на главную страницу
визитка
назад
назад карта
О роли "подопытного кролика". Чего не хватает медикам. Заговор Феофанова и Заикиной и к каким последствиям он привел. Скука из-за обратных связей и неудовлетворенного эгоизма. О том, как правое полушарие подглядывало за левым . Ильвина Александрова. О чем говорили. Заключительное слово доктора.
Доктор Марцинкевич закончил, наконец, с инструкциями, которые он давал
Феофанову и Заикиной по поводу того, в каком порядке они должны проводить опыт и
какие вопросы задавать пациенту. Предупредив остальных присутствующих, что они
во время опыта должны вести себя так, как будто их нет, доктор отправил гонцов
за "подопытным кроликом", за Ильвиной Александровной.
По правде сказать, мне все эти опыты ужасно не нравятся, хотя я и не могу не
признать, что они полезны в познавательном отношении, и даже нужны "в смысле
прогресса" Всё это так. Я замечаю, что большинство медиков, по моему мнению,
очень быстро что-то теряют в смысле определенного свойства души, что ли, как
будто само звание медика даёт им право не обладать им. Свойства души, которое не
позволяет обыкновенному человеку совершать определенные вещи. Но от того, что ты
назвался медиком, ты не перестал быть всего лишь человеком, и если обычного
человека запреты защищают от срабатывания врожденных инстинктов, то медик,
освобожденный от запретов, как раз обычно и подсаживается на их иглу. И вот
тогда и возникает это ощущение, что когда говоришь с медиком, что у него чего-то
не хватает, что он чего-то не понимает. Место понимания у него занял ум. Но ведь
ум – это не та вещь, которая способна что бы то ни было понять. Ум – всего лишь
машина. Мне потому и не нравятся практикуемые над пациентами эксперименты, что
они вредны не только и, может быть, не столько для самих пациентов, сколько для
присутствующих, потому что действительно невольно начинаешь чувствовать пациента
именно в качестве подопытного кролика, над которым допустимо делать всё, что
угодно. И, соответственно, возникает этакое самомнение, чувство собственной
важности. Что-то убывает во время этих опытов от человеческих душ и замещается
фикциями ума.. Тем не менее, "а как же иначе", и невольно эти обстоятельства
начинаешь относить к издержкам профессии.
Мы видим, как Заикина и Феофанов о чем-то шушукаются, и вслед за шушуканьем
раздается голос Заикиной:: "Доктор - говорит Заикина, обращаясь к доктору. -
ведь мы поступаем неправильно. Прежде, чем проводить опыты над пациентами,
следует провести опыт над интактным человеческим мозгом, а ну вдруг как
окажется, что он поведёт себя также, как расщепленный мозг пациента. Ведь нам же
нужен образец, представляющий норму, а в противном случае нам просто не с чем
будет сравнивать. И ещё хотелось бы узнать логику протекания процессов у
интактного и расщепленного мозга"
Голова доктора благосклонно кивает: "Ну, что же, вот мы сейчас всё обо всём
и узнаем. Узнаем то, чего, может быть, никто не знает. Что касается логики
процесса, то пусть нам поведает о нём... Зайцев у нас большой лектор, вот он нам
сейчас и расскажет"
Зайцев поднимается: "О какой логике? - спрашивает он - я
имею ввиду ввиду - интактного или расщепленного мозга?" -"Голубчик, если вас не
затруднит, давайте логику обоих, только покороче" - ухмыляется доктор.
Зайцев морщит лоб, смотрит в потолок и начинает:"Допустим, человек в норме.
Подается образ чашки в левое полушарие. Правое полушарие его не видит. Нет, не
так, подадим в левое полушарие не образ чашки, а образ голой женщины для того,
чтобы иметь возможность фиксировать также и эмоциональную составляющую. Общий
вопрос:"Что вы видите?" - и левое полушарие гундит: "Женщина без одежды,
такая-то поза и т.д". То есть без всяких эмоций. Нет, не так. Оно (в смысле,
левое полушарие), начинает гундеть, но его слышит правое полушарие, у
которого т.о. возникает понимание, о чем идет речь. И оно чувственно реагирует
на слова левого полушария, и как следствие возникает чувственный фон правого
полушария, на котором продолжается безэмоциональное гундение левого ... Нет,
лучше не так. Не безэмоциональное, нет. Ведь левое полушарие познающее,
размышляющее. Значит, именно ему должно принадлежать сверх сознание.
