на главную страницу
визитка
темы
Тихо
играет мелодия будильника. Значит, наступило утро. Половина седьмого. Голова
включилась сразу, как будто в ней и не было сна. Она не пошевелилась. У неё все
основания не шевелится, если у неё такое ощущение, что она не спала; если
она на спала и до сих пор лежала так, то почему она должна что-то изменять?
Сквозь щелочки ресниц она наблюдает за мужем. Всё же это любопытно, чем люди
занимаются, когда они уверены, что за ними никто не наблюдает. Антон медленно
садится на кровати, голова его опущена. Он продолжает спать. Посидев
минуту, он со вздохом укладывается снова. Антон по утрам тяжело просыпается, и
ей обычно приходится его будить. Сегодня она его будить не будет. Ведь она спит.
А если она спит, как она может его будить. Любопытно, что произойдёт, если она
его не разбудит? У своего уха она слышит, как дыхание Антона становится мерным.
Нет, это даже интересно, а если бы её не было, как бы он вставал? Медленно
тянется время. Кажется, она сама тоже заснула. Вдруг что-то произошло. Нет, она
продолжает спать. Она ничего не слышит. Сквозь ресницы она видит, как Антон
бежит в ванную. Нет, она будет продолжать спать. Она сегодня спит. Через минуту
он возвращается, судорожно надевает брюки, кое-как, впопыхах заправляет рубашку,
и она слышит, как хлопает дверь. Люся продолжает лежать, как будто представление
еще не закончено. Действительно, в проёме двери подобно призраку возникает
Антон, судорожно шарящий у себя по карманам. Через секунду призрак
исчезает. Люся почувствовала, что на этот раз она осталась одна. И теперь она
может открыть глаза. Часы показывают без двадцати восемь. У неё еще есть время.
У Люси возникает ощущение странности своего состояния, словно что-то с ней
происходит, как будто это и она, и в то же самое время не она. Какое-то ощущение
отчужденности от самой себя. Она чистит зубы, умывается, и наблюдает за своим
отражением в зеркале. И её удивляет не то, что она видит в зеркале, её удивляет
она сама, наблюдающая за своим отражением. Как будто и отражение - что-то
другое, и тот, кто наблюдает, тоже не она. У неё мелькает мысль, что это похоже
на сон. Может быть, она и правда спит? Но она знает, что не спит. Во всяком
случае, если это даже и сон, то это - сон реальности.
Да, она, кажется,
и правда не проснулась. Обычно так и бывает: когда кажется, что проснулась,
потом оказывается, что в основном ты всё же проснулась во сне, так что тебе
представляется, что ты бодрствуешь, а на самом деле основная твоя часть так и не
проснулась, так и продолжает спать.
Люся привычно садится
за трюмо и автоматически начинает наносить макияж, и она и сама замечает, что
делает это автоматически. Нет, что-то с ней не то. Кажется, она действительно не
проснулась. Люся ничком бросается в кровать, глаза её закрыты. Она спит.
Через пятнадцать минут она просыпается и мысленно начинает начинает проверять,
здесь она находится или где-то в другом месте, неизвестно где. На этот раз она,
конечно, здесь, но её не покидает какое-то неприятное ощущение, словно она
сделала что-то неправильно, не так, и в то же самое время ей почему-то очень
интересно это "не так". У неё ощущение, что что-то в ней изменилось, что она как
будто переместилась в какую-то иную, известную в ощущениях, но неизвестную в
действиях ей плоскость. Как будто она позволила себе сделать то, что прежде не
позволяла. И что-то говорит в ней "а может вернемся?", и она сама знает, что
может вернуться. Но она знает также, что не вернётся.
Люся набирает номер мобильника мужа. "Тоша, как у тебя дела, всё в
порядке, не опоздал? Я не слышала, как ты ушёл". Антон начинает рассказывать,
как он чуть не проспал, как ему пришлось ловить такси, чтобы не опоздать, и это
стоило ему трёх сотен. "Это плохо"- думает она с сожалением о деньгах,
потраченных Антоном на такси. Ей становится грустно. Стоило ей сделать шаг в
сторону, и уже проигрыш. У неё возникает ощущение, что она шагнула в пропасть. И
в то же время в душе её накапливается сопротивление. Она с особой тщательностью
накладывает тени на веки, подрисовывает брови... Закончив с макияжем, она
тщательно одевается, внимательно оценивает свою фигуру в зеркале. И в то
же самое время её не покидает ощущение двойственности, разорванности. Она
смотрит на себя в зеркале как на незнакомую, чужую ей женщину и оценивает её.
