на главную страницу
визитка
назад
назад карта

Семинары доктора Марцинкевича

Часть восьмая

Фрейд. "Я и ОНО"(ч.1. Сознание и бессознательное)


   Глава вторая

    Только что закончил выступать Феофанов, как слово взяла Заикина. Это было удивительно, потому что ведь специально к теме никто не готовился, никто и не ожидал, что она всплывет. Это значит, что Заикина вместе с Феофановым читала эту статью. И я думаю, читали дружно, без этих фырканий Заикиной, как только она с Феофановым оказываются в обществе   третьих лиц. Разумеется, выйдя к кафедре, она тут же с презрением фыркнула в самое лицо Феофанову, а он заскрипел зубами и начал беззвучно ругаться. Я никак не мог понять их отношений, но тут мне вспомнилась одна старая история, в своё время поразившая меня. У меня дома гараж стоял рядом с гаражом Ивана. Иван - водитель на грузовике. В свободное время он занимался тем, что покупал старую легковушку, доводил её до ума, некоторое время ездил на ней, а потом продавал. Не знаю, насколько это была правда, но мне казалось, что мы с ним приятельствовали. Во всяком случае, отношения у нас были по-видимому самые дружеские. Но стоило к нам подойти кому-нибудь, как он начинал проходиться на мой счет. Я сначала удивился, а потом перестал обращать на это внимание; мол, такой характер. Но позже я от других людей слышал подобного же рода обиды, когда с совершенно   чужими, незнакомыми людьми близкий тебе человек начинает прохаживаться на твой счет. Значит, здесь есть своего рода инстинкт. Вообще там, где есть двое и потом появляется кто-то третий,  это   обстоятельство оказывает влияние на отношения этих двоих.
   В соседней группе есть пара, Умнов и Лида. И я постоянно наблюдаю одну и ту же картину, как Лида науськивает Умнова против кого-нибудь. Правда, Умнов не обращает на её науськивания внимания и останавливает её. Но Лида не унимается. В конце концов её инстинкт науськивания, который она, очевидно, не может не удовлетворять, переполнит чашу терпения Умного, и они разойдутся.
   Об этом же инстинкте говорит Лоренц в "Агрессии" относительно гусынь, науськивающих "своего супруга"- гуся на других гусей. Мне кажется, во всех этих отношениях лежит общее основание.
   Но   в случае науськивания самкой своего самца на других самцов  в этом видится   инстинктивное, природное стремление самки иметь потомство от сильнейшего  (самка остается с победителем); в таком случае мы имеем дело с инстинктом, который находится "в основании" и необходимым образом управляет человеком. А как можно понять поведение Заикиной, которая постоянно на людях "вызывает огонь на себя"? Не связано ли это с тем, что инстинкту основания Феофанова не удается пробиться на поверхность, сделав его половой инстинкт доминирующим, чтобы он увидел, наконец, в Заикиной не только язву, но еще и женщину, то есть чтобы он сам себя почувствовал, наконец, мужчиной. Заикина его провоцирует, а Феофанов то ли никак не может преодолеть себя и превратиться в самца, то ли, и это скорее всего, вообще не понимает, что от него требуется. 
    Или же за её поведением стоит форма всё того же инстинкта науськивания? Во всяком случае, очевидно, что поведение Заикиной инстинктивно направлено на регрессию сознания Феофанова. Бессознательный механизм, который здесь имеет место, заключается в том, чтобы вызвать агрессию со стороны Феофанова на себя, и когда его сознание окажется отключенным,  а он прикоснется к ней, у него сработает сексуальный инстинкт, и агрессия преобразуется непосредственно в сексуальное отношение, сексуальные чувства. А тогда, конечно, и отношения между ними совершенно изменятся, они станут такими, какими и должны быть, с точки зрения Заикиной.
   Хотя, с другой стороны, я думаю, у Заикиной ничего не получится. Не тот материал. Феофанов слишком любопытен и интеллектуален, чтобы женское естество смогло вытеснить в нём эту черту и стать в его жизни на первое место. Мне кажется, Заикина это прекрасно понимает, и её женская стервозность как раз и подстрекает её заниматься "развращением" таких, как Феофанов. Я думаю, ей нужна победа, и Феофанов её интересует лишь до тех пор, пока ходит в непобежденных. В тот момент, когда он, не дай бог, влюбится в Заикину, в тот же самый момент он и перестанет её интересовать, и "станет на всю жизнь несчастным", чего и добивается её ненасытное и, в общем, злобное сердце.