Значит, его тон должен быть осуждающим, то есть должен стать еще гундосее.
Т.о., в одном должны сталкиваться две противоположные эмоции - эмоция осуждения
и эмоция сладострастия."
"Вы говорите, правое полушарие слышит и понимает,
но когда левое полушарие только думает сказать, правое полушарие его мысли
- воспринимает или нет?"- спрашивает доктор.
Зайцев спрашивает у потолка, но потолок, похоже, молчит.
"Действительно,
это любопытный вопрос: один вариант, когда у нас слова вылетают непроизвольно, и
мы, только сделав высказывание, обнаруживаем заключающуюся в нём мысль. Но мы
ведь можем сначала подумать, или представить, что скажем, и только после этого
сказать. А эти наши предварительные представления, конечно, в материальном плане
представляют собой какие-то излучения. Я хочу сказать, что все эти психические
образы - в материальном плане это какие-то излучения. Это именно излучения, и
тогда независимо от того, перерезано у нас мозолистое тело или нет, по логике
вещей, мысль может непосредственно восприниматься другим полушарием, если оно,
конечно, обладает соответствующим воспринимающим аппаратом, а оно должно им
обладать, потому что если есть передатчик, то должен же быть и приёмник!. Потому
что мысль - это во всяком случае излучение- повторяется доктор и говорит,
обращаясь к Зайцеву:. "Хорошо, продолжайте"
"Если мы подадим теперь образ
голой женщины в правое полушарие, то оно начнет ухмыляться, а левое полушарие
скажет, что ничего не видело. Такова логика"
Поднимает руку Скляр. Он
чем-то похож на Авдеева, но если Авдеев похож на грубо сколоченный шкаф, то от
Скляра за версту несет культурой, которая прививается в не бедствующих
интеллигентских семьях.
"Если бы Зайцев говорил о не интактном человеке, то
в его рассказе ошибка могла бы быть связана только с тем, что у Зайцева правое
полушарие понимает речь, а это совсем не обязательно. Если же он имел
ввиду интактный мозг, то вопрос усложняется вот в каком смысле: образ послан в
зрительное ядро левого полушария. Должны ли мы считать, что через связи с другим
полушарием, в частности, через связи, проходящие через мозолистое тело, этот
образ непосредственно передается в правое, и, соответственно, наоборот.. Или же
связь между полушариями строится на основании иного принципа?"
"Хорошо -
говорит доктор - давайте посмотрим, что нам покажет опыт. Скляр, к установке."
Признаюсь, мы напряглись. Но нас ожидало "глубокое разочарование": независимо от
того, в какое полушарие подавался образ, результат был всегда один и тот же,
если не считать незначительной скорости в реакциях, связанных, очевидно, с
перекодировкой сигналов, и это, пожалуй, было единственное светлое пятно в этих
опытах.
"Конечно, вопрос о перекодировках существенный. -заметил доктор - Как всё это
выглядит, со всеми этими перекодировками, если исходить из предположения, что
объектами левого полушария являются слова, а правого - образы, и в таком случае,
конечно, возникает вопрос о том, в какой форме могут присутствовать образы в
левом, и слова - в правом полушариях Если, например, какой-то образ, т.ск.,
стучится из правого полушария в левое, то вещь его в левое полушарие в его,
т.ск., живом виде, не пустят, ему будет подыскано соответствующее
ему слово, которое будет его представлять и, следовательно, замещать. Теперь
представим себе, что внешний раздражитель активировал образ в правом полушарии.
В таком случае левое полушарие должно получить сначала сигнал о раздражении
этого образа в правом полушарии, и затем это раздражение должно быть левым
полушарием перекодировано в слово, представляющее и замещающее образ.. Т.о.,
этот процесс более длительный, чем когда в качестве раздражителя выступает
слово.
