на главную страницу
визитка
темы
-Чем ты там занимался?
-Я нашел Неллины письма. И начал их
перечитывать.
-Но раньше ты нашел её фотографию. Сколько ты её не
видел?
-Да уж не помню сколько лет. Это А. меня надоумила насчет
фотографии. Правда, она просила показать Галкину фотографию.
Вот что
удивительно, пожалуй: сколько у меня было женщин, а фотографий ни одной из них у
меня нет. Я вообще никогда не задумывался об увековечивании этого рода. Не люблю
прошлое. Я и сам не фотографировался. Меня это не интересовало. Галкина была
одна любительская, но я её не нашел. А Неллина фотокарточка у меня есть. Но это
не моя заслуга. Нелли сознавала свою красоту, и, наверное, любила
фотографироваться. Как бы там ни было, фотография её у меня есть.
-И
как впечатление?
-Первое мгновение было потрясение: до чего же хороша!
Нет, испуга, пожалуй, не было. Но было чувство, что она затягивает в себя как в
омут. Потом я сказал себе: смотри на неё, ты можешь ей противостоять. И в
результате отключился, просто перестал это воспринимать чувством. Так что в этом
отношении всё в порядке.
-Да ведь с тех пор столько воды утекло, давно
пора! А помнишь, как она в последний раз тебе звонила, и как ты изменил свой
голос, выбрав самый противный, какой только был в твоём арсенале! И как ты тогда
испугался, что это наваждение, которое преследовало тебя столько лет,
наваждение, от которого ты был не в состоянии избавиться, опять вернётся. И ты
помнишь твои идиотские слова, которое вырвалось у тебя независимо от тебя,
совершенно непроизвольно: "ты опасная женщина". Вот это был испуг так испуг!
Потому что это твоё "ты опасная женщина" ни каким своим концом не вписывалось в
ваш разговор, оно вообще к делу не относилось, оно было выражением единственно
твоего страха, если хочешь, ужаса перед тем, что не дай бог это опять вернется.
Но оно уже не могло вернуться. Никогда. Ты от этого ушел. Ты её обесценил. За
десять лет ваших отношений тебе, наконец, тогда удалось это сделать.
-Это ты имеешь ввиду мою последнюю поездку в Ставрополь. Видимо, это была та
последняя капля, которой еще недоставало для того, чтобы рефлекс, наконец,
сработал в нужном направлении. Когда я ехал в Ставрополь, у меня уже был
отрицательный заряд, хотя я этого не осознавал. Положенным оставалось любовное
отношение к ней.
Давай по порядку. Хочется всё это еще раз прокрутить, т.ск., по часам и по
минутам. Чтобы насладиться всем этим, и этим же отравиться. Перед этим у нас был
разговор, и она, видимо, сказала, рассчитывая на то, что я откажусь. Или, может
быть, это у неё был импульс, и бессознательно она хотела меня увидеть. И это у
неё вырвалось. А потом, конечно, были разговоры с родителями, и, соответственно,
их отвержение и ненависть ко мне, может быть, вплоть до запрета. А это не
могло не вытеснить выскочивший было импульс. И, соответственно, она
маневрировала. Впрочем, здесь сочинять можно много, а спросить у неё
самой, знающей то, что она хотела, конечно, не получится. Это примерно то же,
что было с Галиной Борисовной, когда та предложила съездить на море. Г.Б. потом
удивлялась мне. Ну, а Нелли, думаю, очень сильно ругала себя за предложение
приехать в Ставрополь.
Я приехал утром, и должен был уехать в этот же
день ночным автобусом в 23.30 Мы пошли с ней в ресторан, немного посидели, я
купил ей коробку конфет, она сказала, что ей нужно заехать в детский садик. Мы
взяли такси, подъехали к детскому садику, и она вышла. И тут произошла вещь
совершенно неожиданная. Я повернулся к водителю и спросил-подтвердил: "Хороша
сучка?!"- и поразился своим словам. "Хороша" - это относилось к тому, как я её
воспринимал. "сучка" - это то, чем она была для моего бессознательного. Но ведь
это - такое бессознательное, которое на этот раз вырвалось наружу и откровенно и
четко высказалось по поводу того, что оно обо всём этом думает! И сознанию
только оставалось зафиксироваться на отрицательной стороне отношения., и,
значит, здесь уже было шаткое равновесие между двумя противоположными
отношениями, и не хватало только маленького толчка, который перевернул бы всё
это, и сделал положенной отрицательность. Я припомнил другой случай,
произошедший здесь же, в Ставрополе, и тоже с водителем. Я тогда непроизвольно
воскликнул: "Как хороша!" Я не мог без восторга смотреть на неё. А тут вдруг
появилась это "сучка". Нелли скоро возвратилась, такси отвезло её к её дому. Она
сказала, что мы днём встретимся, и ушла. А я не мог понять, для чего я здесь и
для чего она меня пригласила. Делать мне было нечего. Я несколько раз звонил ей
домой, слышал, как она возмущалась "эгоизмом" ребенка, и понял, что там
война идет из-за конфет, и мне становилось всё хуже и хуже. Наконец, часа в два
она появилась. Мы снова посидели в каком-то ресторане. Потом мы поднялись на
Комсомольскую горку. Мы сидели на лавочке и говорили ни о чем. Между нами была
пустота, и я всё никак не мог понять, зачем я приехал. Я подошел к краю
Комсомольской горки. Там, внизу, в лесной зоне сияли зеркалами городские пруды.