Выступление Заикиной

   Я подумала, что для того, чтобы заниматься Фрейдом, нужно начинать с ключевых понятий, которые определены самим Фрейдом, и, в первую очередь, с понятий сознания и бессознательного потому именно, что существует значительная трудность в понимании бессознательного.
    Я взяла его произведение "Я и ОНО", и начала с первой главы, посвященной сознательному и бессознательному, в которой он дает, по-моему, четкое, насколько это возможно для феноменологических объектов, определение понятий сознательного, пред- или подсознательного и бессознательного.
   Понятно стремление Фрейда к пространственному, топическому представлению душевной жизни, однако вся беда в том, что сам феноменологический материал этому решительно сопротивляется, и, тем не менее, инстинкт такой топики, я полагаю, знаком каждому. Я думаю, однако, что эта топика определяется рефлексами субъектов, поскольку рефлексы, или их коды, или их схемы являются материальной структурой   и этим и объясняется это ощущение топики. Но меняются рефлексы, меняется и топика. Словом, дело это довольно мутное.
   Я в своей работе исходила из следующих принципов: 1. то, что я делаю, я это делаю для себя, для моего собственного понимания. 2. По ходу чтения текста у меня возникали мысли, которые я записывала. Этот симбиоз текста первой главы и моих мыслей, возникавших по ходу чтения текста, я и предлагаю вашему вниманию.
   Мой собственный текст идет слитно с тексом Фрейда и выделяется красным цветом.

    "Я не собираюсь сказать в этом вводном отрывке что-либо новое и не могу избежать повторения того, что неоднократно высказывалось раньше.
    Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и подвергнуть научному исследованию часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может считать сознательное сущностью психического, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединяться или не присоединяться к другим его качествам.
    Если бы я мог рассчитывать, что эта книга будет прочтена всеми интересующимися психологией, то я был бы готов и к тому, что уже на этом месте часть читателей остановится и не последует далее, ибо здесь первый шибболет1 психоанализа. Для большинства философски образованных людей идея психического, которое одновременно не было бы сознательным, до такой степени непонятна, что представляется им абсурдной и несовместимой с простой логикой.
   Это происходит, полагаю я, оттого, что они никогда не изучали


    1 По поводу этого слова у Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона читаем: «Шибболет (евр. «колос», Кн. Судей, XII, 6). По произношению этого слова жители галаадские во время междоусобной войны с ефремлянами при Иеффае узнавали ефремлян при переправе их через Иордан и убивали их. Ефремляне произносили это слово «сиб-болет»: это была особенность их диалекта» (Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, т. XXXIXa (78), с. 551). В переносном смысле означает «особенность», «отличие».— Примеч. ред. перевода.

    относящихся сюда феноменов гипноза и сновидений, которые, не говоря уже о всей области патологических явлений — требуют такого понимания. Однако их психология сознания не способна и разрешить проблемы сновидения и гипноза.
   Быть сознательным — это прежде всего чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным для него является то, что состояние осознанности быстро проходит; представление, в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период, мы не знаем; можно сказать, что оно было латентным, подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает с латентным или потенциально сознательным.
Правда, философы возразили бы нам: нет, термин «бессознательное;» не может здесь использоваться; пока представление находилось в латентном состоянии, оно вообще не было психическим. Но если бы уже в этом месте мы стали возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах.
   
   Это важный образ. Действительно, отсюда мы легко можем перейти к понятию сил, которыми обладают все скрывающиеся за действиями сознания вещи. Здесь снова нам приходит на ум идея У Джемса об отношении познающего и познаваемого и   деление полушарий   на объясняющее и непосредственно себя проявляющее.
    Отсюда, хотим мы этого или не хотим, но мы должны  исходить  зеркальной морфологической противоположности в строении нервной системы. В этом случае нам становится понятным, к.о. нечто является сознанию или становится предметом сознания. Все управление в нервной системе характеризуется тем, что, в том числе и внутри механизмов нервной системы, налицо этого рода двойственность, заключающаяся в принципе "объект и его мишень" или химизм клеток, например, эндорфиновых, и рецепторов, их воспринимающих. То есть принцип работы нервной системы состоит в том, что ею вырабатываются, строются  на разных её уровнях объекты и то, что их воспринимает.
   Тогда становится понятно, каким образом то, что принадлежит бессознательному, то есть то, что в существующем отношении выступает в качестве объекта,  становится объектом сознания, то есть принадлежащим тому, что воспринимает.
   Для того, чтобы нечто стало объектом сознания, необходимо, чтобы между объясняющим элементом и самим элементом-объектом была установлена связь; одна сторона отражает воздействия другой: "специфической активизацией рецепторов сознания обеспечивается отбор соответствующих раздражителей", а раздражители, в свою очередь, вызывают соответствующую активизацию "рецепторов" сознания.
    Но с какой стати связь "между медиатором и его мишенью" будет устанавливаться?
   Ниже Фрейд говорит о динамике отношений между сознанием и бессознательным, а эта динамика представляет собой не что иное, как жизненный процесс, или жизнь. Т.о., должна быть введена категория жизни для понимания психофизиологических процессов, и, в то же самое время, изучая эти процессы, мы получаем возможность изучать жизнь. Я думаю, что в качестве исходной точки, в качестве основания всех процессов мы должны исходить из идеи  жизни, проявляющей себя в работе созданных ею механизмов.