Стоит обратить внимание также на следующее . Пусть существует один
рефлекторный объект: код образа чашки и слова "чашка", тогда мы получаем
двусторонний (хотя возможен и односторонний, это зависит от практики
употребления) автоматизм: раздражение словом в качестве реакции дает образ,
раздражение образом в качестве реакции дает слово. Поскольку имеет место
автоматизм, сознание в этом случае отсутствует. Но попробуйте подключить к этому
стереотипу сознание, и вы увидите, что работа стереотипа окажется
заблокированной. Ну, вы это знаете, это из анекдотов о сороконожке. Или возьмите
такую установку: вам говорят, что вам сейчас будет показан образ предмета или
образ слова, и нужно определить соответствующее ему слово (или образ) Тем самым
между раздражителем и реакцией на него ставится сознание, которое должно будет
устанавливать соответствие. А это уже не автоматизм. Это - ориентировочный
процесс, и одним из его свойств является то обстоятельство, что он изначально
уже настроен на определение неизвестного и поэтому склонен отвергать уже
известные правильные ответы в поисках нового, которого на самом деле может и не
быть. Поэтому не является невероятноым, что лежащее на поверхности стереотипное
отношение окажется отброшенным.
Поэтому в схеме отношений между правым и
левым полушариями, с одной стороны, и словом и образом, с другой, видится
следующее: Исходное отношение - ориентировочная реакция, связанная с задачей,
выполняемой сознанием по установлению отношения между образом и словом. Это
отношение характеризуется одним их двух возможных модусов: слову нужно
сопоставить его значение (образ), либо образу нужно поставить в соответствие
слово. Если мы предположим, что связи уже существуют, их нужно просто "найти в
памяти", то представляется, что эти две вещи должны быть распределены по разным
полушариям. Поэтому если по слову нужно определить его значение, то
ориентировочная реакция должна активизировать множества образов правого
полушария и на основе чувства соответствия, принадлежности найти это значение.
Когда оно найдено, должен создаваться соответствующий автоматизм между словом и
образом, о котором говорится выше. Этот автоматизм будет принадлежать правому
полушарию и применяться до тех пор, пока будет оправдывать себя.
Противоположное отношение - установление в соответствие образу слова.
Результатом этого отношения является автоматизм, который в соответствие образу
ставит слово. Этого рода автоматизмы должны принадлежать правому полушарию.
Каково значение этих автоматизмов? Так как человек существует в двух средах -
чувственной и речевой, то в зависимости от доминирования среды и полушария
возможны ситуации несоответствия. Тогда чувственная среда при доминировании
левого полушария требует перекодировки образов в слова, и только в этом случае
человек оказывается способен действовать в среде, либо же, если человек
существует в речевой среде, а доминирует у него правое полушарие,
ему необходима перекодировка речевой реальности в чувственную.
Я полагаю, каждому знакомо это состояние, когда, попав в новую среду, вы
начинаете определять её элементы словесно: это есть то-то, это - то-то, и
действуете с элементами среды не как с теми, что они есть сами по себе, а в
соответствии с данными нами им определениями.
И также знакомо чувство освобождения от давления слов в результате алкогольного
опьянения, когда человек начинает чувствовать себя "совершенно свободно" и ведет
себя по отношению к окружающим в соответствии с импульсами, которые он
испытывает, и его речевые характеристики их в этом случае выражают его
собственные субъективные состояния по отношению к объектам.
Т.о., в первом случае на место реального объекта подставляется понятие, и с
объектом действуют в соответствии с приписанным ему т.о. понятием, либо же,
напротив, берут понятие объекта, но действуют с ним в соответствии с теми
импульсами, которые он вызывает, а не в соответствии с его понятийным
содержанием. "
Как-то и речь доктора показалась нам несколько сухой и
частной, и она "не вдохновляла нас на подвиги", но, конечно,
основной причиной был опыт со Скляром.
Следствием результатов опыта стала скука. Собственно, скука возникла
вот от какой мысли. Если вы занимаетесь ремонтом микропроцессорной техники и
если тестирование её не даёт результатов, то вы волей - неволей впадаете в
тоскливое состояние, потому что привычный метод поиска неисправности в старой
технике при помощи осциллографа оказывается делом довольно тоскливым из-за
множества обратных связей в системе. Чтобы найти неисправность, вам приходится
обрезать обратные связи, а если учесть их количество, то процесс поиска
неисправности оказывается трудоёмким. А человек, конечно, более
сложная система, чем микропроцессорная техника, и, помимо этого, в отличие от
железа, в котором обратные связи нетрудно восстановить, у человека это сделать
невозможно, потому что обрезанный конечный проводник нейрона отмирает. Т.о.
