на главную страницу
визитка
темы
Мы
совершенно не замечаем, что большую часть жизни проводим в автоматическом
режиме. Движемся по одному и тому же кругу, и всё одно и
то же, одно и то же. И всё больше теряются ощущения, и наступает скука, и
возникает ощущение тюрьмы, ощущение каких-то стен, на которые ты постоянно
натыкаешься и за пределы которых не можешь выйти.
И, в то же самое время, мы дорожим своей тюрьмой. Мы рады, что всё
повторяется. Что завтра будет то же самое, что сегодня, а послезавтра - то же,
что будет завтра. Есть какое-то чувство удовлетворения от того, что всё
предопределено, так что когда ты упрешься лбом в гробовую доску, и тут ты
испытаешь чувство удовлетворения от того, что всё прошло своим порядком, как
положено, нигде ничего не было нарушено.
Примерно с такими ощущениями
поднималась Варя в отдел неделю спустя после вышеописанных событий. По жизни она
чувствовала себя каким-то трудолюбивым насекомым, или, может быть, каким-то
кротом, который строит своё гнездо так, чтобы в нем всем было удобно и хорошо, и
от этого удобства никто не сможет отказаться. Чтобы в её гнезде было всё, что
нужно для жизни, и чтобы оно обладало запасом прочности.
Ей нравилось всё это - чувствовать других людей, знать о них
больше, чем сами они о себе знают. Ей нравилось чувствовать Мишу, и знать, что
она им управляет так, что он сам этого не замечает. Словом, Варя была мудра
житейской мудростью.
Варя не то что любит одно и то же, она стремится к нему.
Она хочет, чтобы она знала, как будет протекать её жизнь в неопределенно далеком
будущем, и это своё будущее она строит сегодня, потому что сегодня в её жизни
хотя всё и вращается по кругу, но она не чувствует в нём той надёжности, которую
она хотела бы чувствовать.
Варя входит в офис. Она еще
ничего не видит, но чувствует, что что-то не то, что-то не так, как всегда. Варя
проходит к своему столу, высказав привычное приветствие, ни на кого
особенно не глядя. Всё как будто как всегда. Садится за стол, не торопясь
приводит его в рабочее состояние, и во всё это время она словно принюхивается к
тому, что же произошло, пытается определить точку, излучающую изменения.
Почувствовав её, она оборачивается к Антонине.
Она
смотрит на Антонину и словно не узнаёт её. Другая Антонина. Что-то с ней
произошло. На лице Вари выражается недоверие, и она как будто говорит себе: "Ну,
ну, так не бывает. Надолго ли это у неё? Всё равно загар сойдёт, как ни загорай"
Нет, дело, конечно, не в загаре, а во всей физиономии Антонины. А на
физиономии Антонины написаны расслабленность, и даже своего рода умильное
удивление, словом, на лице Антонины написано, что она счастлива. И Варя
подумала, что счастье Антонине не пристало, потому что вместе с выражением
счастья на её лице появилась глупость. И Варя поняла, что что-то должно
произойти.
Антонина всё вертелась на своём месте, ей явно что-то
хотелось сообщить, но она что-то выжидала или кого-то ожидала.
Варя уже всё заметила: что одета Антонина несколько
празднично и даже легкомысленно, в какое-то прозрачное цветное платьице, что
опять-таки на неё непохоже. И даже какой-то синий цветочек воткнут в волосы, что
уже совсем лишнее.
Вошли о чем-то разговаривающие Ухлестов с Валентиной.
-О, принцесса, что случилось? Ты как сама весна. -
без перехода обратил свои взоры Ухлестов на Антонину.- Стоп, сейчас попробую
отгадать, что это с тобой. Постой, постой, что это у тебя за вид? Ребята, да она
невестится. Ты - невеста. Тонька, неужто замуж выходишь?"
Антонина закраснелась так, что даже шея у неё покраснела. Она встала, и только
теперь все увидели, как она счастлива. Пытливый взгляд Вари упёрся в Антонину.