Она останавливается на мысли, что оценивает женщину, которую она видит в
зеркале, как товар, выставленный на продажу, а она сама является менеджером,
который обязан выгодно продать товар. И эта мысль не то, чтобы ей неприятна.
Напротив, за ней она чувствует словно какую-то защищенность, надежность. Она
словно хочет спрятаться от чего-то, чего она не хочет, хотя то, чего она не
хочет, она не осознает или не хочет об этом говорить.
Варя чувствует, как у неё болезненно
набухли груди, и её сознание привязано к раздражающему её месту, а внешние
раздражения, кажется, складываются с этими болезненными ощущениями, многократно
усиливая их. Она ждет - не дождется, когда, наконец, Миша отправится в свой
офис.
Миша не торопится. Он родился под знаком быка, и гордится
этим. Он долго стоит перед зеркалом, любуясь своим отражением. Эту картину Варя
наблюдает изо дня в день, и не перестает поражаться, как она еще не
так давно всё в поведении Миши принимала за чистую монету. Ей нравился и
победительный тон Миши, и его глубокое убеждение в своей особой избранности. Ей
нравились его на выкате, действительно бычьи глаза, в которых, однако, не было
бычьей свирепости, а, напротив, было что-то доброе, замешанное на любовной
усмешке над самим собой. Сейчас всё это как-то прошло и стёрлось. Варя с
удивлением для себя обнаружила, что в действительности в Мише не существует
никакой победительности, и что все слова, всё самолюбование Миши - это как
бы только одна форма, которая никуда и ни к чему не ведет. Иногда ей кажется,
что Миши как человека и нет, а есть какая-то машина, автомат, который изо дня в
день повторяет себя, и так будет всегда. Всегда Миша будет говорить так, как
будто он какая-то особенная, исключительная личность, но все эти особенности и
исключительности реализуются как бы в любой мелочи, прикосновение к которой Миши
как бы уже тем самым придает свойства необыкновенности и вещи, и Мише.
Варя уже давно убедилась, что от Миши не следует ждать необыкновенных поступков.
Но, как это ни странно, именно это её успокоило. Если не считать этого
непреходящего восхищения Мишей самим собой, самолюбования, приглашающего всех
окружающих любоваться им вместе с ним, с Мишей вполне можно жить. А если
учесть, что самолюбование - это не та человеческая черта, которая вызывает в
Варе раздражение, то Варя может считает себя удачно вышедшей замуж. Миша
не вызывает в ней напряжения. Его самолюбование заставляет Варю воспринимать
Мишу как ребенка, и это вызывает в ней приятные, почти материнские ощущения.
Наконец, Миша отворачивается от зеркала и подходит к Варе: "Пока, Варюша". Миша
целует Варю в губы. Варя обнимает его и впивается в его губы. Ей приятно, что
Миша такой, какой он есть, что он добрый, и что она любит его. Миша осторожно
освобождается: "Мне пора, милая". Варя выходит на балкон в ночной рубашке. Она
на прощанье машет рукой. И вдруг чувствует на себе чужой взгляд. Она на
мгновение замирает. Этот жадный взгляд, пожирающий её, почти голую, вызывает в
ней тёмное и неприятное чувство. Что-то в нём слишком жадное и разрушительное. У
неё такое ощущение, что он смотрит на неё как на кусок мяса и хочет сожрать её.
Она поднимает голову, и видит жадно устремленные на неё, забывшиеся глаза. Варя
отторгающе, почти с ненавистью смотрит в уставившиеся на неё глаза. Глаза,
наконец, отрываются от неё и исчезают. "До чего неприятно - с чувством
омерзения, с холодными пупыришками на коже думает Варя. - До чего неприятно.