получается, что в хирургическом отношении человека можно только сломать, но
починить его невозможно. Вопрос выбора, следовательно, состоит в том, что если
человеческая машина сломалась естественным образом, то, что-то в ней обрезав или
вырезав, вы можете получить какой-то приемлемый вариант её работы, и, значит, в
этих случаях речь идет просто о выборе из двух зол меньшего.
Но чувство скуки возникло также и еще по одной, эгоистической причине.
Действительно, хотелось бы какую-то пользу из всех этих знаний
получить для себя лично. Но никакой пользы для себя не просматривается.. Что
значит: "польза для себя"? Хотелось бы всю эту механику увидеть изнутри. Изнутри
уметь определять, когда какое полушарие работает, как реализуется связь между
полушариями, то есть более или менее овладеть всеми этими механизмами, во всяком
случае, знать хотя бы в общих чертах, что и как внутри тебя работает, когда ты
что-то делаешь.
"Что ты говоришь?" - "Это ты с кем разговариваешь, со
мной или "с умным человеком"?"- ухмыляется Авдеев. Но мне сейчас не до него "А,
ты говоришь, из твоих "слов" выходит, что ФВНД и психология по
идее рассматривают один и тот же объект с разных сторон" - говорю я про себя и
начинаю прокручивать пленку назад, чтобы увидеть, что же произошло. Первой
явилась сама мысль, идея как "озарение", нет, на озарение это не
тянет.. Всё проще: возникла ассоциация между ФВНД и психологией. А
почему психологией? - потому что ты заговорил о внутренней стороне процессов, и
то, что открывается в реальности самонаблюдения, у тебя отождествилось с
психологией. Все это прошло на уровне фона сознания, и как следствие в центр
сознания выскочила эта мысль. Это, т.о., процесс, который проходил параллельно
текущему центральному процессу, и, очевидно, и связан был с ним, то есть был им
возбужден.. Справедливо будет предположить, что этот параллельный процесс
принадлежит правому полушарию, и если так, то следует допустить, что в то время,
как я левого полушария находится здесь и теперь со своими чувствами, тоской и
эмоциями, относящимися к этой актуальной реальности, в это же самое
время правое полушарие, получается, как бы подглядывает за тем, что делает,
говорит и чувствует левое. Т.о., оно словно бы остается в тени, но в то же самое
время в нём происходит своя работа, которая в какой-то момент вдруг порождает
новую связь, которая проявляется в виде разряда мысли. И тогда левое полушарие
воспринимает, ощущает этот разряд, связанный с образованием новой связи, как
мысль. Но сама эта мысль есть процесс, момент процесса. Она возникла и исчезла.
И вот когда я - левого полушария ощутило эту мысль, оно и задало свой вопрос:
"Что ты говоришь?" И любопытно то, что произошло дальше: левое полушарие
начало переводить мысль в языковые формы, тем самым фактически материализуя её.
То есть левое полушарие неспособно непосредственно понять правое. Для того,
чтобы понять его, оно должно то, "что говорит правое полушарие",
перевести в речь.
Вообще в этом отношении между двумя полушариями есть
характерная вещь: левое полушарие как бы находится в непрерывном процессе
мышления, в непрерывной ориентировке. Тогда как в правом полушарии мысль подобна
импульсу, следы которого еще остаются некоторое время, причем, для разных
ситуаций эти следы различны по силе и времени сохранения, да и одни и те же
мысли могут повторяться, но это носит импульсный характер и предполагает
новые подобные процессы.
Когда слишком долго чего-то ждешь, то это грозит тем, что перегоришь. Мы столько
слышали об этих опытах, что когда наступил момент их проведения, нами овладела
какая-то тупость, так что сложилось впечатление, что всё то, что происходило во
время опыта, происходило словно за каким-то толстым стеклом, а нам вроде бы уже
ничего и не нужно было. Всё происходящее вызывало какое-то раздражение. Почему я
это говорю во множественном числе? Потому что, когда Ивлина Александровна вошла,
я услышал шепот Демченко "Уродка". Ну, услышать от Демченко такое - невесть
какая новость. Но вся аудитория затихла, словно умерла, словно сделала вид, что
никого здесь нет. Ощущение похорон, что ли. Чего не скажешь о докторе. Лицо его
словно осветилось. Он любовно поздоровался с Ильвиной Александровной. Она
казалась ему близким человеком, и, кажется, она к нему относилась также. Я
подумал, что это отношение доктора понятно: ведь по сути Ильвина Александровна,
такая, какая она есть - его произведение. Мы знали, что Ильвина Александровна до
операции страдала тяжелыми приступами эпилепсии, причем, болезнь
прогрессировала, медикаментозное лечение эффекта не давало, так что операция
буквально спасла её.
