но этого же рода перекодировки должны быть связаны и с
ощущениями и т.п. вещами, не связанными со словами. Тем не менее, словесная
реальность и реальность ощущений, чувств и т.д. такова, что словесная реальность
надстраивается над их непосредственностью и имеет её в качестве своих значений.
В этом смысле, словесная реальность является вещью, опосредующей
непосредственную реальность. На что я хочу в связи с этим обратить ваше внимание
- на то, что возможны два отношения: возможно отношение к непосредственной
чувственной реальности через призму, фильтр слов, которые с
необходимостью в том либо ином плане искажают непосредственную реальность. Либо
же возможно противоположное отношение - определение слов на основе чувственной
реальности.
В связи с этим создается впечатление, что слова только
мешают, только обедняют отношения с реальностью. Это было бы действительно так,
если бы слова не выполняли роль эффективного чувственно-предметного средства
передачи информации и осуществления на этой основе процессов общественного
мышления. Собственно, передача информации и мышление - это едва ли не одно и то
же. Я полагаю, что слова можно рассматривать в качестве материального
носителя мышления, но слова не есть мышление. Мышление может быть образным,
практическим, разным. Мышление способно находить разный материал для своей
реализации. Но только речь делает мышление, и тем самым познание
общественным, средством межиндивидуального общения и влияния, во-первых, и во
вторых, только речь позволяет мышление делать положенным в системе жизненного
процесса, а не его частным моментом. Другими словами, разница
между bw и vbw для ощущений не имеет смысла, так как vbw здесь исключается:
ощущения либо сознательны, либо бессознательны. Даже в том случае, когда
ощущения связываются с представлениями слов, их осознание не обусловлено
последними: они становятся сознательными непосредственно. Это
положение важно в том отношении, что ощущения и пр. рассматриваются в качестве
первичных носителей информации, которые способны непосредственно представляться
сознанию (отражаться, восприниматься сознанием), если не считать того, что они,
тем не менее, представляют собой субъективный образ объективного мира и
если не рассматривать субъективность как первичную, так как в этом последнем
случае мы должны будем идти в противоположном направлении - от субъективных
(информационных?) схем к материальному миру, что, имея ввиду практику создания
человеком своего материального мира, также имеет место. То есть мы снова
сталкиваемся и в этом отношении с противоречивым отношением между духовным и
материальным аспектами реальности.Непосредственное же восприятие ощущений
и пр. объединяет человека с животными, тогда как словесный уровень разделяет его
с ними.
Роль слов становится теперь совершенно
ясной. Через их посредство внутренние процессы мысли становятся восприятиями. Этот
процесс, о котором говорит Фрейд, имеет ввиду разряд, пробой внутренних
рефлекторных напряжений на уровень сознания в виде непроизвольной,
неконтролируемой речи. В связи с этим, когда говорят о том, что левое полушарие
является речевым, а правое - немым, понимать это следует вот в каком смысле. Я
предлагаю вам еще раз вспомнить анекдот о сороконожке. Что я хочу этим сказать?
- то, что речевые структуры существуют на бессознательном уровне в правом
полушарии подобно тому, как существуют негатив и позитив. Поэтому они способны
непроизвольно, на рефлекторном уровне, с самоощущением, что это не вы
высказываетесь, разряжаться -через левое полушарие? - я думаю, нет, через правое
и чисто рефлекторно, по сути своей бессознательно, так что левое полушарие в
этом процессе действительно если даже и задействовано, то выступает всего лишь в
качестве наблюдающего. Опыты зрительного восприятия показывают нам, что в
полушарие попадает половинка воспринимаемой картинки. Т.о., та единая картинка,
которую мы видим, на деле слагается из двух. И, т.о., вторая половина картинки
для полушария является дополнительной. Затем, как звуковое восприятие речи
воспринимается обоими полушариями, так и моторика речи - то есть управление
органами произнесения речи осуществляется двумя полушариями, другое дело, что
одно из них - левое - является ведущим, то есть положенным в этом отношении. Но
дело в том, что речь как сознательная речь является произвольной, принадлежащей
левому полушарию; но точно также речь как бессознательная,
неконтролируемая, непроизвольная может осуществляться только правым полушарием,
которое отличается от речи левого полушария именно своей непосредственностью,
непосредственным проявлением в отличие от левого полушария, речь которого имеет
всегда свой объект. Именно потому правое полушарие вам и не будет отвечать на
ваши вопросы, что оно рефлекторно и не способно понимать. И именно
благодаря своему непосредственному выражению и становится возможным явление
содержания бессознательного в словесной форме левому полушарию в качестве
внешнего объекта и его восприятие и осознание им. Таким образом, как
бы подтверждается положение: всякое знание происходит из внешнего восприятия.