Я вспомнил, как мы мальчишками бегали на эти пруды, и мне захотелось оказаться
там. Я сказал: "Давай спустимся к прудам". Она посмотрела на меня так, как будто
я собираюсь её изнасиловать . Она ушла домой, и мы договорились встретиться
вечером в ресторане , который она указала. И я снова не знал, зачем, для чего я
здесь.
Наступил вечер. Мы только что заняли столик, как к нам
к нам подсели две девушки. Нелли с одной из них пошли танцевать, оставшаяся
"доверительно" высказала "восхищение нашей "десятилетней любовью". Я понял, что
со стороны Нелли и здесь тщеславие. Ей просто необходимо было
потщеславиться, показать человека, который любит её в течение десяти лет.
Это же ей нужно было созваниваться с этими девицами, сообщать, в какое время мы
будем в ресторане... Я подозвал официантку, заплатил по счету; когда Нелли
возвратилась, я дал ей деньги на такси и ушёл.
Я шел к
автовокзалу. Позади слышался быстрый стук женских каблуков. Нелли меня нагнала.
Она была вне себя от раздражения. Она что-то говорила. Мы пришли к автовокзалу.
Она что-то продолжала говорить, а мне ей сказать было
нечего. Между тем, автобус ожидал своего последнего пассажира. "Иди, опоздаешь"-
несколько раз повторяла она. А я бессмысленно смотрел на неё. Наконец, я вошел в
автобус, двигатель неспешно заурчал и автобус тронулся.
И затем я совершаю свой замечательный поступок, а замечателен он тем, что имеет
смысл, противоположный заявленному. По приезде в Ростов в каком-то состоянии
полувменяемости я иду на телеграф и отстукиваю телеграмму: "Нелли, если ты
захочешь выйти за меня замуж, только скажи" - и дав, наконец, полную свободу
высказаться тому, что меня привязывало к Нелли и тем самым обезоружив его, я
понял, что я свободен, что теперь, наконец, я принял решение.
Но
знаешь какая тут замечается странность. Ведь сколько лет прошло после вашего
разрыва, после того момента, как всё это произошло, а ведь до самого последнего
времени это у тебя непроизвольно вырывалось: "Нелличка" Только в последнее время
это начало на А. заменяться.
-Я действительно не мог понять этого.
Потому что я не думал о ней, и не вспоминал о ней, вообще ничего. Это было
автоматически, вне каких бы там ни было объективных чувств в моменты умиления
вдруг вырывается непроизвольное: "Нелля, Нелличка" Я пытался как-то это
объяснить себе. Я думал о том, что за эти десять лет я, наверное, столько раз
повторял её имя, что это превратилось в своего рода автоматизм. Иногда я думал,
не сигнал ли это идёт от неё. Но я в это не верил. Я вообще всегда считал, что я
для неё ноль, ничто.
-Знаешь, о чем я сейчас подумал? Я подумал, что это, пожалуй,
действительно трагедия, два человека, которые не могли встретиться по
определению. Потому что в том смысле, в каком ты видел её, ты действительно был
для неё нолём. Но и, с другой стороны, в том смысле, в каком она видела тебя и в
каком ты был ценен для неё, она была для тебя нолем. Вы были рядом, и вы не
могли увидеть друг друга и отвечать друг другу.
-Мы были два человека,
которые по отношению друг к другу ни на йоту, ни в чём "не поступились
принципами". Каждый из нас хотел чего-то для себя, но и не думал платить за это.
Ни один из нас ни на йоту не подчинился другому. Кажется, что каждый из
нас существовал сам по себе.
- И вот что непонятно: что же вас
всё-таки связывало? Что такое это было?