Конечно, это было эффектно, когда подали картинку в правое полушарие, и Ильвина
Александровна сказала, что ничего не видит, но когда попросили её найти левой
рукой то, чего она "не видела", она нашла предмет, который ей показали на
картинке. И, опять же, эта классическая история с изображением голой женщины,
поданного в правое полушарие и с явной эмоциональной реакцией Ильвины
Александровны, которая, тем не менее, сказала, что ничего не видела, но указала,
однако же, на установку как причину её реакции, что де мол "машинка у вас
чудная"
Ниже я привожу некоторые показавшиеся мне любопытными мысли, которые были
высказаны присутствующими во время обсуждения, которое состоялось после того,
как опыт закончился, доктор поблагодарил Ильвину Александровну, и она ушла
- Ильвина Александровна восприняла левым полушарием свою эмоциональную
реакцию, но не восприняла причину её. Это напомнило гипнотический опыт, когда
гипнотик в соответствии с данной ему во время гипнотического сеанса командой
надевает шляпу, и когда у него спрашивают, почему он это сделал, дает
объяснение, очевидно не вяжущееся к делу. Различие в том, что гипнотик имел дело
с внедренной в него речевой инструкцией, которую он не осознавал, но которую
выполнил; в данном же случае был задан сенсорный образ, который вызвал со
стороны пациентки реакцию, которую она не осознавала, но которую попыталась
объяснить по возможности правдоподобным образом. В обоих случаях мы имели дело с
реакцией, вышедшей на эффекторные пути, то есть с не задержанной реакцией. Но
если мы обратим внимание на обычную практику, то увидим, что человек, да и не
только человек, (в социальной жизни) обычно контролирует свои реактивные
импульсы как допустимые или не допустимые для данной ситуации: у него возникает
импульс, желание что-то сделать, например, он хочет что-то сказать, но
прокручивание отрицательных последствий, которые могут иметь место в результате
сказанного, затормаживает действие. Т.о., для того, чтобы реакция "вылетела".
нужно "не думать", не устанавливать фильтры, отлавливающие импульсы. Помните
чеховского человека в футляре: "Как бы чего не вышло". У него возможность
оправдывать свои реакции была сведена к минимуму. - разумеется, это выступал
Авдеев.
-То, что она не осознала картинку, с этим можно
согласиться, но то, что она в качестве причины своего состояния указала "на
машинку", и даже сказала о каком-то блеснувшем светлом пятне, следствием
которого и стало её состояние, это вызывает ряд вопросов. Самый первый вопрос:
это вопрос о характере реакции. Ведь картинка была явно переработана, и реакция
женщины была сложной: во-первых, она содержала непроизвольную компоненту,
которая упала на существующую потребность и активизировала её, и в то же самое
время выражение стыда и отвержения этой компоненты. Здесь явно столкнулись
непосредственно инстинктивное отношение и торможение его социальным сверх-я. То
есть с защитной реакцией относительно активизации инстинкта, с торможением
инстинкта.- это говорил Зайцев.
-У неё же глаза есть, и сознание
есть. Она может сколько угодно говорить, что не видела картинку, но правое
полушарие её видело и, как видим, адекватно её переработало . Между картинкой и
ощущениями, которые она испытала, существует, конечно, рефлекторная связь.
-Вы говорите: "рефлекторная связь". Так вот, не является ли рефлекторная связь
тем механизмом, который и выключает возможность осознания. То есть в сознании
как формирователе и регуляторе непосредственных действий, опирающихся на
стереотипы и формирующем функциональную систему в смысле П.К.Анохина в условиях
образованной доминантной точки, которая становится критерием, на основе которого
строится функциональная система и на основе которого в которую вовлекаются
все возможные компоненты для её реализации и затормаживаются все другие. Здесь,
конечно, присутствуют компоненты осознания, но они реализуют себя внутри
существующего сознания доминанты и не могут выходить за пределы доминантного
процесса.
