на главную страницу
визитка
темы
Когда мужчина нуждается в сочувствии, он отправляется к
женщине. Если мужчина расстроен женщиной, за сочувствием он отправляется снова к
женщине же. Ему нужен бальзам на его душевные раны, а таким бальзамом обладает
только женщина.
Да, конечно, случаются у мужчины минуты слабости, в которые женщина
его врачует и успокаивает его раны, и он "возрождается".
Как написал бы любитель ужастиков, дверь открылась и на пороге
появился труп, правда, с некоторыми остаточными жизненными отправлениями,
поскольку хоть и неважно, но всё-таки передвигался. На лице трупа ни
кровинки, взор угасший, плечи опущены, как будто на них опустили неподъёмный
груз. Труп прошел к столу Климова, упал на своё хозяйское место и из его уст
вырвалось едва слышимое из-за упадка сил: "Скотина, какая же она всё- таки
скотина!"
Это событие внесло живость в рутинное течение
рабочего дня. У Ухлёстова вырвалось: "Явление мирового страдальца народу".
Однако женская половина коллектива неодобрительно отнеслась к его легкомыслию, и
даже почти что шикнула на него, и одновременно в комнате возникло ощущение
предстоящей спринтерской гонки сочувствия среди женщин, которые явно ожидали
только сигнала. Словно почувствовав возникшее в комнате напряжение, Климов
поднял голову, обвёл тусклым взглядом присутствующих, и сказал: "Это она нарочно
сделала, это она всё специально подстроила".
Народ вскинулся и немедленно задался вопросом: кто
такая "она" и что именно она "подстроила". Климов не отвечал на прямо
поставленный вопрос. Он никого не видел перед собой. Перед народом был
сомнамбула, разговаривающий с самим собой. "И это надо же дойти до такой
подлости, чтобы после всего еще приглашать в кафе "отметить событие"! Глаза
женщин горели, и они готовы были выступить плотным фронтом, однако Серебряков
требовательно поднял руку, показывая, что командовать парадом будет он. После
чего подсел к Климову и успокоительно положил руку ему на плечо. Климов,
почувствовав кого-то живого рядом с собой, но не видя его, тем не менее повернул
к нему своё лицо, принявшее отчасти плаксивое выражение: "Нет, не то меня
обижает и возмущает, что она забеременела, не то, что родила, а та низость,
которую она совершила по отношение к мне".
Присутствующие видели, что человек страдает,
и страдает не на шутку. В это время в комнате раздалось какое-то хмыканье, и
взору присутствующих представилась картина довольно странная для существующих
обстоятельств: Светлана сидела за монитором, бесстыдно демонстрируя свою
погружённость в работу, что выглядело отчасти даже и вызывающе по отношению к
коллективу, занятому серьёзной проблемой. Серенькая даже не удержалась, и тихо,
так, чтобы её не услышали, прошептала: "Вот уж выскочка и эгоистка, только о
себе и думает". При этом сердце Серенькой билось благородным негодованием, и ей
это было приятно.
"Я всё хотел по честному. Да, я поступил как настоящий мужчина, я не
какой-нибудь там разрушитель семьи. Да, у меня появилась другая женщина. А что
же тут такого. Мы с ней коллеги, у нас общие интересы. И это, конечно, сблизило
нас. Ведь общее дело сближает людей".
В комнате
внезапно разлилась мысль и, подобно облаку, поднялась к потолку и там
застыла. Головы присутствующих вторично повернулись в сторону Светланы. "Так вот
в чем дело. Так вот почему она не любопытствует и не участвует. Вот почему она
делает вид, что занята работой"-думает каждый. "Конечно, это она, это та
женщина, с которой связался бедный мальчик"- думает Серенькая, и её сочувствие к
Климову возрастает, как и недружественные чувства к Светлане.
"И вот она
узнаёт о том, что у меня появилась другая женщина и вместо того, чтобы принять
всё как есть, она заявляет: "Или она, или я". Я ей говорю, что у меня с той
женщиной ничего нет, что между нами дружба. И тут она смотрит на меня
внимательно, и я вижу, что она ни одному моему слову насчет дружбы не верит,
однако ничего не говорит. И тогда я внутренне соглашаюсь с ней и даже радуюсь её
разумности. Ведь важно совсем не то, что есть или чего нет, а то, как мы к этому
относимся. Если мы считаем, что того, что есть, не существует, значит, для нас
оно не существует, и мы живём спокойно. Между любыми супругами есть явная жизнь
и тайная, и мудрость в супружеской жизни заключается в том, чтобы видеть явное и
не видеть тайного".