    К термину или понятию бессознательного мы пришли другим путем, путем переработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика.   
    Но что такое "душевная" динамика? Должны ли мы рассматривать её как нечто первичное? Или же мы должны рассматривать её как форму проявления жизненных сил? Разумеется, само по себе понятие "жизненная сила" ничуть не лучше "душевного движения", но оно является более "алхимическим" и требует искать неизвестные жизненные силы здесь, на земле, а не на небе. А если так, то душевные движения должны рассматриваться как проявление жизненных сил, что требует видеть в душевных движениях не первичное, а вторичное, искать существующие формы механизмов, реакции которых на протекающий жизненный процесс порождают соответствующие душевные движения.
   
Мы узнали, т. е. вынуждены были признать, что существуют весьма сильные душевные процессы или представления,— здесь прежде всего приходится иметь дело с некоторым количественным, т. е. экономическим, моментом,— которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие последствия, которые могут быть осознаны опять-таки как представления, хотя сами в действительности не являются сознательными.
   1.Нечто, осознанное в качестве представления, хотя представлением не является - кажется, так это можно понять. Действительно, если мы имеем дело с какими-то рефлекторными схемами, то они сами по себе представлениями не являются, но они могут быть осознанны в форме представлений. Если понимать дело т.о., то получается, что ощущения, представления и др. феноменологические объекты суть объекты сознания, отражающего в специфической феноменологической форме  рефлекторные схемы. И только феноменологические объекты могут быть объектами духовной жизни.

   1.1 Однако, давайте попробуем подойти к этому вопросу - вопросу, связанному с формированием рефлекса как определенной схемы, исторически. В таком случае мы должны обратиться к ситуации. когда рефлекс еще не сформирован. В этом случае мы будем иметь, во-первых, какую-то текущую ситуацию, которая воспринимается и образ которой существует в качестве фона реальности субъекта ли, если это человек, либо животного.
   Это ситуация фоновая. Что значит фон? Фон - это отражение реальности, такое, что субъект может наложить фон на реальность, и их точки совпадут. Другими словами, субъект может отождествить фон с реальностью. В этом смысле фон - это система оправданных ожиданий от точек поля реальности субъекта.
   Этим определяется возможность бессознательного, рефлекторного реагирования на раздражители фона.
   Затем, в этой фоновой ситуации возникают изменения, которые включают ориентировочную реакцию субъекта и, соответственно, делают положенной воспринимающую форму деятельности. Возникает процесс формирования рефлекса на изменение в ситуации, который характеризуется той или иной формой, или, если хотите, мерой осознания. По мере того, как процесс отражения исчерпывает себя, отношения переворачиваются, и начинает функционировать рефлекс. В этом последнем случае  сознание из познающего превращается в сознание действующее, а это, очевидно, разные вещи и разные структуры деятельности. Что является результатом деятельности сознания познающего? - знание. Что является основанием сознания действующего? - знание. Но знание познающего сознания является результатом, тогда как знание действующего сознания является орудием, схемой, определяющей структуру его действия. Поскольку сознание действующее опирается на знание как результат деятельности сознания познающего, оно относительно этого знания выступает как вещь бессознательная. Действия сознания, опирающегося на знание, представляет собой программное действие, и уровень сознания здесь определяется потребностями работы с программой, и не более того. Когда же мы переходим к стереотипическим действиям, то есть когда программа начинает выполняться механически, то функции сознания и вовсе минимизируются до каких-то относительно немногих контролирующих точек. А это уже рефлекторная схема, по сути своей вещь бессознательная, которая функционирует на основе пусковых раздражителей и выступает вследствие этого в качестве внешней, независящей от субъекта силы.
   На рис. 1 представлена схема соотношения положенной и снятой сторон противоположности, в данном случае противоположности текущей ситуации и её фона. Согласно схемы, происходит постоянное сравнение реальной ситуации с фоном. Если ожидания, определяемые фоном, оправдываются текущей ситуацией, то есть текущая ситуация соответствует фону, то фон остается положенным, и протекающие в его сфере процессы, обеспечивающие отношения с текущей ситуацией, являются рефлекторными и бессознательными либо предсознательными. Т.о., наряду с центральным процессом отношений с внешней средой, который обусловлен сферой, на которую направлен фокус сознания, параллельно протекают бессознательные и предсознательные процессы, в том числе бессознательные ощущения, чувства, мысли.
   Предсознательные процессы представляют собой не что иное, как количественные характеристики снятых раздражений фона, которые, возрастая, постепенно выходят из зоны фона, испытывая при этом затормаживающее воздействие положенной деятельности, находящейся в фокусе сознания, силой которой определяется порог,  при котором система опрокидывается, и элементы, не соответствующие фону, входят в фокус сознания. В этом последнем случае положенной становится ситуация,  и начинаются процессы  формирования отражения нового, которое затем включается в фон. 
   Фон, т.о., может быть представлен как сложная система, которая на периферии имеет наиболее постоянные рефлекторные схемы, и чем ближе к центру, тем более сильный сознательный компонент они содержат, так что в центре фона мы получаем "бессознательное сознание", под которым понимается такое сознание, которое оперирует известными схемами по известным законам. В этой сфере определяющими являются законы  формального мышления, пользующегося в своей деятельности готовыми схемами.
   Рис. 1 показывает, что в случае, когда обнаруживается несоответствие текущей ситуации фону, система опрокидывается, положенной становится текущая ситуация, и рефлекторный процесс замещается процессом формирования новых фоновых схем, удовлетворяющих изменениям, произошедшим в ситуации.