При «перенаполнении» (Uberbesetzung) мышления мысли действительно воспринимаются
как бы извне и потому считаются истинными.
Разъяснив
взаимоотношение внешних и внутренних восприятий и поверхностной системы (W —
Bw), мы можем приступить к построению нашего представления о Я- Мы видим его
исходящим из системы восприятия W, как из своего ядра-центра, и в первую очередь
охватывающим Vbw, которое соприкасается со следами воспоминаний. Но, как мы уже
видели, Я тоже бывает бессознательным. Мы уже не в
первый раз видим, как Фрейд, высказав одно утверждение, тут же дает дополнение к
нему. Как следует отнестись к настоящему высказыванию Фрейда? Действительно, мы,
т.ск., ясно обнаруживаем себя существующим в тот момент, в который наше я
оказывается осознанным. В другое время у нас может быть смутное ощущение себя.
Итак, что такое наше я? Наше я - это ощущение нами себя.,
т.ск., замыкание нас на самих себя. Но это, вообще говоря, является частным
случаем жизнедеятельности я. Мы замыкаемся на разные вещи: на внешние
объекты, на действия, на свои ощущения, мысли, тело и т.д., и эти замыкания
происходят на разных уровнях. Во всех этих случаях мы действуем, ощущаем и пр.
Наше я, то есть мы осуществляет свой жизненный процесс. Но только в одном
единственном случае мы ощущаем я в чистом виде - когда оно делает
объектом самого себя. Т.о., я может делать своим объектом всё, что
угодно, и в том числе и (содержание) самого себя.
Я
полагаю, что здесь было бы очень целесообразно последовать предложению одного
автора, который из личных соображении напрасно старается уверить, что ничего
общего с высокой и строгой наукой не имеет. Я говорю о Г. Гроддеке1, неустанно
повторяющем, что то, что мы называем своим Я, в жизни проявляется пре-
1 Groddeck G. Das Buch vom Es. Intern. Psychoanalytischer Verlag,
имущественно пассивно, что нас, по его выражению, «и
з ж и в а ю т» неизвестные и неподвластные нам силы. Все мы испытывали такие
впечатления, хотя бы они и не овладевали нами настолько, чтобы исключить все
остальное, и я открыто заявляю, что взглядам Гроддека следует отвести надлежащее
место в науке. Я предлагаю считаться с этими взглядами и назвать сущность,
исходящую из системы W и пребывающую вначале предсознательной, именем Я, а те
другие области психического, в которые эта сущность проникает и которые являются
бессознательными, обозначить, по примеру Гроддека1, словом Оно. Чем
менее развит человек, тем более его я оказывается подвержено действию
бессознательных сил. Для таких людей мало на что способное их я
действительное представляет собой узкую полоску, которую "изживают потусторонние
силы". Но и более того, в том числе также и там, где такое я выступает в
качестве доминирующей силы, и там оно остается инстинктивно-рефлекторным по
своей сути, разница всего лишь в том, что в одном случае имеет место раскол я
с его бессознательным, тогда как во втором случае я отождествляет себя с
ним.
Только тогда, когда человек также и своё
собственное я делает предметом своего рассмотрения, то есть объективирует
себя по отношению к своему собственному я и рассматривает, т.о., себя как
такой же внешний объект, как и другие объекты, только в этом случае его
принципом поведения может стать него собственная произвольность, закон человека.
Мы скоро увидим, можно ли извлечь из такого понимания какую-либо пользу для
описания и уяснения. Согласно предлагаемой теории индивидуум представляется нам
как непознанное и бессознательное Оно, на поверхности которого покоится Я,
возникшее из системы W как ядра. Фрейд рассматривает
систему внешнего восприятия W как ядро, из которого возникает я. Какую
пользу можно извлечь из этого положения? Если речь идет о внешнем восприятии, то
речь идет также о столкновении субъекта с объектом и тем самым уже с
необходимостью о выделении, различении субъекта от объекта как
отдельности, и с этой точкой действительно можно связать как вычленение, так и
развитие самоощущения себя, но также и реальности я как сущности,
противостоящей внешней среде. Но я может противостоять внешней среде, только
противостоя собственным инстинктам. Это совершенно справедливо, но это
относится, в общем, к выделению я и рефлекторной системы и
противопоставлению себя ей. Другими словами, по мере развития системы та
сущность, то ядро сознания, которым характеризуется впоследствии я и
которое обслуживает рефлекторные схемы, начинает по мере развития системы
противопоставлять себя собственно рефлекторике, стремясь занять господствующее
положение по отношению к ней. Но в то же время по мере своего развития я
начинает противопоставлять также и себя самому себе. А это как раз уже тот
процесс объективации человека по отношению к самому себе, о котором сказано
выше. При желании дать графическое изображение можно прибавить, что Я не
целиком охватывает Оно, а покрывает его лишь постольку, поскольку система W
образует его поверхность, т. е. расположено по отношению к нему примерно так,
как зародышевый диск расположен в яйце. Я и Оно не разделены резкой границей, и
с последним Я сливается внизу. Это - логическая и к
тому же дуалистическая модель. У Фрейда W - это восприятие, контакт с внешней
реальностью. По-моему, Фрейд соотносит образ- W c корой. Во всяком
случае, мы можем на этих примерах увидеть, в чем заключается сущность дуализма:
по-видимому, берется целостная система. В ней выделяются части, которые
рассматриваются в качестве самостоятельных, и со стороны, извне, рассматриваются
отношения между ними.