Ей хотелось её остановить. Она ясно видела, что Антонина без тормозов, а Варя по
себе знала, что всегда, когда она забывалась подобным образом, дело кончалось
нехорошо.
-Ребята, выхожу замуж. Представляете, в
субботу он со сватами пришёл! Эх, прощай, моя холостая жизнь! Всех приглашаю на
свадьбу. И особенно тебя, Валентина! Ведь это ты мне нашла жениха, без тебя бы
ничего и не было. Спасибо тебе, дорогая! Ведь придешь, не откажешь?!
-Я рада за тебя. Конечно, приду, а почему ты спрашиваешь? - очень
хладнокровно сказала Валентина.
Серебряков наклоняется к уху Варвары: "Вторая часть марлезонского балета:
статуя командора согласилась отужинать у дон Жуана"
"Смотри, накаркаешь"- заметила Варя.
Ресторан. Влад танцует с Люсей. Она ощущает его мужскую руку,
её глаза полузакрыты, и у неё такое ощущение, словно она плывет по волнам. Есть
только вот этот существующий миг, и больше ничего, и она вся в нём.
Музыка замолкает. Люся словно бы чуть - чуть просыпается, они идут к столику.
Люся расслаблена, ею владеет истома, она хочет, чтобы Влад был рядом, хочет
чувствовать его, и в то же самое время, она словно проваливается в него.
Странное это слово: "чувствовать его". Нет, это даже не значит ощущать его тело.
Хотя и это, но не только, далеко не это, и ей кажется, не это главное.
"Чувствовать его" - этому нет определения, этого не выскажешь. Ведь его может
рядом не быть, и она, однако, будет чувствовать его, так, словно он не то что
рядом, он словно в ней, словно слился с ней. А бывает так, что она перестаёт его
чувствовать. И даже тогда, когда он рядом. И тогда она не понимает, что это
такое, что значит это "чувствовать"
Влад ощущает себя так, словно он
существует в какой-то другой реальности, и эта другая реальность - и есть его
настоящая реальность. Он чувствует, что в этой иной реальности он не может не
сказать Люсе того, что должен сказать. Он наклоняется через столик к уху Люси, и
говорит: "Я разведусь с женой. Мы будем вместе, я не могу без тебя". Он говорит
всё это, он говорит то, что является истиной в той реальности, в которой
он сейчас находится. И в то же самое время кто-то в нём, кто-то другой, который
смотрит на него из другой, обычной, повседневной реальности, этот другой смотрит
на него, и этот человек, говорящий эти слова, как бы видится ему в качестве
артиста на сцене, играющего свою роль.
Люся проводит
пальцами по его глазам, губам, и её губы шепчут: "Да, конечно, я сделаю то же
самое, и мы будем вместе, навсегда". И в это же самое время кто-то в Люсе
спокойно, хладнокровно наблюдает за ней и за Владом, и этот другой отмечает, что
Влад говорит то, что должен говорить в этой теперешней реальности, и ведет себя
так, как и должен себя в ней вести, и что всё это не имеет никакого
отношения к их настоящей обоюдной реальности. И в то же самое время этот другой
в ней испытывает не покидающее её всё это время опасение, что Влад перейдёт,
переступит однажды, рано или поздно, эту невидимую границу между двумя
реальностями и станет говорить об этом серьёзно, и тогда сказка закончится.
А такой момент наступит, не может не наступить, как бы она ни пыталась
отдалить его. И ей нужно предварить его, не допустить до того, когда
процесс вырвется из-под контроля и всё покатится непредсказуемым образом.
Как эти её отношения с Владом ни переворачивай, но Люся прекрасно отдаёт себе
отчёт в том, что Влад опасная игрушка, и что именно своей опасностью эта
игрушка к себе и привлекла её. Люся изначально почувствовала во Владе зверя,
которым сам Влад не управляет, которого Влад не знает, и Люсе было любопытно по
частям повыпускать этого зверя на свободу. Но если однажды этот зверь полностью
освободится, мало никому не покажется. Вот чего Люся больше всего боится.
