на главную страницу
визитка
темы
Сегодня 16.04.08 г.
Не знаю, у кого как. У меня во времени суток существует особое время, которое
начинается с четырёх часов ночи. Обычно, когда возникают какие-то проблемы,
которые я не в состоянии оказываюсь решить днём, которые в моём бодрствующем
состоянии оказываются вытесненными, я просыпаюсь в четыре часа ночи и мозг
начинает работать сам, словно независимо от меня, словно какая-то пружина,
которая закрутилась внутри меня, создав какую-то неясность, начинает
раскручиваться в виде мыслей, которые пытаются прояснить ситуацию, мыслей,
которые текут словно сами собой, независимо от меня. И обычно наступает какой-то
момент, когда возникает ощущение, что проблема решена, и тогда я засыпаю.
Сейчас уже шесть часов утра. За окном начинает сереть утро. Я
чувствую, что проснулся.
Итак, сон.
Я перевожу сон в образы, хотя кодировка сна более сложная. Образы как
бы частичные. В основном это – ощущения реальности, то есть якобы существует
реальность, которая представляется в вербализированных ощущениях. Другими
словами, здесь – ощущения на основе лежащей в их основании вербализации, чего-то
в роде рассказа. Так как в данном случае речь не идёт о кодировках сна, а о его
психологическом содержании, то я и буду придерживаться последнего.
Похороны – не похороны, гроб – не гроб, эксгумация – не эксгумация.
Но всё это вместе. Такое ощущение, что эксгумация, потом труп нужно «помыть в
ванной», потом положить его в гроб и нести. Что-то в этом духе.
И я – участник всего этого среди множества других людей. Причем, всё
это связано как будто с близким мне человеком, типа бабушки, что ли, которую я
очень любил.
И я чувствую, что мне плохо, что я не могу этого делать. Но, знаете,
существуют ситуации, когда могу – не могу, а – надо. И ты закрываешь глаза на не
могу и делаешь то, что надо.
Я вижу часть ног от колен до стоп, самих по себе, которые якобы
помыли в ванной. И пока всё это кладут в гроб, я пытаюсь скрепиться, укрепиться,
чтобы сделать то, что надо.
Наконец, наступает минута «ч», когда всё готово и я наряду со всеми
должен встать под гроб, чтобы нести его.
И дальше идёт, с одной стороны, ощущение, что мне плохо, что я теряю
себя как раз в тот момент, когда должен начать действовать.
Я чувствую, что мне плохо, меня мутит и я сейчас потеряю сознание, и
одновременно с этим идет проекция в будущее, что я несу гроб, мне становится
плохо, ноги у меня подкашиваются, гроб падает в мою сторону и его содержимое
разлетается по земле.
Проснулся. На часах – четыре часа. Я тут же закрываю глаза и мне
кажется, что я сплю. Однако через какое-то время я обнаруживаю, что не сплю, что
непрерывно текут мысли по поводу того, что я сделаю, как напишу. Сначала идут
мысли о том, что я никак не запишу данные по псэн, потом мысль переходит к М.В.
и я кручу, как всё это описать, с какой стороны подойти, какие механизмы здесь
действуют. Идут разные варианты. Я понимаю, что всё это видимость, и кроме
видимости здесь ничего и не может быть. Возникает чувство неудовлетворенности,
тупика.
Потом я упираюсь в мысль, которую в последнее время я никак не то
чтобы не могу осмыслить. Пожалуй, бессознательно, в своём инстинкте я всё
понимаю. Я, пожалуй, понимаю реальность и могу её объяснить рационально, хотя и
не в деталях. Но перевод рационального в чувства мне плохо удается. Да, пожалуй,
это действительно были похороны. Знаешь, чего я не то что не могу понять, а не
могу принять, что вызывает у меня досаду? Здесь, конечно, стоит обратить
внимание на одну вещь. Еще тогда, когда Анжелика обо мне вообще ничего не знала,
уже тогда она своё отношение ко мне воспринимала как водоворот, который
затягивает её и которому она всеми силами (своего ума) сопротивлялась. Я и тогда
не мог понять этого переживаемого ею чувства водоворота, но у меня было ощущение
чего-то враждебного мне, что было в ней, и, соответственно, чего-то такого во
мне, что на какое-то время делало её неуправляемой в отношении меня. Но человек
– обучающаяся машина, и, конечно, в какой-то точке мы на короткое время
соединились… чтобы разойтись в разные стороны.
Знаешь, что мне было самым дорогим тогда, когда наши траектории
сошлись? Это энергетическая связь, это необыкновенное чувство её. Она написала
письмо вот в эту минуту, в эту секунду – и я знал, что она написала письмо в эту
минуту, в эту секунду, и я летел к компьютеру, и так это было. Это нельзя
передать словами, ощущения её, и, знаешь ли, это было счастье. Вот этой потери
непосредственной энергетической связи мне ужасно жаль. Ты знаешь, это у меня
было в первый раз в жизни, когда я не чувствовал границы между собой и женщиной,
когда импульсы одной стороны непосредственно перетекали в импульсы другой.
Но, конечно, на этом фоне шли противоречия и бесконечные разборки,
несогласованности, различия, когда «выбор счастья» означал потерю себя для
каждой из сторон. Этот клубок накапливался, рос, как снежный ком, ускоряясь. И в
результате Анжелика послала меня нах.
Это её нах было важной точкой, «которая законодательно закрепила
разрыв единства Я и энергетической связи».
Собственно, в чем состояла проблема для неё: она уже гораздо раньше
не была со мной, она уже была вне меня, но влеклась еще по инерции под моим
давлением – просто потому, что это было приятно. Но, разумеется, уход её я
чувствовал, и пытался вернуть её, и чем дальше она уходила, тем больше я летел,
и тем меньше был приятен ей. И моё собственное состояние и его ощущение было
настолько неприятно и унизительно, что мне в моём давлении было уже всё равно.
И, конечно, когда она высказала свой вердикт, я был потрясен, но в то же самое
время я почувствовал, что в чувствах моих произошли изменения. Что я больше не
могу, хотя бы и хотел этого, относиться к ней как прежде. Знаешь ли, я не мог её
больше любить так, как любил. Тот запрет любви к ней, который она выставила для
меня и который я никак не хотел принять своим сознанием, этот запрет был
воспринят моим бессознательным и теперь был во мне. Это теперь был не её запрет
любить её, а мой запрет. Теперь я хотел любить её – и не мог. Я еще влекся к
ней… еще была инерция… и у неё еще была инерция ко мне… всё-таки эти рефлексы
были у обоих у нас…
И что же осталось? Осталась любовь. Осталась подпольная любовь и с её
стороны и с моей стороны. И осталась вытесненная, запрещенная энергетическая
связь, от которой, кажется, ни одна из сторон не хочет отказаться. Осталась
любовь, но жизнь у каждого своя, и каждый идёт своей дорогой. Наши Я больше не
связаны друг с другом, не зависят друг от друга.
Я бы, может быть, этого не понял. Если бы не прошлый опыт, который
преподнесла мне Анжелика в её размышлениях о Нелли.
Я больше не чувствую Анжелику, которая со мной. Я не чувствую, когда
приходят её письма. В груди – холод. Между нами – стена. Анжелика говорит: «я
хочу, чтобы у тебя было всё хорошо». То же самое мне говорила Нелли.
Правда, если Нелли для меня была "водоворотом, который меня затянул в
себя", то Анжелика для меня - счастье.
16.04.08 г.