Однако вытесненное также
сливается с Оно и есть только часть его. Вытесненное благодаря сопротивлениям
вытеснения резко обособлено только от Я; с помощью Оно ему открывается
возможность соединиться с Я. Ясно, следовательно, что почти все разграничения,
которые мы старались описать на основании данных патологии, относятся только к
единственно известным нам поверхностным слоям душевного аппарата. Для
изображения этих отношений можно было бы набросать рисунок, контуры которого
служат лишь для наглядности и не претендуют на какое-либо истолкование. Следует,
пожалуй, прибавить, что Я, по свидетельству анатомов, имеет «слуховой колпак»
только на одной стороне. Он надет на него как бы набекрень.
Это положение, конечно, имеет ввиду доминирующее объясняющее полушарие,
работа которого как раз и характеризуется функцией противопоставления
инстинктивной рефлекторике.
Нетрудно убедиться в том, что Я есть только измененная под прямым влиянием
внешнего мира и при посредстве W — Bw часть Оно, своего рода продолжение
дифференциации поверхностного слоя. Такая трактовка
я не соответствует ни его реальному содержанию, ни практике. То, что Фрейдом
приписывается специфическая охранительная функция я, неправомерно
ограничивает его. "Я" универсально ровно в той же мере, как и "оно". "Я"
находится не рядом с "оно", но является другой его стороной. Когда мы обсуждали
работу Вагина, мы видели во Фрейде диалектика. Но в данном случае я вижу
отчетливо этот дуализм, этот разрыв целостной системы на две внешних,
относительно самостоятельных вещи, между которыми устанавливаются какие-то
отношения. И, может быть, до меня только сейчас, наконец, дошло, что
представляет собой дуализм. Я старается также содействовать влиянию
внешнего мира на Оно и осуществлению тенденций этого мира, оно стремится
заменить принцип удовольствия, который безраздельно властвует в Оно, принципом
реальности.
1. Объективное содержание этого
высказывания Фрейда состоит в утверождении положенной стороны, регулирующей
поведение субъекта - инстинктивно рефлекторной или объективированной,
принадлежащей сознанию.
2.Фрейд, т.о., разводит по разные стороны я
и оно. Вот здесь я действительно почувствовала дуализм, рассмотрение им
я и оно как двух самостоятельных объектов. Не случайно ниже Фрейд
сравнивает отношение между я и оно с внешними отношениями между
всадником и лошадью. Это связано, в частности, с тем, что Фрейд приписывает
оно принцип удовольствия, а я - принцип реальности. С рефлекторной
точки зрения это неверно. Рефлекс может рассматриваться чисто физиологически,
без применения психологических терминов. Если мы поставим в соответствие друг
другу элементы рефлекса и соответствующие его элементам психологические термины,
то мы сможем связать с рефлексом универсальный принцип целесообразности в
следующем смысле: рефлекс выполняет охранительную функцию. В нормальных,
естественных условиях удовольствие есть реакция на неудовольствие. Что такое
голодная кровь? - это начавшееся разрушение организма, угроза его существованию.