-То, что мы увидели, это как бы две вещи. Есть
инстинктивно-рефлекторная, чувственная реальность, которая, насколько можно
понять, принадлежит в данном случае правому полушарию. Эта реальность регулирует
отношения субъекта как непосредственной живой машины с внешней средой. И есть
система, которая принадлежит левому полушарию, которая отражает правое полушарие
через объяснения его поведения. Поэтому эту систему можно назвать осознающей.
Что мы получаем? Одна система, т.ск., действует, другая система осознает
действия. Если система правого полушария обеспечивает отношения с внешней
средой, причём, все эти отношения отражаются на чувственных состояниях системы,
то вторая система, отражающая состояния первой, осуществляет
регулировки на основе анализа её состояний. При этом как одна, так и другая
системы имеют выход во внешнюю среду, различие этих выходов состоит в том, что
если выходы первой системы определяются сформировавшимися
инстинктивно-рефлекторными отношениями, то выход второй системы во внешность
есть выход "осознающий".
Т.о., мы получаем такую схему: Есть система правого
полушария. Ею обеспечиваются непосредственные отношения системы с внешней
средой. с внешней средой. Эту схему можно обозначить как АВ, где
А-контакт с внешней средой, В-состояние системы, соответствующее этому контакту.
Схема левого полушария Система левого полушария СД, где точка С представляет
собой отражение состояния системы (точки В). Точка Д представляет собой выход во
внешнюю среду. Т.о., мы получаем такую структуру: точка В является объектом для
отражающей точки С в условиях доминирования левого полушария. Точки А и Д
имеют дело с одной и той же внешней средой.
Т.о., если мы возьмём левое
полушарие, мы получим выход в две реальности: во внешнюю реальность, схемы
которой покоятся на объяснениях того, что делает "внутренняя реальность", и на
реальность состояний субъекта. Причем, эти две стороны правого полушария - его
отношения с внешней средой и состояния организма - эти две вещи им связываются и
увязываются при помощи вопроса "почему", то есть на этом уровне связываются
между собой объективные характеристики внешней и внутренней сред, которые
приводятся между собой в соответствие при помощи субъективного.
Доктор в
заключение сказал:
-Стоит обратить внимание и еще на одну вещь. Ведь фактически мы имеем дело с
двумя сознаниями - с сознанием левого полушария и с сознанием правого полушария.
Здесь возникает множество вопросов. Говорят о том, что правое полушарие немое.
Но пока что я еще ни от кого не слышал, что оно глухое. И я полагаю, что правое
полушарие не является глухонемым во всяком случае. Когда ребенку меньше года, он
уже понимает слова, которые употребляются в его практической ситуации. Под
пониманием я имею ввиду то, что он адекватно реагирует на них. В это время,
насколько я понимаю, у него формируется двойственность.
Именно, для его
правого полушария слова должны выступать в качестве обычных условных
раздражителей. И его реакции на слова на этом уровне являются
условно-рефлекторными.
Я исхожу из того, что на этом уровне создаются материальные структуры,
соответствующие отражению раздражителей. Это, т.ск., то, что относится к
собственно соматике. Система левого полушария для того, чтобы иметь возможность
выступать в качестве объясняющей, должна, в качестве своей предпосылки, иметь
отражение в виде его материальных структур, то есть сформированного соматически.
Эти вещи должны существовать материально, должны быть закодированы в
соответствующих материальных структурах. И т.о. у нас получается двойственность:
с одной стороны, сформированные соматически структуры представляют собой часть
рефлекторных схем, часть стереотипов, которые, соответственно, и работают
рефлекторно. С другой стороны, левым полушарием устанавливается соответствие
между элементами реальности и их отражением в соматике. Оно обнаруживает, что
то, что есть во внешности, и то, что внутри, я имею ввиду отражение, есть одно и
то же. Что воздействие внешнего раздражителя, с одной стороны, и актуализация
кода отражения, реализующаяся в образе, есть одно и то же, и, т.о., появляется
возможность обозначения одного при помощи другого. Внешний образ, т.о., может
определяться через внутренний, тогда как реальность внутреннего может
определяться и конкретизироваться внешним. И вот здесь уже лежит возможность
удвоения, формирования сигнала сигналов. Ибо обозначаться может не то, что
находится вне нас, но то, что в нас. На самом деле обозначаются, т.о., коды,
отражения (точнее, генерируемые ими образы), то, что уже существует в соматике,
да и воспринимать элементы внешности как образы, а не как всего лишь некие
раздражающие факторы, мы можем лишь в той мере, в какой сформировалась
отражающая их соматика.