Домой Влад возвращается со специфическим чувством
удовлетворенного мужского самолюбия. Это его чувство сродни самолюбованию.
Он определенно нравится себе. Он чувствует себя победителем. У него такое
чувство, что он победил Люсю, "сделал" её. И в том, как она отдавалась
ему, с каким наслаждением она это делала, с какой ненасытной жадностью, когда
нет никаких запретов, он видит залог того, что отныне она его, что она больше не
сможет морочить ему голову. И от мысли, что она вся его, он чувствует, как
что-то безотчётное, жадное, ненасытное поднимается в нём и устремляется к ней.
Он ехал и улыбался. Он не мог не улыбаться.
Это было непроизвольно,
не зависело от него. У него было такое ощущение, словно он с каким-то потоком
влетел в какую-то трубу, в которой несет его с огромной скоростью, и он ни о чем
не может думать, а может только улыбаться.
И это была одна его
реальность. И рядом с ней, подспудно и в то же самое время отчётливо была и еще
одна реальность. "Конечно, всё это чепуха, ерунда, мелочи - говорил он себе.
-Конечно, много чего я ей наговорил, наобещал. Но ничего, это как-нибудь
уладится, утрясется. Но иметь такую женщину!- это хорошо, это славно". "А вдруг
она начнёт выступать с претензиями, начнёт скандалить? Ещё, чего доброго, жене
сообщит." На какое-то мгновение его прошибает холодный пот. Он словно
почувствовал себя перед пропастью, которая перед ним, бегущим, разверзлась.
Мысль эта была неприятная. Холодная мысль.
Из-за этой мысли дома он
появился в раздраженном состоянии духа. И то, что Лариса ожидала его, и что на
плите его ожидал подогреваемый ужин, это еще больше раздражило и подавило его.
Он почувствовал себя виноватым перед Ларисой. "Да вот, задержался, сама знаешь,
эти вечные проблемы, которые нужно решать"- и глаза его бегали, прятались от
глаз Ларисы. Ему стало её жалко, захотелось приласкать её, и в то же самое время
его руки, только что ласкавшие другую женщину, показались ему не его руками. Он
не мог сейчас ими дотрагиваться до Ларисы, как будто она сразу же почувствовала
бы в них другую женщину. Делая вид, что голодный, он поковырялся в ужине, но
больше двух кусков в себя протолкнуть не смог. "Что-то я сегодня никакой. Такой
день выдался тяжёлый".
И он поверил, что день выдался тяжелый, и только
прислонился к подушке, уже спал. А Лариса соболезнующе, с жалостью
смотрела на него.
Люся ехала в машине - и млела, поднималась по
лестнице - и млела, открывала дверь - и млела.
Антон уже дома. Он
выходит в прихожую, и в глазах его раздражение. С губ его готовы сорваться
раздраженные слова. Лариса берет его за шею, притягивает к себе, трётся щекой о
его лицо: "Такая сегодня чудесная погода. Так захотелось пройтись. Не
представляешь, какое это удовольствие, вот так идти и идти в ночи, и отдаваться
этому воздуху, этому звёздному небу; грудь дышит так легко, и кажется, что всё
возможно. Так бы поднялась и полетела!" Люся сегодня добрая. Её сердце раскрыто
всем и всему. Вся она излучает какую-то непередаваемую нежность и
расслабленность. И слова раздражения не слетают с губ Антона. Ему знакомо это
состояние Люси. Он инстинктивно чувствует, что за ними стоит. Но когда Люся
приходит в таком состоянии, она такая хорошая, такая необыкновенная, что
причины, которые могут стоять за этим её состоянием, уступают перед чувством
собственного удовольствия, которое при этом испытывает Антон.
В постели
Люся мягкая и податливая. Антону хорошо. И, после всего, он с нежностью целует
волосы Люси. Всё таки какая необыкновенная, божественно сказочная у него жена.
И они оба, и Антон, и Люся, блаженно засыпают.
08.06.08 г.