   Т.о. получается, что рефлекс, механика заслоняет собой "живую жизнь", живое восприятие.
   Итак, выше представлен процесс формирования рефлекторной схемы. Теперь перед нами возникает задача обеспечения противоположного процесса, процесса перехода от рефлекторной схемы к тем обстоятельствам, на основе которых он был сформирован. Рефлекс есть автоматизм. Обратный процесс - это деавтоматизация рефлекторной схемы и возвращение назад, на уровень мышления, её обусловившего. Как, к.о. осуществляется этот процесс? Очевидно, что если рефлекс формируется в актуальной среде, то процесс его деавтоматизации осуществляется в среде виртуальной (идеальной). В этом случае во времени мы идем не вперед, а вспять, и мы не можем не идти последовательно, потому что если мы захотим перескочить через какие-то фазы, мы оставим за собой разрыв, который не позволит нам двигаться из настоящего в прошлое, у нас просто не будет для этого пути. Представьте себе, что если мы в процессе формирования рефлекторной схемы (термин "рефлекторная схема" всюду понимается в расширительном смысле) прошли путь абсде, а затем сформировали переход сба, то этого нам совершенно недостаточно, потому что у нас нет переходов едс. И хотим мы этого, или не хотим, но нам придется возвращаться в начало (точнее, в конец процесса), потому что не существует иного пути связать прошлое с настоящим.
   Значит, какую вещь мы получаем? Процесс в реальности характеризуется единством процессов отражения и действия. Этот процесс соответствует поступательному течению времени. Все те новые рефлексы, которые мы формируем, заслоняют собой собственно содержательные и мыслительные процессы, связанные с отражением, которое является основой любой рефлекторной схемы. Т.о. нашей реальностью становятся рефлекторные схемы, которые от нас уже не зависят, но, напротив, под законы действия которых мы подпадаем. Человек, т.о., оказывается заложником своих собственных рефлексов. Он превращается в рефлекторное существо.
    Для того, чтобы человек оставался существом по преимуществу мыслящим, необходимо, чтобы процесс чувственно-практический дополнялся процессом мыслительным, который заключается в том, чтобы сделать предметом своего рассмотрения уже не реальность, а  знание, которым определяется структура рефлексов.
    Взаимодействие с внешней средой  представляет собой диалектику процессов отражения и процессов действия. Процессы отражения преследуют ответ на вопросы "что это?" или "как это можно сделать", тогда как процессы действия преследуют достижение практических результатов. Т.о., процесс отражения - это поиски путей к получению результатов, процесс действия - это практический процесс, направленный на получение самих результатов; Но процесс действия преобразует осознанное знание в стереотипный процесс. Поэтому стереотипный процесс должен быть, в свою очередь, сделан объектом рассмотрения мышления. Благодаря этому непроизвольный стереотипный процесс преобразуется в процесс произвольный как форму единства мышления и действия.
   Что является средством деавтоматизации рефлекторных схем в обыденной жизни? - разговор, обсуждения, ведущие к рационализации проблемы. (См. "Этюды об истерии" Фрейда и Бауэра)
   2. Здесь есть еще одно, а именно, вопрос об отношении между духовной и душевной жизнью. Иногда эти понятия в феноменологической реальности субъекта выступают в качестве тождественных, иногда - в качестве противопоставляемых друг другу. Я полагаю, что это - противоположности.
    Действительно, душевная жизнь представляет собой "переживания сердца", что предполагает включенность и вовлеченность субъекта в переживаемые им события; во всяком случае, субъект себя от них не отделяет. Реакция субъекта в этом случае "сердечная" и является реакцией на "душевные переживания", на душевную работу. Основная характеристика здесь - отождествление себя с событиями и переживание происходящего как относящегося к субъекту лично. Душевная жизнь имеет ввиду переживание реальности чувством и отражает субъективные свойства, субъективные состояния объекта
   Духовная жизнь и духовное  отношение имеет ввиду объективированность по отношению к событиям, позицию наблюдения и рациональную переработку материалов наблюдения. Духовное отношение отражает объективные свойства объекта.
   Т.о., душевная жизнь направлена на отражение субъективной составляющей объектов, духовная жизнь - на отражение их объективной составляющей.
   "Аргументами" душевной жизни являются переживаемые субъектом импульсы, и их (аргументов) сила определяется силой импульсов. Аргументами духовной жизни являются понятия, и их сила определяется выгодой, целесообразностью и пр.
   Так как душевное и духовное отношения мной рассматриваются как противоположности, то отношения между ними описываются отношением противоположностей, то есть либо отношением их соответствия друг другу, либо противоречия со всеми сопровождающими эти отношения особенностями, а также понятиями положенной и снятой стороны противоположности и соотносительных количественных характеристик каждой из сторон.
   3. Речь идет, следовательно, о явлении в душевной жизни того, что в сознательной жизни выступает в форме восприятий, представлений и т.п. Как всё это может выглядеть? Самое первое представление, которое возникает в связи с этим, состоит в том, что то же самое представление, которое есть в сознании, оно где-то там прячется для того, чтобы затем быть оттуда извлеченным в той же самой форме. Однако уже У. Джемс говорит о том, что всякий акт сознания есть отдельный, самостоятельный процесс, и то представление, которое в нем повторяется, это не то же самое представление, но результат другого процесса сознания, на который, однако, несомненно, влияют результаты предыдущих процессов. Вы посмотрели направо, вы видите цветок. Вы отвернулись. Цветок исчез. Вы снова посмотрели направо, и снова увидели цветок. Но то, что вы увидели, это получено вами посредством уже другого процесса отражения. Примерно то же самое происходит, когда мы имеем дело с процессами душевной жизни. Вы видите на экране монитора слова. Но эти слова в том виде, в котором мы их видим на экране, в компьютере представляют собой наборы цифровых кодов.
   