Всё начинается с неудовольствия. Феномен удовольствия есть реакция на
удовлетворение. Это маятник, который качнулся из отрицательной стороны в
положительную. Это принцип реальности? Да, это принцип реальности. И тогда
причем тут принцип удовольствия? - если он всего лишь компенсирует
неудовольствие, устраняет отрицательное рассогласование. Но перевернем это
отношение и поставим во главу угла удовольствие. Чем заканчивается всякое
удовольствие? - очевидно, неудовольствием. То есть отрицательным
рассогласованием, которое ограничивает удовольствие. Удовольствию противостоит
страх перед неудовольствием. Правило, которое относится к рефлекторным
отношениям, это правило удовлетворения, или, если хотите, равновесия, а не
удовольствия. Жизнь есть процесс, и в качестве процесса она заключается в
нарушении равновесия и его восстановлении. Страсть к удовольствию самому по себе
заканчивается выбитыми зубами, то есть отрицательными рассогласованиями. Та
сторона, которую Фрейд называет рассудком, питается рефлекторным страхом, то
есть механизмом торможения, но может питаться стремлением к удовольствию, и
тогда будет работать механизм возбуждения.
Вполне правомерно оспаривать
приписывание я принципа реальности, а оно - удовольствия потому,
что с тем же успехом можно приписать я принцип удовольствия, а оно
- принцип "реальности". И это также будет совершенно верно. Объективно не
существует ни того, ни другого. Существует две стороны рефлекса (понимаемого в
расширительном смысле), и то, какая из сторон будет срабатывать, определяется
обстоятельствами. И я как то, что является "разумным", "рассудочным" -
это всего лишь психологический феномен работы системных рефлекторных схем.
Отрицательный аспект рефлекса - аспект торможения, положительный - возбуждения.
В удовольствии или неудовольствии будут проявляться возбуждение и торможение, и
в каких именно формах - это зависит от обстоятельств. Восприятие имеет
для Я такое же значение, как влечение для Оно. Я олицетворяет то, что можно
назвать разумом и рассудительностью, в противоположность к Оно, содержащему
страсти. Все это соответствует общеизвестным и популярным разграничениям, однако
может считаться верным только для некоторого среднего — или в идеале правильного
— случая.
■Сам Гроддек последовал, вероятно, примеру
Ницше, который часто пользовался этим грамматическим термином для выражения
безличного и, так сказать, при-родно-необходимого в нашем существе.
Большое функциональное значение я выражается в
нормальных условиях ему предоставлена власть над побуждением к движению. По
отношению к Оно Я подобно всаднику, который должен обуздать превосходящую силу
лошади, с той только разницей, что всадник пытается совершить это собственными
силами, Я же силами заимствованными. Это сравнение может быть продолжено.
Как всаднику, если он не хочет расстаться с лошадью, часто остается только вести
ее туда, куда ей хочется, так и Я превращает обыкновенно волю Оно в действие,
как будто бы это было его собственной волей.
Я
складывается и обособляется от Оно, по-видимому, не только под влиянием системы
W, но под действием также другого момента. Собственное тело, и прежде всего
поверхность его, представляет собой место, от которого могут исходить
одновременно как внешние, так и внутренние восприятия. Путем зрения тело
воспринимается как другой объект, но осязанию оно дает двоякого рода ощущения,
одни из которых могут быть очень похожими на внутреннее восприятие. В
данном случае мы имеем дело с общеизвестным, но тем не менее совершенно не
исследованным фактом бифункциональности нервной системы в целом и органов чувств
в частности. Фрейд говорит о коже: можно наблюдать прикосновение к коже и
получать ощущения от прикосновения. Но в самих ощущениях кожи присутствует
двойственность ощущений внешних воздействий и собственно чувств кожи: мы ощущаем
прикосновение и давление. Речь идет, следовательно, о двойственной
направленности работы нервной системы во внешность и во внутрь. Это в
особенности наглядно применительно к зрительному анализатору, в котором
вектор направления взгляда во вне и во внутрь является фактом, который
наблюдается как феноменологически, так и объективно, извне. Нетрудно видеть это
распределение противоположных векторов и их наполненность внешним и внутренним
содержанием. Пустой взгляд во внешность связан с направленностью взгляда
человека на протекающие в нем мыслительные процессы. В этом случае
человеку говорят: "Эй, где ты?!" Очевидно, что человек явно находится где-то в
другом месте. Или: "О чем ты думаешь?!" Взор человека, направленный во внутрь,
как бы освещает внутреннее содержание душевной или мыслительной жизни и
неотделим от неё. Т.о., мы получаем внешний и внутренний взгляд. ощущение такое,
что зрение либо направляется пространственно к точкам раздражения во внешней или
внутренней среде организма, либо же сам направляет свой взор в определенные
точки, обнаруживая в них те или иные данные (раздражения, ощущения, чувства и
т.д. Всякое воспоминание, поиск информации сопровождается соответствующим
направлением взгляда во внутрь тела. Человек как бы наблюдает внутри себя
происходящие процессы и т.о. участвует в них и, возможно, отдается им,
идентифицируя себя с ними.