Ведь, кажется, должно было бы быть приятно. Может быть, и стыдно, но приятно. А
здесь... какая-то гадость, после которой хочется очиститься, только это
невозможно. У Вари к горлу подкатывает отвращение.
Антонина, стоит ей
прикрыть глаза, и снова в который уже раз перед её глазами проплывает одна и та
же картина. Почему-то ничего не запомнилось, ничего не выделилось, кроме
какого-то одного мгновения. Всё словно в тумане, и только выделилось вот это.
Это когда она встретила Семена, со старой работы, и поздоровалась с ним. Вот в
это самое мгновение она увидела себя, идущей с тремя чудесными кроваво-красными
розами в руках, и идущего рядом с ней мужчину, и почувствовала эту чудесную,
необыкновенную ауру, окружающую и объединяющую, соединяющую их. Семен прошел - и
тут же всё исчезло, и она снова забыла обо всём. Всё это было, но такое
ощущение, что ничего не было, и если бы не Семен, она, пожалуй, никогда бы не
узнала о том, что с ней происходило.
Она не может сказать, что это было, но до чего же
было хорошо.
Антонина снова и снова прикрывает глаза и плывет в этом
тумане, и не хочет из него возвращаться. Но, наконец, наступает момент, когда
она чувствует: хватит, достаточно, насытилась. Она поднимается, а мысли
независимо от неё, крутятся в её голове. Да, вечеринка удалась на славу. Кто
этот мужчина? Она вдруг с ужасом обнаруживает, что не помнит его имени. Что она
вообще ничего не помнит. "Может быть, ты и лица его не помнишь?"- усмехается
она. И тут же лицо мужчины стирается из её памяти. Она чувствует, что только что
видела всё, и лицо, и всё, что происходило, только она не осознавала этого. Она
начинает напряженно перебирать имена: Саша, Сеня, Борис... Кажется, Борис. Но
она не может утверждать это с уверенностью. Ясно ей только одно: что она впервые
его видела. Тогда откуда он взялся? И подробности вчерашнего вечера начали
выступать в её памяти.
Его привела Валентина. Она была
такая счастливая, радостная. Она еще до этого рассказывала, что у неё появился
необыкновенный мужчина. И всё это с таким придыханием, с таким чувством, как
человек, который долго шел по пустыне и неожиданно, когда уже ни на что не
надеялся, набрел на роскошный источник воды. Антонина помнит, что все эти её
рассказывания, придыхания раздражали её и вызывали неприятное чувство. И ей
почему-то то ли захотелось Валентину ударить по лицу, то ли сказать что-то
неприятное, и в то же самое время что-то её удерживало от этого. Валентина, к
которой она до этих пор если и не относилась с симпатией, то, во всяком случае,
не вызывала в ней никаких отрицательных чувств, вдруг стала вызывать в Антонине
раздражительную злость.
И вот когда Антонина увидела, что Валентина
явилась "похвалиться" мужчиной, что-то в ней прорвалось. Во время
знакомства она устремила на мужчину долгий, неотрывный обволакивающий взгляд,
протянула руку и тут же гордой походкой королевы повернулась на каблуках и
отошла. Она успела заметить, как Валентина закусила губу, и на её глазах
появились почти слезы. И это закусывание губы и почти слезы на глазах вызвали
злобную радость у Антонины. "Вот тебе"- подумала Антонина, добавив привычное
женское ругательство. Антонина уже предчувствовала, что будет дальше, как будто
вся система уже сложилась и теперь она будет разворачиваться во времени.
Взгляд Антонины остановился на розах, стоящих в вазе, и вдруг магия
вчерашнего дня исчезла, испарилась. Антонине на какое-то мгновение захотелось
вынуть цветы из вазы и выкинуть. Но ведь эти кроваво-красные розы были знаком её
победы. Как бы она ко всему этому ни относилась, но это была её победа. Как бы
она ни выглядела в своих собственных глазах, какой бы стервой она себя ни
осознавала, но эти цветы - знак того, какая она есть. А почему, с какой стати
она должна от себя отказываться?!
02.06.08 г.