Нет необходимости подробно повторять то, о чем уже часто говорилось. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов.  
    Положение является важнейшим, и вот в каком смысле: в системах противоположности одна сторона противоположности определяется через другую и находит в ней свою опору. Структура любого сознательного акта заключается в том, что она на что-то, что является её основанием, опирается. Другими словами, сознание осознает одну сторону противоположности при посредстве другой, которая не осознается, но которая выступает в качестве основания (средства, орудия) осознания. Ведь мы познаем что-то при помощи чего-то. Не осознается то, при помощи чего мы осознаем другое. Значение и смысл познаваемого определяется через основания, на которое сознание опирается, но сами эти основания не осознаются, потому что они представляют собой рефлексы как таковые. А рефлекс, который осознается, перестает быть рефлексом.
   (В этом, кстати говоря, и заключается тайна лечебного метода Фрейда. Рефлекс, до тех пор, пока он не осознан, является независящим от человека механизмом, который по отношению к человеку носит насильственный характер. Рефлекс, по отношению к которому "применено" сознание с его ориентировочным рефлексом, превращается в осмышленное (осмысленное) знание и перестает иметь для человека силу непроизвольности, закона, так как в этом случае происходит объективизация, и  рефлекс разрушается ("анекдот: сороконожка, которая однажды задумалась о том, как она ходит, разучилась ходить"). И в этом случае по отношению к т.о. полученному знанию должно быть формировано произвольное действие, доведенное до уровня привычки.
    Вообще всякое осознание чего-то приводит непосредственно к тому, что человек оказывается неспособен непосредственно, непроизвольно действовать. На место непроизвольного действия должно быть поставлено произвольное, которое еще нужно суметь, в свою очередь найти, познать. Пожалуй, именно в этом заключается принципиальное отличие человека от других животных: его законом в качестве  следствия осмышления реальности  становится  закон создания  орудий, средств действия, и при этом так же и сам человек для самого себя становится орудием реализации его целей.
 Итак, , отношения между знанием и рефлексом носят антагонистический характер. Исходя из этого, приходим к пониманию, почему наши интеллигенты умеют рассуждать, и не умеют ничего делать - их рассуждение доходит всего лишь до знания, но от знания не возвращается к действию, а наши дуры - интеллигентки всё высчитывают, когда наступит момент, когда они от карьеры перейдут к детям, и в результате - карьера есть, а детей - нет. Всё это сводится к тезису Васисуалия Лоханкина о сермяжной истине, поскольку интеллигент сермяжную истину потерял, а до интеллектуальной истины не добрался.)
   Чем характеризуется деятельность сознания: фокусом внимания на объекте (цели) действия. В процессе своего действия сознание использует всевозможные средства, которые оно знает. То, что оно делает, оно осознает, то, при помощи чего оно делает, оно знает.
   Здесь   имеет место соотношение между эффекторикой и аффекторикой. Сознание, которое действует, реализуя цели, ориентируется при посредстве аффекторики, но действует при посредстве эффекторики, а эффекторика в процессе закрепления  рефлексов  сначала постепенно  сужается до проприорецепции, а затем до схем стереотипии, запускаемых какими-то простейшими пусковыми стимулами. Эффекторика - другая сторона аффекторики и привязана так или иначе к ней, однако сама по себе она идет вне аффекторики, аффекторика снята, выполняет пусковые функции  и, т.о.,  ОИР в стереотипе минимизируется.