"И вот подумайте, мы жили с ней три года, и у неё за всё
время не случалось и признаков беременности, а тут она мне в один прекрасный
день заявляет, что ожидает ребенка. Ну, что же, я всей душой "за", и я продолжаю
жить с другой женщиной. Только вдруг она снова возвращается к старому вопросу, и
на этот раз, когда я снова завожу разговор о дружбе, она говорит: делай выбор -
и самым банальным образом выставляет меня. В конце концов, подумал я, она
беременная, и ей это не очень нужно, так что это даже и хорошо, меньше
для меня проблем."
"В свой срок она разрешается от бремени, и начинает
требовать развод. Я ей, конечно, говорю: "Для чего? Я не хочу разрушать семью.
Для чего тебе развод, зачем всё это?" А она упёрлась и стоит на своём. Сегодня
нас развели"
Со стороны женской части раздаются
сочувствующие вздохи и возгласы: "как она могла?!", "женщина - хранительница
семейного очага, и вдруг такое!" Создается впечатление, что у людей есть
потребность в выражении сочувствия. Им всё равно, чему сочувствовать, они просто
ищут поводы для разрядки напряжений, связанных со скопившимися в них чувствами.
В глаза они вам сочувствуют, потому что у них есть потребность в сочувствии, и
тут же за глаза они начнут о вас злословить, потому что разряд сочувствия
порождает потребность в злословии.
Возгласы сочувствия пробуждают сомнамбулу. Он
смотрит на присутствующих уже осмысленными глазами, однако, очевидно, не совсем
еще понимая, где находится.
"И только после того, как она после суда,
торжествующая, пригласила меня в кафе "отметить это событие", я понял, в чём
заключаются её торжество и месть и всю её бессердечность. Она специально
забеременела, чтобы затем со мной развестись, чтобы я после столько лет подряд
платил ей алименты, чтобы отдавал ей мои мной заработанные деньги".
"А что, пожалуй, в этом что-то есть,
а, как вы думаете, девочки? Муж вам изменяет, вы хотите ребенка, и вы
удовлетворяете свой материнский инстинкт и одновременно получаете какие-никакие
деньги на поддержание малыша"- высказалась, довольно грубо ухмыляясь, Люся.
Однако Климов бурно завозражал:
"Как вы не понимаете, её цель была одна -
месть, а вовсе никакой не ребенок. Она хотела, и она добилась этого, чтобы я её
отдавал деньги, из месяца в месяц, из года в года, четверть моей зарплаты, мной
заработанный денег."
"Но ведь это же ваш
ребенок!"- с видом озадаченным заметила Варя. Кровь прихлынула к глазам Климова:
"Вы говорите мой ребенок?
Какой мой ребенок?! Ребенок, которого я не хотел, который появился на свет,
чтобы испортить мне жизнь, это не мой ребенок. Она родила его только для того,
чтобы досадить мне. Скотина, какая нечеловеческая скотина!"
Воцарилась хмурая
тишина. Командующий парадом пожал плечами и возвратился на своё место. Женщины
странно замолчали. И только Серенькая не выдержала и сказала: "А всё из-за неё.
Уу, змея" - кося недружественный взгляд на Свету. Но сказала это она очень тихо,
и её никто не слышал.
Климов с
непонимающими глазами смотрел на зрителей, покинувших зрительный зал, на сцене
которого он выступал, и молчаливо занявшихся работой. Лицо его теперь было
красным от возбуждения. Он поворачивал голову в разные стороны, очевидно,
пытаясь найти хотя бы одного зрителя, на которого он мог излить горечь от
совершенной над ним несправедливости. Зрителей не было. "Осуждаете.- подумал
он.- Осуждать легко, когда это не вас касается. Я бы посмотрел, как бы вы
заговорили на моём месте" Эта мысль его почти успокоила, и он, наконец,
приступил к работе.
16.06.08 г.