Этот аспект зрительного анализатора, как вы
все прекрасно знаете, взят на вооружение НЛП. В психофизиологии подробно
описывалось, каким образом собственное тело обособляется из мира восприятий.
Чувство боли, по-видимому, также играет при этом некоторую роль, а способ, каким
при мучительных болезнях человек получает новое знание о своих органах,
является, может быть, типичным способом того, как вообще складывается
представление о своем теле.
Я прежде всего телесно, оно не только поверхностное существо, но даже
является проекцией некоторой поверхности. Если искать анатомическую аналогию,
его скорее всего можно уподобить «мозговому человечку» анатомов, который
находится в мозговой коре как бы вниз головой, простирает пятки вверх, глядит
назад, а на левой стороне, как известно, находится речевая зона. Замечание
о мозговом человечке, находящемся в коре как бы вниз головой и смотрящем назад
существенно не только анатомически, но и феноменологически. В процессах
мыслительной деятельности это проявляется не только анатомически. Наш внутренний
взгляд действительно направлен назад, и разыгрывающиеся картины "своим экраном"
действительно имеют "экран" позади нас. ( Имеет ли к этому отношение
направленность внутреннего взгляда?)
Отношение я
к сознанию обсуждалось часто, однако здесь необходимо вновь описать некоторые
важные факты. Мы привыкли всюду привносить социальную или этическую оценку, и
поэтому нас не удивляет, что игра низших страстей происходит в бессознательном,
но мы заранее уверены в том, что душевные функции тем легче доходят до сознания,
чем выше указанная их оценка. Психоаналитический опыт не оправдывает, однако,
наших ожиданий. С одной стороны, мы имеем доказательства тому, что даже тонкая и
трудная интеллектуальная работа, которая обычно требует напряженного
размышления, может быть совершена бессознательно, не доходя до сознания. Такие
случаи совершенно бесспорны, они происходят, например, в состоянии сна и
выражаются в том, что человек непосредственно после пробуждения находит
разрешение трудной математической или иной задачи, над которой он бился
безрезультатно накануне1.
Однако гораздо большее
недоумение вызывает знакомство с
' Такой факт еще
совсем недавно был сообщен мне как возражение против моего описания «работы
сновидения».
другим фактом. Из наших анализов мы узнаем, что
существуют люди, у которых самокритика и совесть, т. е. бесспорно высокоценные
душевные проявления, оказываются бессознательными и, оставаясь таковыми,
обусловливают важнейшие поступки; то обстоятельство, что сопротивление в анализе
остается бессознательным, не является, следовательно, единственной ситуацией
такого рода. Еще более смущает нас новое наблюдение, приводящее к необходимости,
несмотря на самую тщательную критику, считаться с бессознательным чувством
вины,— факт, который задает новые загадки, в особенности если мы все больше и
больше приходим к убеждению, что бессознательное чувство вины играет в
большинстве неврозов экономически решающую роль и создает сильнейшее препятствие
выздоровлению. Возвращаясь к нашей оценочной шкале, мы должны сказать: не только
наиболее глубокое, но и наиболее высокое в Я может быть бессознательным. Таким
образом, нам как бы демонстрируется то, что раньше было сказано о сознательном
Я, а именно — что оно прежде всего «телесное Я». Выше
речь уже шла о механизме этого рода, и здесь мы хотим подчеркнуть ещё раз эту
сторону дела. С логической стороны сознание и бессознательное суть
противоположности. Не существует чистого сознания, как не существует и чистого
бессознательного. Любые определения сознания есть определения через
бессознательное. Те критерии, из которых сознание исходит, не могут
осознаваться, так как сознание может опираться только на образцы, а то, что
берется в качестве непосредственно данного, суть бессознательное. Но ведь и
обратно. Если мы имеем бессознательные действия, то они оказываются для нас
якобы осознанными, то есть мы думаем, что они осознанны, и мы полагаем, что
знаем их причины, тогда как на самом деле сознание здесь не причем, оно лишь
оправдывает применение, разрядку соответствующих рефлекторных импульсов. Наши
действия, по сути своей являющиеся импульсивными, предстают перед нами как
обладающие смыслом, то есть как осознанные, то есть допускаются благодаря
придаваемому им смыслу к действию. Фокус, т.о., заключается в том, что в этом
случае возникает двойственность между рядом причин сознания, которые никакого
отношения к собственно действию не имеют и которые произвольно приписываются
действиям, тем самым делая возможной их реализацию. Это - один из самых
обыденных фактов нашей жизни.
20.10.07 г.