   Вы чувствуете, в чем здесь разница? Одно дело, когда вы посредством ОИР воспринимаете реальность, определяя её значения. Это - деятельность сознания. Как видим, в чем она заключается? - в определениях значений реальности; отнюдь не в действиях, хотя они и совершаются. Целью сознания является не действие, не результат действия сам по себе, а отражение. Что выступает в (инструментальном) рефлексе в качестве неосознаваемых, автоматических вещей? - аффекторика которая выступает в качестве входа рефлекторной схемы, то есть в качестве условного раздражителя, который разряжается соответствующим действием на основе возбуждения эффекторных (моторных) кодов. Чем различается в этом отношении ориентировочная деятельность сознания  и рефлекторное действие? Тем, что в хорошо закрепленном рефлексе акцептор вырождается, минимизируется до  образа пускового стимула, и, соответственно, минимизируется ориентировочная реакция, обеспечивающая узнавание пускового стимула. В случае положенности отражающего сознания, напротив, в конечном счете минимизируются, вырождаются действия и получается развернутый код акцептора-эффектора  АЭ.
     Представьте себе внешнюю среду с множеством её раздражителей, которые воспринимаются. Это - одна сторона. Другая сторона заключается в том, что для того, чтобы могла быть обеспечена реакция,  система отражения должна содержать в себе   возможные актуализированные акцепторные коды. Актуализированный код "узнает" в падающем на него извне раздражителе самого себя, и запускает соответствующую ему моторную реакцию. Иначе можно сказать, что, в зависимости от степени актуализированности (возбуждения) акцептора доминирующей системы акцептор возбуждается падающими на него раздражителями тем легче и требует тем меньшего их соответствия ему, чем больше он возбужден. Это - рефлекторная схема.
   А теперь представьте себе иную ситуацию: раздражитель падает, но для него не находится соответствующего акцептора. В этом случае возникает совершенно иная задача - задача создания соответствующего акцептора-эффектора АЭ, то есть задача отражения свойств соответствующей реальности. Очевидно, что это- два противоположные процесса, и деятельность отражающего сознания необходима для создания кода акцептора-эффектора (АЭ).
    Уже был представлен образ деятельности сознания в виде, т.ск.,   зрительного поля, в фокусе которого находится собственно деятельность сознания, от фокуса идет фон всё дальше к периферии. Т.о., в этом образе изначально имеем место противоположность точек отсчета: фокус сознания как фокус отражательной деятельности - восприятия, мышления и пр., с одной стороны, и полюс фона, в котором основная точка принадлежит дальней периферии, отражающей наиболее древние рефлекторные схемы, и чем ближе к центру, тем более современными, текущими они являются. В этом случае получается так, что либо сознание опирается на деятельность, на рефлекторные схемы, либо рефлекторные схемы опираются на сознание.  В первом случае мы имеем сознательную деятельность, во втором случае - бессознательную.
   С этой точки зрения оказывается, что сознательное и бессознательное - это два противоположные модуса одной и той же структуры.
   Но кажется, что сознание, для того, чтобы быть снятым, раньше должно быть положено, потому что в противном случае, как представляется, мы бы имели "просто рефлекс". Вот в этой точке мы во всяком случае должны  остановиться и не рассматривать сознание как что-то, что представляется чем-то более высоким, чем ощущение. На деле между этими двумя сторонами должно быть соответствие подобно тому, как имеет место соответствие между медиатором и рецептором. Другими словами, изначально сознание принадлежит к части воспринимающей, сознание - это, фигурно выражаясь, "развитая форма рецептора".
   Обратите внимание на человека, лежащего на операционном столе с раскрытым черепом. Возбуждают моторную часть - возникает движение, например, сгибание ноги. Дотрагиваются к сенсорной части - и человек испытывает ощущение в соответствующей области тела, хоть в той же ноге. Получается так, что для природы всё равно - обеспечивать движение или ощущение. А человеку ощущение представляется чудом. А здесь, кажется, вот он, этот механизм, чего проще, какие тут тайны?! Ну, вот кажется так.
   Что такое ощущение для сознания? - это, пусть утрированно, и, тем не менее, из того же ряда,  что медиатор и его мишени. Но так мы прямым ходом спустились к механицизму. А такого прямого перехода между противоположностями не существует. Его вообще нет. Есть соответствия между, т.ск., субъективными аспектами и их механическими реализациями, но нигде одно не сводится к другому.   