В чем состоит основное значение сигнала сигналов? Какой новый фактор в жизнь он
привносит? - произвольность. В чем вообще состоит здесь изобретение? Поскольку в
соматических схемах отражается реальность, мы получаем удвоение. Для того, чтобы
оказался возбужденным какой-то соматический код, необходимо соответствующее ему
внешнее раздражение, либо какое-либо иное раздражение, схемно связанное с ним и
вызывающее в нём возбуждение опосредованно. Однако самостоятельно субъект не
может, не способен вызвать возбуждение соответствующего кода, так как у него нет
соответствующей рефлекторной схемы. Значит, такую схему нужно создать. Это
значит, что должен быть создан раздражитель, который всегда может быть
произведен. Если такой раздражитель связать с кодом, то код будет возбуждаться и
генерировать его образ.
Теперь я хочу обратить ваше внимание на следующее: когда мы что-то воспринимаем
(зрительно), мы воспринимаем образ, который проецируется на сетчатку
глаза. Однако я хочу указать на одну кардинальную вещь: психика не имеет дело
с кодами. Психика имеет дело с образами . И, в этом смысле, психика
непосредственно не имеет дело ни с какой ФВНД, функционирование которой создает
психические образы. Вот на это я хочу обратить ваше внимание. Когда мы мыслим,
мы имеем дело с образами как таковыми, с образами знаков, которые обозначают
образы как таковые и т.д. Вот все эти вещи и можно назвать собственно
психическими объектами.
Когда мы мыслим, думаем, мы имеем дело с образами в конечном счете. Которые
должны быть спроецированы то ли на экран сетчатки глаза, то ли они
ограничиваются более глубокими структурами мозга, но во всяком случае в
мышлении, не связанном с деятельностью в предметной области, мы имеем дело с
образами и их произвольным построением. Поэтому нас и интересует механизм таких
построений.
Итак, если мы имеем какой-то соматический код, возбуждение
которого производит в нас какой-то образ, то чтобы получить образ, нам нужно
возбудить его код, а чтобы это можно было делать произвольно, необходимо, чтобы
условный раздражитель мы всегда могли произвести, а таким условным раздражителем
является, конечно, голос. Поэтому, приписав определенный набор звуков
соматическому коду, связав его с ним, мы позже всегда сумеем получать путем его
рефлекторного возбуждения генерируемый им образ.
Значит, остается вопрос о формировании самой рефлекторной связи. Для этого
необходимо осознание рефлекса, который я назову родовым, поскольку его
применение оказывается средством для формирования частных рефекторных схем.
Я имею ввиду вот что: инстинктивно-рефлекторные отношения субъекта с внешней
средой являются для него значимыми отношениями, сопровождающимися переживанием,
которое как шлейф сопровождает любое поведение. Переживание является сложным,
является процессом, содержащим в себе спектр компонентов, характеризующих образы
ситуационных поведенческих компонентов. Поэтому мы можем выделить эти
компоненты, и, так как они представляют собой эмоции, а эмоции выражаются в
звуках, то и возникает инстинктивный аспект, позволяющий создать звуковую модель
переживания образа. Если такая схема создана, то это как раз и есть рефлекторная
схема, которая в соответствии с набором звуков будет вызывать проекцию
соответствующего образа. И теперь нам остается обратить внимание на последний
момент: если первоначально набор звуков вызывает в нас соответствующее
переживание, которое, в свою очередь, вызывает проекцию образа, то с повторением
развивается адаптация к компоненте переживания и у нас просто остается
значение набора звуков, т.ск., субъект - образ, и предикат - его значение,
соответствующее переживанию. И поэтому произнесение набора звуков будет вызывать
в нас ощущение (чувство) знания образа объекта и его значения для нас.
Прозвенел звонок. Доктор посмотрел на часы. "Следующее занятие мы с вами
посвятим пациенту P.S. Газзанига. Я прошу вас посмотреть литературу, чтобы не
"бекали-мекали" здесь.
25.08.07 г.