   Фрейд,  в качестве психоаналитика, так или иначе, а имел дело с больными людьми и преследовал лечебные цели. Мы исследуем структуру психики людей, которые относятся к "нормальным". Приведенная схема со всей очевидностью ставит границы и выявляет соотношение между сознательной и бессознательной деятельностью, причем, представляется, что первичной является бессознательная деятельность, тогда как сознание является лишь узкой её полоской. Это утверждение связано уже с тем, что человеческая жизнь представляет собой  разворачивающуюся программу, которая от человека никоим образом не зависит. Откуда он пришел и куда уйдет, и зачем он пришел, для чего, для каких целей - все эти вещи он может пытаться познавать. А может и просто жить. Бессознательное принадлежит программе жизни, тем системам рефлексов, которые ведут человека по жизни. Это - человеческая природная реальность, которую человек может пытаться познавать. Та же сфера, которую человек рассматривает в качестве сознательной, представляет собой  узкую полоску отношений человека в "здесь и теперь", в его отношениях с внешней средой, призванных обеспечивать его выживание в ней.    

   
Эта теория оказывается неопровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую силу и довести соответствующие представления до сознания.   
    Другими словами, Фрейд говорит о том, что психоанализ обладает средствами, которые позволяют сделать неявную силу явной, то есть силу, которая была вытеснена, вернуть в фокус сознания. Сам этот метод является психологическим, словесным. Существенное место в нем занимает метод свободных ассоциаций, существо которого заключается в отделении контролирующей функции сознания от его потока.
   Отделение контролирующей функции сознания от потока сознания преобразует контролирующую функцию сознания в наблюдающую функцию.
   В частности, в чем может проявлять себя контролирующая функция сознания - в том, что, воспроизводя какое-то событие, вы тут же, непосредственно характеризуете его: "Ах, ты сволочь!", "Я еще раз хочу поехать туда" и т.п. В результате этого вы с вашим я оказываетесь погружены в ситуацию, заново переживаете её, заново расстраиваетесь или радуетесь. Повторение этих кругов ведет к закреплению соответствующих схем. Чем больше и чаще вы непосредственно переживаете произошедшие с вами события, тем более обостряется ваше ощущение их. В конечном счете возникает круг, из которого вы оказываетесь не в состоянии вырваться. На этом фоне возникают фобии, истерии и пр. Что представляет сама по себе такого рода схема, как её можно назвать? Вы сами себя "заводите", и потому уже не можете остановиться. Вы чего-то испугались в темноте. Повторные переживания испуга ведут к генерализации возникшего ощущения, и вы будете искать подходящие раздражители для возбуждения этого чувства, которое, однажды образовавшись, будет требовать своего повторения. 
    Сама по себе такая рефлекторная схема носит охранительный характер, направленный на избегание травмирующих воздействий, и она оказывается на своем месте относительно травмирующих ситуаций. Однако всякое нарушение меры ведет к искажениям в поведении, которые называются нервными расстройствами.
   Отделение контролирующей функции сознания от событий тем самым объективирует (что значит - "объективирует" - значит отделяет) субъекта от ситуации. Субъект начинает рассматривать и ситуацию, и себя в ней как то, что "происходит как будто бы не с ним", что - то в роде того, что он смотрит кино. Если контролирующую функцию сознания можно рассматривать как болевой рецептор, а событие - как медиатор, его раздражающий, поскольку речь ведь идет о субъективном воспроизведении события, а не об актуальном травмирующем событии, которое  можно рассматривать как импульс от болевого рецептора, то блокирующее действие на контролирующую функцию сознания и преобразование его функции в наблюдающую можно рассматривать как аналогию действия эндорфинсодержащих  клеток, имеющих синапсы на болевых нейронах "сознания", благодаря чему "вы продолжаете чувствовать боль, но она вас больше не беспокоит", благодаря чему у вас появляется возможность снять ту генерализацию с травмирующего события, которая имела в своём основании контролирующую функцию сознания.
   Но это, опять-таки, одна сторона дела, та, которой создаются условия для объективного восприятия события. Вторая сторона дела связана с его рационализацией, с рассуждением о нём, которое должно привести к чувству понимания события и переживанию в связи с этим чувства катарсиса. Т.о.,  если "эндорфинный" этап  выполняет функции обезболивания, анестетика, то вторая, рационализирующая часть выполняет функции "операции", посредством которой разрушается образовавшийся рефлекторный круг на основе формирования понятия события, что соответствует формированию его отражения и с чем и связано переживание чувства катарсиса, объединяющего в единую схему духовный и чувственный компоненты отражения.
   
Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживающая его, ощущается нами во время нашей психоаналитической работы как сопротивление.
    Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть два вида бессознательного: латентное, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Латентное бессознательное, являющееся бессознательным только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознательным; термин «бессознательное» мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: «сознательное» (bw), «предсознательное» (vbw) и «бессознательное» (ubw)1, смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (Vbw) предполагается нами стоящим гораздо ближе к сознательному (Bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (Ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и латентное предсознательное (Vbw). <...>
    Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами: bw, vbw и ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существуют два вида бессознательного, в динамическом же только один. В некоторых случаях, когда изложение преследует особые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, совершенно необходимо. <...>
    В дальнейшем ходе психоаналитической работы выясняется, однако, что и эти различия оказываются недостаточными, практически неудовлетворительными. Из ряда положений, служащих тому доказательством, приведем решающее. Мы создали себе представление о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, оно господствует над побуждениями к движению, т. е. к разрядке возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы, которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений.  
    Фрейд говорит здесь о я как "о связной организации душевных процессов" И тут же хотелось бы задать вопрос: "а чем обусловливается эта "связная организация"? Фрейд говорит: "оно (я) господствует над побуждениями к движению, то есть разрядке возбуждений во внешний мир". Я контролирует все частные процессы и я же обусловливаются процессы вытеснения. Вообще в психологии принято субъективные, феноменологические категории определять через их функции, превращая их тем самым в некие частные  механизмы. В частности, одним из наиболее ярких представителей в этом отношении является, может быть, П.Я. Гальперин. С этого же рода подходом мы столкнулись и в настоящем случае. Однако я по самой своей сути есть  феноменологическая, субъективная категория, которая представляет собой переживание человеком самого себя. Возьмите человека за руку. Что он вам скажет? - "Это моя рука" Но что он вам еще скажет? - что "моя рука - это я". Любая часть меня есть я. Мое тело есть я. Я не могу, не способен отделить себя от моего тела. Если я потеряю руку, меня станет меньше. В процессе жизни я теряю множество качеств, и я становлюсь всё меньше и меньше. Если я приобретаю новые качества, то меня становится больше.
   
Из этого Я исходит также вытеснение, благодаря которому известные душевные побуждения подлежат исключению не только из сознания, но также из других областей влияний и действий. Это устранение путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, которое Я оказывает попыткам приблизиться к вытесненному. Во время анализа мы наблюдаем, как больной, если ему ставятся известные задачи, испытывает затруднения; его ассоциации прекращаются, как только они должны приблизиться к

    1 bw — сокр. от bewufit (сознательное), vbw — от vorbewufit (предсознательное), ubw — unbewuBt (бессознательное). Заглавная и строчная буквы в начале всех аббревиатур означают, что последние обозначают соответственно существительное (или субстантивированное прилагательное) и прилагательное. Например, Bw и bw — сознание и сознательное, Ubw и ubw — бессознательное (субстан, прилаг.) и бессознательное (прилаг.).— Примеч. ред. перевода.

    вытесненному. Тогда мы говорим ему, что он находится во власти сопротивления, но сам он ничего о нем не знает, и даже в том случае, когда, на основании чувства неудовольствия, он должен догадываться, что в нем действует какое-то сопротивление, он все же не умеет ни назвать, ни указать его. Но так как сопротивление, несомненно, исходит из его Я и принадлежит последнему, то мы оказываемся в неожиданном положении.
   Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознательно и проявляется подобно вытесненному, т. е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание, и для осознания чего требуется особая работа. Следствием такого наблюдения для психоаналитической практики является то, что мы попадаем в бесконечное множество затруднений и неясностей, если только хотим придерживаться привычных способов выражения, например если хотим свести явление невроза к конфликту между сознанием и бессознательным. Исходя из нашей теории структурных отношений душевной жизни, мы должны такое противопоставление заменить другим, а именно связному Я противопоставить отколовшееся от него вытесненное.
    Однако следствия из нашего понимания бессознательного еще более значительны. Знакомство с динамикой внесло первую поправку, структурная теория вносит вторую. Мы приходим к выводу, что Ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, насколько важная часть) может быть бессознательной и без всякого сомнения и является таковой.   Выше, говоря о я, мы рассматривали я как объект. Мы говорили об отождествлении я субъекта с его телом. И, поскольку я отождествляет себя со своим телом, оно тем самым отождествляет себя со своими инстинктами и является как страдательным, так и непроизвольно активным. Поскольку оно отождествило себя со своим телом, оно становится бессознательным в том смысле, что оказывается зависимо от инстинктов тела, и является страдательным, поскольку его деятельность в этом случае направлена на удовлетворение инстинктов, а его  разум оказывается разумом инстинктов. Но так как инстинкты разумны только в собственной своей части, а не в целом, то жизнь субъекта оказывается страдательной вследствие того, что инстинкты бросают его из одного противоречия в другое. И в силу того, что процесс его жизнедеятельности оказывается тождественным инстинктивным её программам, он является по сути своей бессознательным в том смысле, что он осознает только импульсы - активные и страдательные - своего тела.
   Но, конечно, мы видим, что также и в этом случае я выступает в качестве воспринимающего объекта.
   Я отождествляет себя не только со своим телом. Вспомним У. Джемса, согласно которому я способно отождествлять себя с другими объектами вне его. Но также я способно отождествлять себя с сознанием, а также с различными частями сознания. И получается так, что я, с одной стороны, выполняет объясняющие функции, с другой - оно выступает в качестве непосредственно страдательной, воспринимающей, но также и действующей вещи. Отсюда получаем, что я представляет собой в конечном  "синтетический принцип противоположных сторон нервной системы"
И это бессознательное в Я не есть латентное в смысле предсознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без осознания и само осознание не представляло бы столько трудностей. Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного Ubw, то нам приходится признать, что свойство бессознательности теряет для нас свое значение. Оно становится многозначным качеством, не позволяющим широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее нужно остерегаться пренебрегать им, так как в конце концов свойство бессознательности или сознательности является единственным лучом света во тьме глубинной психологии."

   Выступление Заикиной отредактировано для сайта мной 17.10.07 г.